…Я плакал…

Писульку Серебряковой что ли?

– А, ты уже прочитал… Да… Хотел с тобой обсудить завтра.

– Было бы что обсуждать, чушь собачья, – категорично заявил Михайличенко.

– Так-то оно так. Но ты же понимаешь, что такие вещи недопустимы в нашем профессиональном сообществе. После прочтения таких опусов, что о нас люди думать будут. Было бы это на нашем закрытом сайте, худо-бедно мы бы сами разобрались, а это все в открытом доступе.

Задумчивое м-да… повисло в воздухе. – Что будем делать?

– Я вот что думаю, – произнес Либерман. Давай завтра собирай на 14.00 кафедру, а я своих ординаторов подтяну еще. Будет о чем поговорить. Да, и пусть прочитают статейку, чтобы быть в курсе дела.

– Ладно. Сделаю. Тогда завтра в четырнадцать.

– До встречи. Привет супруге, – закончил беседу Михаил Львович.

Третье ноября. Четверг.

В кабинете профессора было шумно и душновато. Собрались все: и кафедральные и врачи-ординаторы, сотрудники психотерапевтического отделения. Всего девять человек. Места всем не хватило, поэтому пришлось принести еще две стула из отделения. Профессор уже как на десять минут задерживался у главного врача, однако особого волнения у собравшихся это не вызывало. Обсуждение статьи шло полным ходом.

Полнейшая чушь – горячилась ассистент Александровская, миловидная, несколько полноватая блондинка лет тридцати, самая молодая из преподавателей кафедры.

Как можно так унижать человека. Даже если он не нравится, – возмущалось она

Анастасия Сергеевна, – успокаивал коллегу Михайличенко. – Не надо принимать все так близко к сердцу. Тем более что мы как раз и собрались по этому поводу.

– А если бы с вашим родственником такую психотерапию проводили, – в запале продолжала Александровская.

– Анастасия, давай без перехода на личности, – достаточно жестко оборвал ее доктор Воробьев, старший ординатор отделения психотерапии. Воцарилось неловкое молчание. Правда длилось оно не долго.

– Извините Николай Васильевич, – посмотрев в сторону доцента, тихим голосом проговорила Александровская. – Я не хотела. Как-то само вырвалось. Надо же такие мерзости выкладывает в интернет, да еще гордится этим.

– Ничего Настя, бывает. Чего в запале не наговоришь, – улыбаясь, произнес Михайличенко. – А кто-нибудь знает, кто такая Серебрянская.

– Позиционирует себя как экстремальный психолог, – ответила Анастасия, – правда я не знаю, что это за зверь такой.

– Психологи вообще интересные ребята – включился в разговор Горбаченков. Эдуард Германович был под два метра ростом, рыжеволосый, с приятной улыбкой, слыл на кафедре безбожным спорщиком и провокатором в хорошем смысле этого слова. Он иногда ставил такие вопросы, на которые трудно было ответить умудренным в психотерапии коллегам, – Они придумывают свои методы, как из пальца высасывают. И что интересно – у некоторых что-то получается. А, спрашивается, – если работает, то почему бы не использовать. Опять же эта психологиня, как ее Серебрянская, пишет, что в конечном итоге все закончилось хорошо.

– И ты в это веришь, – раздражённо произнесла ординатор Голубцова: «Слышал бы тебя Михаил Львович. Мало бы не показалось. Такие вещи в отделении у нас вообще не допустимы. А если больной накатает жалобу? Нас врачей сразу бы лицензии лишили за такую самодеятельность и вообще навсегда запретили подходить к пациентам. А здесь, этой – якобы экстремальщице от психологии – как с гуся вода. Да еще с пафосом таким!!!»

У Натальи Степановны пунцовым цветом горели щеки и от волнения дрожали руки.

– Да, – поддержал коллегу Воробьёв Петр Александрович. – Нельзя вот так безответственно подходить к своей работе. Помните, что говорил Михаил Львович о психологической безопасности личности.

