Воровка для двоих

Дирк усмехается, играя со мной. И я знаю, что всё это он говорит, чтобы потянуть время, но всё равно эти слова задевают. Вернее тон — напускное сочувствие. Или жалость. Мне не нужна его жалость — ни в лице Нэнси, ни в лице Воровки.

Его рука дёргается к рации, и мне приходится вдавить дуло в его спину со всей силы, давая понять, что я оставлю его инвалидом, если он рыпнется. И хорошо, что он не знает: я скорее удавлюсь, чем раню его. Дирк может вести себя со мной как последний мерзавец, но я всё равно никогда не смогу причинить ему физической боли.

Хватаю рацию и бросаю в стену, чтобы вывести из строя и чтобы он потратил время на поиски.

— Сучка!

Мой трюк сработал. На секунду отвлекшись на рацию, он даёт мне возможность отскочить от него в сторону, и я бегу в темноту. Теперь точно знаю, что выберусь. Я добилась желаемого — разозлила его. Дирк вспылил, и какое-то время не будет мыслить холодно и последовательно, просчитывая каждый свой шаг. Теперь балом правит бессмысленная и беспощадная злость, из-за которой он будет метаться по этому зданию, не понимая, что играет по моим правилам.

Его шаги растворяются позади. Я же тихо смеюсь, пряча за пояс и свой пистолет. Оружие Дирка пока тоже приберегу, выкину его, как окажусь в безопасности.

Раньше я не брала с собой оружие, но и мои вылазки до появления Дирка и Аарона были намного проще и спокойнее. Однако, как ни странно, осознание, что я могу нанести кому-то вред только пугает. Пожалуй, больше не стоит повторять этот опыт.

Получив небольшую передышку, даю себе время на то, чтобы успокоить дыхание и прийти в себя. И первая мысль, которая приходит в голову — как Профессор мог ошибиться с сигнализацией?

Воспоминания о том дне дают мне новый повод для размышлений. Может, Профессор собирался слить меня уже тогда, на последнем деле? Легко и просто, лишив возможности выскользнуть из-под носа у охраны и полиции. И чем больше об этом думаю, тем сильнее утверждаюсь в том, что Профессор хладнокровно подставил меня под арест.

Похоже наша общая игра подошла к концу. Но пока мне нужно сохранять спокойствие, чтобы выйти из неё, если не свободной, то хотя бы живой.

Глава 33

Раньше

Нэнси сползает на пол, не понимая, как ей прийти в себя после того, как она, наконец, вспомнила всё случившееся в мельчайших подробностях. Словно в кольце была спрятана особая сила, перед которой она оказалась бессильна. И её неосознанная попытка забыть, чтобы сохранить остатки разума, провалилась.

Острая боль, что разорвала её душу на части, когда Нэнси поняла, что потеряла детей, возвращается с новой силой. И вместе с нею Нэнси мысленно вновь оказывается в тех страшных днях.

— Умереть…

Нэнси не отдаёт себе отчёта в том, что повторяет это раз за разом. Жить дальше она больше не может. Беременность подарила шанс на новую жизнь. Ради детей она была готова на всё и знала, что справится с любыми сложностями. И чем больше округлялся её живот, тем сильнее она себя чувствовала. И даже позволяла себе помечтать, как однажды вернётся в родной город. Как познакомит детей с их дедушкой, а потом и с отцом…

Ничего это не будет. Её жизнь никогда не станет прежней. Она не увидит малышей, не услышит их крики, не возьмёт на руки и не приложит к груди.

Глаза у неё сухие. Плакать она не может, да и не хочет. Солёная вода не вернёт близнецов. Зато она может пойти к ним. Нэнси верит, там они обязательно встретятся вновь.

Скинув с себя тонкую простынь, она с трудом сдерживает стон. Под светлой тканью больничной сорочки больше нет выпирающего живота. Она больше не сосуд для жизни, теперь внутри неё только пустота. Ей не удаётся сдержать слёзы. Чем она заслужила подобное?

Нэнси вынимает из руки иголку от капельницы. Пытаясь встать с кровати, по привычке придерживает низ живота, но от собственного прикосновения её передёргивает. Тело кажется и ощущается чужим. В сгибе локтя выделяются капли крови, и, глядя на них, Нэнси впадает в ступор, пытаясь в деталях вспомнить то, что с нею произошло. Изнутри поднимается волна ужаса, как будто тот, кто лишил её детей, снова рядом. Но сколько бы она не силилась в попытке воспроизвести случившееся, перед ней лишь темная стена. Отдельные вспышки не складываются в единую картинку.

