Страница 94 из 99
В тот же вечер наших путешественников посетил Арнальд и рассказал о том, что с ним приключилось после того, как война в его стране кончилась и он отправился на поиски Ауристелы. Рассказал он о своем посещении Отшельничьего острова, где вместо Рутилио он уже нашел другого отшельника, который ему сообщил, что Рутилио в Риме; еще Арнальду случилось побывать на острове рыбаков: рыбачки, которые при них тогда вышли замуж, по-прежнему свободны, здоровы и довольны жизнью, а равно и те рыбаки, которые все еще вспоминают, как они вместе с Периандром ходили в море; по слухам, Поликарпа умерла, а Синфороса предпочла остаться в девушках; остров варваров снова заселился, и жители его все так же нерушимо верят, что ложное пророчество сбудется; Маврикий, его дочь Трансила и его зять Ладислав переехали в Англию, где им живется спокойнее; Леопольд, король данейцев, после войны женился, дабы иметь наследника, и простил тех двух изменников, которых он держал в оковах вплоть до того дня, когда его обнаружили Периандр и рыбаки, проявившие к нему особую отзывчивость и участие, за что тот изъявил им крайнюю свою признательность. По ходу рассказа Арнальд упоминал имена родителей Периандра и Ауристелы, и при звуках этих имен у них каждый раз начинало сильно биться сердце, и они невольно задумывались о своем величии и о своем злосчастье. Еще Арнальд сообщил, что у португальцев, преимущественно у лисабонцев, в большой цене портреты Ауристелы; во Франции по той дороге, по которой проходили Констанса и француженки, до сих пор только и разговору, что об их красоте; Крорьяно стяжал себе славу великодушного и благоразумного юноши за то, что он женился на несравненной Руперте; в Лукке до сих пор на всех перекрестках толкуют о сообразительности Изабеллы Каструччо и о страстной любви к ней Андреа Марулло, который ради своей любви прикинулся бесом, за что небо уготовало ему жизнь райскую; то, что Периандр упал с башни и остался жив, почитается всеми за чудо; еще Арнальд сообщил, что по дороге встретился ему юный странствующий сочинитель, который не пожелал ехать с ним вместе, а предпочел двигаться медленнее, ибо он сочинял комедию о приключениях Периандра и Ауристелы, приключения же эти он хорошо запомнил благодаря полотну, которое довелось ему видеть в Португалии; Арнальд прибавил, что юноша этот твердо намерен, буде Ауристела изъявит согласие, на ней жениться. Ауристела сказала, что она польщена и что она даст сочинителю денег на платье, если он предстанет перед нею в рваном, ибо добрые намерения сочинителя заслуживают-де щедрой награды. Еще Арнальд сообщил, что он побывал в доме у Констансы и Антоньо, что их отец с матерые и дедушка с бабушкой в добром здравии и что они только очень беспокоятся, не имея вестей об Антоньо и Констансе, и хотели бы, чтобы Констанса по возвращении вышла замуж за своего деверя, графа, который собирается сделать тот же разумный выбор, что и покойный его брат, — то ли дабы не упускать двадцать тысяч дукатов, то ли потому что его пленили достоинства Констансы, что, пожалуй, вернее, каковое обстоятельство всех обрадовало, особливо Периандра и Ауристелу, которые любили Антоньо и Констансу как родных брата и сестру.
Рассказ Арнальда, толковавшего об открывающейся перед Констансой возможности выйти замуж за графа, о двадцати тысячах дукатов и прочем тому подобном, невольно наводил на мысль о людях высокопоставленных и именитых, и тут у слушателей с особою силою вспыхнуло подозрение, что Ауристела и Периандр — особы высокие. Арнальд рассказал и о своей встрече во Франции с французским дворянином Ренатом, несправедливо побежденным в бою, впоследствии обеленным и восторжествовавшим благодаря тому, что в недруге его заговорила совесть.
Словом, из множества приключений, о коих шла речь на протяжении занимательной нашей истории и к коим Арнальд имел прямое касательство, он обошел молчанием всего несколько, не пожелав, однако же, умолчать о портрете Ауристелы, который держал у себя Периандр против желания герцога, да и против желания самого Арнальда, хотя он и дал слово, что, дабы не обижать Периандра, он ничем не выдаст своей досады.