Действительно, профессор Либерман уделял большое значение проблеме снижения риска и осложнений в психотерапии. В своих научных статьях и выступлениях на конференциях разного уровня он постоянно обращал на этот аспект психотерапевтической работы внимание. «Психологическое воздействие является достаточно мощным средством, и некомпетентный специалист может серьезно навредить тому, на кого направлено это воздействие» – говорил он.

Михаил Львович считал, что психологическая безопасность личности есть состояние защищенности личности от воздействий, способных против их воли и желания изменять психические состояния и психологические характеристики человека, модифицировать его поведение и ограничивать свободу выбора. Доверяясь недобросовестным специалистам, клиент или пациент ослабляет свои психологические защиты и становится уязвимым для деструктивного воздействия.

Все собравшиеся на заседании врачи это прекрасно знали и поэтому следующее высказывание Михайловского никого не удивило:

– Коллеги. Давайте примем за аксиому, что психотерапия – это всегда лечение, а значит должны быть показания и противопоказания. Более того, как у любого лечения и у психотерапии есть побочные действия и осложнения. И еще о проблемах РИСКА при психотерапевтическом лечении. Вообще кто-нибудь из обывателей слышал, что это такое? Даже многие врачи об этом не знают. А об осложнениях и говорить нечего. В психотерапии со времен Фрейда, говорить об осложнениях – это моветон (дурной тон). В лучшем случае стыдливо говорится о нежелательных явлениях.

Надеюсь, все помнят на прошлой неделе, на конференции был разбор, – продолжал доцент Михайличенко.

Нет, – последовал ответ некоторых сотрудников кафедры, у которых не всегда получалось посещать врачебные конференции в клинике, хотя профессор этого требовал. Но лекции, зачеты и семинары, иногда совпадающие по времени с проведением врачебных конференций, вносили свои коррективы.

Хорошо. Кто не был на конференции – расскажу, кто был – тому напомню.

Больная К., сорок пять лет. Находилась в нашем отделении на терапии по поводу сильных панических атак, которые сопровождались нарушениями сердечного ритма. За время лечения был проведен полный курс психотерапии, подобрали медикаментозное лечение. Выписана в хорошем состоянии. В течение трех месяцев принимала труксал и золофт. Затем пациентке захотелось закрепить результат. Обратилась к психологу, который убедил ее отказаться от препаратов, так как они «сушат мозги», а врачи подсаживают на психотропы, потому что по-другому вылечить не могут. Видите, как коллеги, – с возмущением говорил Николай Васильевич. – Врачи не могут, а они психологи, могут. Взмахнул рукой, и нет панических атак. Волшебники, да и только. Дальше – больше. Наша пациентка поверила во всю эту чушь и прекратила прием препаратов. Через неделю у нее возникла сильнейшая паническая атака с нарушением сердечного ритма по типу фибрилляции желудочков. Каков результат? Госпитализирована в отделение неотложной кардиологии. Вот так вот, – закончил свое выступление Михайличенко, печально разведя руками.

– И это не единичный случай, – взял слово доктор Воробьёв, один из опытнейших сотрудников отделения психотерапии. – Все больше становится пациентов, негативно относящихся к приему психотропных препаратов и, в частности, антидепрессантов. Информационная интервенция психологического лобби создает у населения мнение, что антидепрессанты опасны своими осложнениями, вызывают зависимость и вообще они не эффективны, поскольку не лечат причину, а устраняют симптомы. По утверждению психологов антидепрессанты – это не панацея от депрессии, ибо они не способны наполнить внутренний мир светом. На время помогая психике, антидепрессанты не способствуют укреплению организма, одно лечат, другое калечат. И тому подобное…

Вы знаете, коллеги, – обратился доцент Михайличенко к собравшимся. – Негласно, среди практикующих психологов и психотерапевтов существует определенная позиция, базирующаяся на исследованиях американских и европейских ученых. Правда, эти исследования старые, где-то середины двадцатого века. Старые, но на удивление живучие. Их суть заключается в том, что основные психотерапевтические методы не имеют противопоказаний, безопасны и приносят безусловную пользу. И их вывод, звучащий как рекламный слоган: «Победили все, и все должны быть награждены», стал крылатым.