Чем она провинилась перед этим незнакомцем, что он совершил подобное?

Нэнси оставляет вопрос без ответа. К чему он ей теперь? Она делает шаг вперёд, прекрасно осознавая, к чему идёт.

На втором шаге силы её покидают. От слабости и боли подгибаются колени, и с громким стоном Нэнси падает на пол. Снова подняться сил у неё не хватит. Всё, что ей остаётся — прикрыть глаза, ощущая как холод постепенно охватывает тело.

— Мисс?.. Как же вы так? — Нэнси открывает глаза, не сразу понимая, что вокруг неё суетится пожилая медсестра. — Надо было нажать кнопку, зачем же вы вставали…

— Пожалуйста… Я не хочу… — Слова еле слышным шелестом слетают с губ. О чем она просит эту пожилую медсестру, Нэнси и сама, наверное, до конца не осознаёт, лишь повторяя: — Пожалуйста.

— Тише, милая, тише. — Медсестра помогает ей встать на ноги. А потом неожиданно спрашивает: — Хочешь я тебе их покажу?

Нэнси вскидывает на неё взгляд. Лицо сводит судорогой, больше не получается произнести ни слова. Она лишь слабо кивает. Иллюзий нет. Нэнси знает, что не увидит детей живыми. Но будет жалеть, если сейчас откажется.

— Подожди минуту, — медсестра помогает устроиться на кровати, — я привезу кресло.

И Нэнси покорно ждёт, отупело разглядывая белую стену напротив. Потом также покорно позволяет медсестре пересадить себя в кресло, слушая, как та приговаривает:

— Доктор придёт через пару часов. У него сейчас срочная операция. Полицейских к тебе пока тоже запретили пускать.

Нэнси дёргается. Неужели Аарон и Дирк узнали обо всём? Но как? И что она им скажет?

— Хорошо, что женщин прислали, — продолжает говорить медсестра. — Уж, кому как не им понять, что не стоит тебя пока трогать.

С облегчением Нэнси понимает, что речь идёт не о парнях.

На лифте они спускаются в подвал. Длинный коридор кажется бесконечным, пока наконец они не оказываются перед широкими двустворчатыми дверями. Нэнси не нужно читать табличку, чтобы понять — они добрались до морга.

Внутри холодно и пусто. Вдоль стен камеры, одну из которых и открывает медсестра. Медленно она выдвигает металлическую «полку», закрытую белой тканью. Медсестра отступает назад, позволяя Нэнси самой решить — откинуть ткань или нет.

Сжав руку в кулак, Нэнси тянет за край…

Потом она смотрит на мёртвых сыновей, и острая боль внутри словно покрывается тонкой ледяной коркой. У неё перехватывает дыхание от того, насколько они маленькие и хрупкие. И наверняка холодные. Но прикоснуться к ним она так и не решается.

Отпустив ткань, оборачивается к женщине:

— Спасибо, что отвела меня.

Покидая морг, Нэнси точно знает, что продолжит жить. Она не смогла сохранить жизнь своим детям, но найдёт способ помочь другим. И однажды обязательно узнает, кто и почему убил её сыновей.

Глава 34

Раньше

— Мигель, ты достал записи с камер?

Дирк заваливается в участок, на ходу застёгивая пуговицы на рубашке. Аарон неодобрительно косится в его сторону, но молча. Он не трогал напарника по дороге в участок, зная, что не стоит дёргать его в таком состоянии. Аарону не нужно строить предположений — все чувства Дирка написаны у него на лице. Наверняка, злится на Нэнси, может, даже ненавидит её, но одновременно, как обычно, сходит по ней с ума.

Аарон точно знает, что чувствует Дирк. Он сам чувствует то же самое — злость, смешанную с диким желанием повторить прошедшую ночь. Вот только причина злости у Аарона отличается от той, что выводит из себя Дирка. Когда Нэнси вернулась, Аарон надеялся, что она наконец расскажет ему о детях. Пусть Аарон уверен, что близнецы были от Дирка. Но эта уверенность — иррациональна. Основанная лишь на том, что Аарон видел, как Дирк брал верх в их отношениях с Нэнси.