Вверх по реке

— Война, капитан, ранит по-разному, — сказал я в ответ, хотя, вроде бы, и невпопад. — Кто-то остаётся без рук или ног, другие теряют разум.

— Я не понимаю, как это могло случиться, — покачал головой Оцелотти. — Он всегда был лучшим, всегда шёл первым, всегда был примером для полка. Мог запросто прийти на утреннюю гимнастику и пройти её со всеми, да так что парни вдвое моложе завидовали. А что теперь… Полковник почти четверть часа рассуждал об офицерской чести и что все вопросы надо решать поединком на саблях. Только после сообщил о вашей дуэли и потребовал найти сабли. Он уже решил, что вы будете драться ими, а не стреляться. Я напомнил, что выбор оружия за вами, раз уж он вас вызвал, и полковник отправил меня к вашему секунданту за кондициями дуэли.

— Я в этом деле не силён, — развёл руками Кукарача, — у нас всё больше стреляются. Заходят двое с двух сторон в пустой трактир, например, и выходит оттуда только один. А все эти кондиции и прочее у нас не в чести. Я и кодекс уже забыть успел.

— Передайте полковнику, что раз он выбрал за меня оружие, то за мной выбор места и времени, — ответил я. — Мы сразимся на радиостанции перед тем, как он передаст всем своё сообщение.

— О чём вы? — неподдельно удивился Оцелотти, и я понял — вот мой шанс! Упустить его будет преступлением.

— О сообщении, которым полковник Конрад хочет перевернуть все колонии, — произнёс я. — А вы разве не в курсе? Он готовит операцию по захвату радиостанции Безымянного легиона, чтобы передать оттуда новость о войне.

— Войне? — глянул на меня Оцелотти, и к нему присоединились Кукарача со своими рагнийцами.

Сейчас был самый тонкий момент, я ступил на очень тонкий лёд. Один неверный шаг — и окажусь на том свете намного раньше, чем сумею хоть что-то сделать с Конрадом.

— Войне в Аурелии, — кивнул я. — Той самой, о которой, ты, Кукарача, догадывался по моим действиям. — В столовой кроме нас никого не было, однако я всё равно стал говорить немного тише. — Аурелия охвачена тотальной войной — в неё уже втянуты Священный Альянс и Континентальная Коалиции, недавно влезло и Альбийское Содружество. Мы перепахали родину траншеями и удобряем её сталью и кровью.

Последние слова, конечно, были не моими — я их где-то прочёл, даже не помню, где именно. Но сейчас они пришлись как нельзя кстати.

Рагнийцы восприняли новость относительно спокойно — для них Аурелия не была родиной, а на помощь великих держав в борьбе с колониальным режимом они давно не надеялись. Оцелотти же спал с лица. Он сидел, уставившись в столешницу, как будто царапины все пересчитать хотел.

— Я должен поговорить с полковником, — поднялся он на ноги после минут пяти молчания, но я удержал его.

— Сядьте, — сказал я. — Вы сейчас на взводе и вам не стоит идти к полковнику. Это может закончится плачевно, и о результате вы будете жалеть.

Оцелотти послушал меня и сел обратно.

— Теперь полковник хочет транслировать всем колониям эту новость, — сказал я. — Отомстить неизвестно кому за то, что его не вернули на фронт.

— А о войне он от вас узнал? — глянул мне в глаза Оцелотти.

— Конечно, нет, — отмахнулся я. — О ней известно многим большим чинам в Колониальном комиссариате и армии. Но от большей части населения её пока скрывают.

После моих слов в Оцелотти словно что-то оборвалось. Я разрушил его последнюю надежду на то, что полковник Конрад лучше, нежели тот есть на самом деле.

— Выходит, он всё знал и не говорил нам — своему полку. Клялся, что у него не будет секретов от его офицеров, но нарушил клятву. Какие тогда ещё он мог преступить, а?

Оцелотти явно говорил сам с собой, не понимая, наверное, что слова произносит вслух. Мы с Кукарачей и остальными рагнийцами сделали вид, что ничего не слышали.

— И как вы хотите поступить с полковником? — немного придя в себя, спросил у меня Оцелотти.

— Я уже говорил, что есть те, кто оставил на поле боя разум, душу, если угодно, — пространно ответил я. — Для них есть свои дома инвалидов — и число их растёт с каждым годом войны.

— А как же обвинения, которые вы ему бросили? Как быть с дезертирством полка? С мятежом и нападением на суда Альянса? Что будет с полком?