— Если бы портрет принадлежал вам, сеньор Арнальд, я бы его вам вернул, и вам больше не на что было бы досадовать, — заговорил Периандр. — Но портрет попал в руки герцога благодаря счастливой случайности, а также благодаря его собственной расторопности, вы же отняли у него портрет силой, — на что же вы теперь жалуетесь? Влюбленным не следует прилагать ко всему мерку своих желаний, — желания их далеко не всегда долженствуют быть удовлетворены, ибо иногда надлежит прислушаться к голосу разума, а разум велит иногда поступить совсем иначе. И вот я поступлю так, что вы, сеньор Арнальд, останетесь недовольны моим решением, зато герцог будет по крайней мере удовлетворен, а именно — портрет останется у сестры моей Ауристелы: ведь это же ее портрет, а не чей-либо еще.
Решение Периандра удовлетворило, однако ж, Арнальда и, уж конечно, удовлетворило самое Ауристелу.
На этом кончилась их беседа, а на другой день, прямо с утра, жена Завулона Джулия пустила в ход против Ауристелы козни, колдовство, яд и волшебные чары.
Глава девятая
Болезнь не дерзала встретиться с красотою Ауристелы лицом к лицу — ее безобразие страшилось пригожества Ауристелы, а потому она прибегла к обходному движению: на рассвете Ауристела почувствовала, что по спине у нее бегают мурашки, и этот озноб не позволил ей встать с постели. Вслед за тем у нее пропал аппетит, в глазах потух блеск, вся она сразу так ослабела, как слабеют обыкновенно недугующие только с течением времени, и это ее состояние больно отозвалось в душе Констансы и в душе Периандра: оба они встревожились не на шутку и, как все люди, которым редко везет в жизни, начали воображать себе всякие ужасы. Не прошло и двух часов, как Ауристела почувствовала недомогание, и вот уже алые розы ее ланит поблекли, пунцовые губы посинели, жемчуг зубов почернел; казалось, даже волосы — и те изменили свой цвет; руки повисли, как плети; что-то новое появилось у нее в чертах лица и в самом его выражении. И все же она представлялась Периандру такою же красавицей, ибо он видел пред собой не ту Ауристелу, которая лежала в постели, а ту, чей образ напечатлелся у него в душе. Слова, какие она произносила, чуть касались его слуха — достигли они его слуха вполне лишь много позднее; говорила она тихо, невнятно, коснеющим языком.
Болезнь Ауристелы так напугала француженок, что они сами чуть не заболели. Послали за самыми лучшими врачами, во всяком случае — за врачами с именем: дело ведь не в искусстве лекаря, а в том, какая о нем идет слава, — бывают лекари удачливые и незадачливые, так же как бывают счастливые и несчастливые солдаты; счастливый случай и счастливая судьба (а это одно и то же) могут явиться к обездоленному и в рубище и в одежде златотканной. Но к Ауристеле счастливый случай не являлся ни в лохмотьях, ни в бархате, и это приводило Антоньо и Констансу в отчаяние, хотя они и держали себя в руках. Зато полную им противоположность являл собою герцог: любовь к Ауристеле пробудила в его душе ее красота, а как наружная ее красота блекла, то и любовь его к ней угасала, ибо чувство должно пустить в душе глубокие корни для того, чтобы не претерпеть изменений вплоть до самого того мгновения, когда любимое существо опустят в землю. Нет ничего безобразнее смерти, приближается к ней одна лишь болезнь, а любовь к безобразному — это уже нечто противоестественное, нечто из ряду вон выходящее.
Одним словом, Ауристела час от часу таяла, так что близкие уже не надеялись на ее выздоровление. В сих обстоятельствах один лишь Периандр оставался в одиночестве: он один не терял присутствия духа, он один по-прежнему был в нее влюблен, он один бесстрашно противостал враждебному року и самой смерти, которая вслед за Ауристелой неминуемо сразила бы и его.
Две недели ждал герцог Намюрский улучшения в состоянии Ауристелы, каждый день расспрашивал врачей, но ни один врач не мог ему сказать ничего определенного, ибо никто не знал причины ее недуга. Наконец герцог, к тому же еще заметив, что француженки перестали обращать на него внимание, видя, что место ангела света, до сих пор охранявшего Ауристелу, заступил ангел тьмы, заранее придумал такие уловки, которые хотя бы отчасти его извиняли, и, явившись к больной Ауристеле, в присутствии Периандра ей объявил: