Госпожа Чудо-Юдо

Оценив горку выпечки, одуряюще пахнущей заварным кремом, и воздушные пирожные с кусочками неизвестных белых фруктов, я почувствовала, как просыпается слипшийся желудок. После вчерашнего голодания, конечно, не стоило налегать на сладости… Но у меня под боком находилась потенциальная союзница для борьбы с искушением.

— Муирне, хочешь есть?

— Да, госпожа. Сегодня меня ещё не кормили…

Рабыня стояла на пороге ванной, щурясь на дневной свет, как подслеповатый ночной зверёк. Озабоченно глянув на ее слезящиеся глаза, я подошла к окну и задернула тяжелые сине-зеленые портьеры.

У входа в хозяйские покои мне почудилось движение — словно пушистый синий коврик перед дверью шевельнулся и снова замер. Приглядевшись, я поняла, что в комнате присутствует и третье лицо.

Личный раб, обещанный управляющим. Полуголый.

А я-то думала, что он принес поесть и сразу же ушёл. Но нет, вжимается лбом в коврик и сверкает красивой обнаженной спиной с хорошо развитыми мышцами. Без единого шрама, кстати.

— Э… — глубокомысленно проблеяла я и решила для начала поздороваться со спиной. — Привет. Я Гайя. Как тебя зовут?

— Любен, госпожа Гайя.

— Ты специально тут ждал или тебе просто этот дверной коврик сильно понравился?

— Простите, госпожа Гайя! — мгновенно откликнулся раб, лаская слух бархатным голосом с умеренной дозой подобострастия. — Я ждал… потому что провинился и желаю вашего наказания.

Он осторожно приподнял голову, показывая чисто выбритое симпатичное лицо с прямым носом, умными карими глазами и пухлыми губами. О таких обычно говорят: сами напрашиваются на поцелуй.

— Да неужели? Только увидел меня и сразу провинился? — усмехнулась я и поморщилась, услышав в собственном голосе тонкую нотку кокетства.

Вот что с девушками смазливая мужская физиономия делает!

— Я пришел в неподобающем виде, госпожа Гайя. Забыл надеть свою рабочую форму, — заметив мой дружелюбный интерес, Любен позволил себе показать намек на улыбку уголками соблазнительного рта и выдохнул: — Мое тело готово принять от вас любое наказание…

Последнюю фразу он произнес, сопровождая такой порочной интонацией, что волей-неволей в голову лезла популярная эротическая картинка наказания: вот он лежит со связанными руками задом вверх, а я его увлечённо шлепаю за плохое поведение…

М-да. Умный юноша. И внимание привлек, и тело продемонстрировал… возможно, даже без рабочей форменной одежды заявился специально, а не случайно. Ведь первое впечатление зачастую — самое судьбоносное.

Очень хотелось высвободить на минутку эмпатию, чтобы изучить ауру этого хитреца, но возвращения жуткой головной боли не хотелось ещё больше.

— Ничего страшного, — демонстративно отмахнулась я и, отвернувшись, бросила через плечо: — Можешь идти. Если понадобишься, позову.

Неторопливо дошла до стола, чинно уселась на удобный стул с высокой спинкой и только затем услышала, как тихо закрылась за Любеном дверь. Ну точно парень не с одной извилиной в мозгу! Преодолевал пару шагов до выхода столько времени… Давал хозяйке время передумать.

Посоветуюсь с Таллой Ней насчёт практических занятий по эмпатии и первым, на ком буду тренировать новые способности, будет этот хитроумный Любен…

Хотя и без того дел уже по горло.

К примеру, сейчас надо поскорее проверить, в каком состоянии бедолага Шед… но и моему организму перед этим жизненно необходимо подкрепиться. И так уже натерпелся вчера. А ведь мне, возможно, с Шедом придется повозиться, обрабатывая раны, не до еды будет.

— Садись за стол, Муирне, — позвала я, но рабыня замешкалась, таращась на закрывшуюся дверь.

С ней творилось что-то неладное. Прежде бледное личико полыхало густым румянцем, дыхание участилось, а тусклые глаза засветились тайной внутренней жизнью. Ого! Да она явно неравнодушна к ретировавшемуся симпатяге Любену.

Сделав вид, что ничего не замечаю, я снова окликнула ее. Муирне вздрогнула и сделала несколько шажков к столу, сжимая дрожащими руками скудную ткань, прикрывающую тело.

К слову говоря, мы с ней выглядели сестрами по фанатизму, посвященному нынешней моде на минимализм в одежде. Она в платье-тряпке, а я в платье-полотенце.

— Сесть рядом с вами, госпожа? — неверяще переспросила Муирне, стараясь не слишком коситься на пирожные.

— Садись, не робей. Если ты не голодала в последнее время, то можешь есть любую еду с этого стола. Чем тебя обычно кормили?

— Сырой рыбой, госпожа.

Глядя, как я благодушно наливаю в чашку напиток из местных трав с незнакомым терпко-острым ароматом, рабыня наконец поверила, что над ней не издеваются. И медленно присела на самый краешек соседнего стула, настороженная, как сурикат, и готовая в любую секунду сорваться с места. Или рухнуть на пол с извинениями за то, что неправильно поняла госпожу, решившую пошутить.

Как тут не воздеть мысленно руки со словами: «О времена, о нравы»? Ведь запугали девочку так, что она и поесть спокойно не может.

— А почему тебя кормили сырой рыбой? — рассеянно спросила я, высматривая на столе ёмкость, куда можно было бы налить для Муирне травяной чай.

Все столовые приборы были рассчитаны на одну персону, однако лишний раз звать кого-то ради простой чашки не хотелось. Тем более, что сахарница вполне могла заменить ее, если пересыпать лишнее содержимое на чайное блюдце.

Некоторое время Муирне наблюдала за моими манипуляциями с таким благоговением, словно перед ней разворачивалось мистическое таинство, а не легкомысленное попрание правил поведения за столом. Потом, осознав, что ей задали вопрос, ответила:

— Сырой рыбой..? Это наше обычное питание, госпожа. Еда всех Плывчи.

Я разочарованно протянула:

— То есть пирожные и выпечка вам не подходят?

— Не знаю, госпожа. Никогда не пробовала.

— Тогда, если хочешь попробовать, давай смелей.

Муирне осторожно сняла с горки воздушных пирожных самое верхнее, обнюхала, лизнула… и мгновенно его сожрала, обнажив заостренные зубы. Потом кинула на меня быстрый виноватый взгляд из-под длинных зеленовато-серых, в тон волосам, ресниц.

Я махнула рукой:

— Ладно! Вижу, что нравится. Наслаждайся… — и сама с аппетитом принялась за пирожки.

Трёх увесистых штук хватило, чтобы в достаточной степени удовлетворить голод для дальнейших хозяйских подвигов. Муирне за это время успела уничтожить ещё пять пирожных и теперь с полузакрытыми глазами дегустировала шестое. Заметив, что я встаю из-за стола, она встрепенулась.

— Нет-нет, ешь спокойно. И оставайся пока тут. Можешь поспать, если хочешь, или помыться и всё такое… а мне надо идти. Шеда вашего подлечить.

— Вы отменили его наказание, госпожа? — заметно обрадовалась девушка. Засиявшая худенькая физиономия была перемазана взбитыми сливками до самых щек, придавая ей комичный вид клоуна.

— Да, — коротко ответила я и тут же поинтересовалась: — Что ты о нем думаешь?

— Шед хороший, — охотно поведала Муирне. — Пользовался мной всего один раз в самом начале, как я появилась, и то не по-настоящему. А потом сказал, что мне и так тяжело, поэтому он больше не придет… и смешно так объяснил, что лучше будет по старинке дружить с правой рукой.

Я фыркнула от веселья.

— Разумный парень. А не по-настоящему пользовался тобой — это как?

— Смотрел на меня голую очень близко, трогал мое тело и дружил со своей рукой, — простодушно ответила Муирне. — Такой добрый. Прямо как вы, госпожа.

Я невольно поперхнулась.

— Добрый, как… нет, ну что ты, куда мне до Шеда. Он, понимаешь, умеет с конечностями своими дружить, а мне ещё учиться да учиться. Ладно, Муирне, мне пора.

Мои чемоданы стояли в спальне неразобранными. Даже если попытки и предпринимались кем-то из домашних рабов, они в любом случае были безуспешными. Замок реагировал только на мой голос.

Любимый зеленый комбинезон остался лежать на полу перед душевой в ожидании стирки, поэтому пришлось извлечь другой, менее приятной зелёной расцветки. Вообще комбинезонов у меня было множество — пять единиц различных оттенков зелёного, один черный, один коричневый и один серый. Было у меня и несколько платьев, но в повседневной жизни я их редко надевала.