— Вы выполняли приказ невменяемого человека и не несёте за его действия ответственности, — заявил я весьма решительным тоном, однако в собственных словах не был уверен до конца. — Ваш полк уникален, и ему найдётся, чем заняться на фронте, будьте уверены.

Оцелотти помолчал ещё пару минут, машинально взял из полупустой миски ещё кусок лепёшки, сгрыз так, не макая в острый соус.

— И что вы планируете предпринять?

— Вернуть Конрада и весь ваш полк в Аурелию, конечно, — не слишком весело усмехнулся я. — И как прикрытие операция по захвату радиостанции подойдёт идеально.

— Я расскажу остальным офицерам о войне, — сказал Оцелотти, — только так смогу гарантировать их лояльность.

— Я дал вам эту информацию, капитан, — пожал плечами я, надеясь, что не слишком переиграл с показным равнодушием, — и теперь уже вам решать, что с ней делать.

Подготовка в операции не заняла много времени — полк Конрада вообще был удивительно мобилен. Прошло не больше двух суток с нашего прибытия, прежде чем дирижабль поднялся в воздух, взяв на курс на радиовышку Безымянного легиона. Но нас на его борту не было. Мы отправились на разведку днём раньше на том же пакетботе, на котором приплыли в затерянный город. Кажется, и десантников Оцелотти выбрал тех же, что спасли нас на развалинах старой фактории.

Конрад даже не поинтересовался, отчего я захотел присоединиться к разведчикам. Он нашёл для себя решение моего вопроса, и как будто, вовсе выкинул меня из головы.

Перед отправлением мне пришлось выдержать не самый приятный разговор с Кукарачей. Полковник насел на меня, как только Оцелотти ушёл из столовой. Мы по-прежнему говорили вполголоса, что, как мне показалось, только распаляло Кукарачу.

— Ты не просто молчал, ты лгал мне, — наседал он. — Я не терплю врунов в отряде. В Рагне мы таких, как ты, в расход пускали. А знаешь почему? Потому что все в отряде должны верить друг другу — без этого отряд не выживет.

— Мы не на гражданской войне, — покачал головой я. — И наш отряд не партизаны. Отправляясь сюда из Аурелии, я подписал уйму бумаг о неразглашении и за нарушение там всюду грозит только одно.

— А почему решил сейчас раскрыть карты? — прищурился Кукарача. — Этот Оцелотти — пижон дешёвый, а ты на него взвалил такую ответственность.

— Может, он и пижон, но точно не дешёвка.

— Если за нами придут громилы Конрада, — хохотнул со своего места Чунчо, о ком мы успели позабыть, — значит, ты оказался не прав.

Муньос кинул в плошку с острым соусом сразу несколько кусков лепёшки и ел из один за другим, выуживая пальцами.

Однако никто за нами не пришёл, и на следующее утро наш пакетбот отчалил, взяв курс на радиовышку.

IX

Стоит сказать: легионеры умеют прятать свои лагеря и важные объекты. Как Конраду удалось узнать о радиовышке, я не знаю. Её даже с воздуха заметить практически невозможно. Тут либо сыграла роль банальная удача: кто-то оказался очень наблюдательным в нужный момент. Либо информацию о вышке получили другим способом: выбили из пленных или купили в обмен на товары, захваченные с торговых дирижаблей Альянса. Охраняли вышку по первому разряду.

Мы с Оцелотти покинули пакетбот, скрывающийся в тени нависающих над самой водой ветвей, и забрались в дебри. Несколько раз нам пришлось обойти по периметру территорию, занимаемую лагерем Безымянного легиона, в центре которого торчала рядом с самыми высокими деревьями радиовышка. Кроме нескольких десятков легионеров — в основном местных чернокожих, орков и разного рода метисов, среди них попадались и уроженцы Аурелии, но все в чине от лейтенанта и выше — постоянно патрулирующих территорию, мы разглядели прилично секретов, откуда торчали стволы пулемётов «Шатье» и вполне открытых огневых точек, где округе грозили стволы более серьёзного калибра, прикрытые бронещитами. Солдаты и офицеры были вооружены либо астрийскими «ригелями», либо самозарядными карабинами. Опоясывало территорию лагеря минное поле, правда, буйная растительность сыграла с легионерами злую шутку — мины легко обнаруживались по пятнам засохшей травы и мёртвому кустарнику. Зенитные пулемёты торчали ближе к радиовышке и на ней самой, вместе с камуфляжем это делало её похожей на странную ель, которой точно нет места во влажных лесах Зелёного пояса Афры.