Классный учитель

Тимохин поднял обе руки вверх, ладонями вперед, бодрым голосом с дружелюбной улыбкой произнес:

– Заходим по одному в порядке очереди.

Настоящее дело

Наступил вечер. Тимохин сидел в кабинете один, разминал кисти рук. Стопочка заявлений за день заметно подросла, надо было планировать время на разбор всей этой мелочевки.

Сидевший напротив сосед по кабинету оперуполномоченный Денис Матвеев имел уставший вид. Он пил горячий чай, громко прихлебывая и обжигая губы.

– И так целый день, Леха, – оказывается, Матвеев что-то рассказывал, а, видимо, погруженный в собственные раздумья Тимохин его даже не слышал. – Частный сектор. Где собака облает, где дышать невозможно – люди держат скотину.

Коллега перевелся в отделение недавно и фонтанировал впечатлениями от порученного ему частного сектора. Тимохин глянул в блокнот, куда записал номера помеченных почтовых ящиков.

– Денис, а ты слышал что-нибудь про крестики на почтовых ящиках?

– Да. Мошенники так отмечают… А что – у тебя в доме?

– Да. Что отмечают?

– Прикол, – Матвеев отставил кружку в сторону. – Одиноких пенсионеров, потом по квартирам ходят типа соцработники.

Тимохин мысленно вспоминал соседей и прикидывал, в каких квартирах – пожилые.

– Ладно, – вздохнул Матвеев, заглянув в кружку, – завтра помою. Я – домой.

Только Тимохин попрощался с коллегой, как зазвонил рабочий телефон.

– Тимохин, слушаю.

– Алексей Ильич, спасибо вам большое, – раздался в трубке неторопливый дрожащий голос.

– За что? Представьтесь, кто вы.

– Спасибо, дай бог здоровьечка. Я уж думала, не видать аппарата. Кого там – бабка, пока достану, пока кнопку нажму, тут и выхватили.

Тимохин терпеливо слушал, перебирая стопочку заявлений, вытащив откуда-то снизу одно.

– А там фотокарточки правнуков скинул сын, душу грели. Занес сегодня участковый наш.

– Да-да, Елизавета Васильевна, пожалуйста, – Тимохин положил листок обратно в стопку. – Будьте аккуратнее.

В кабинет зашел Петров, сел напротив Тимохина.

– А? Молодец какой, вспомнил бабку.

– Всего доброго, Елизавета Васильевна, – нетерпеливо попрощался он, желая поскорее поговорить с Петровым. – Простите, много дел.

– Дай бог, – услышал он последние слова, прежде чем положил трубку.

Тимохин и Петров уставились друг на друга.

– Не томи, – не выдержал Тимохин. Он взял карандаш и стал постукивать по столу.

Петров усмехнулся.

– Я тут посмотрел всех умерших по городу за последние две недели. Среди них… Сидишь, Тимохин?

– Как видишь…

– Четверо – твои одноклассники.

Тимохин замер. Моментально в памяти всплыли школьные воспоминания… Понеслись перед мысленным взором улыбки, глаза, ситуации. А если среди погибших Светка? Когда он ее видел по телевизору в новостях последний раз? А, может, наглец Небосенко?

– А ты у нас, случаем, не маньяк? – спросил Петров и громко заржал. – Решил таким образом делом себя обеспечить? Типа знаешь, как стекольщики по ночам окна бьют, а ты…

Петров не мог говорить от смеха, Тимохин вежливо молчал.

Зазвонил рабочий телефон.

– Леш, Петров не у тебя случайно? – на том конце провода был Березин.

– Да. Здесь.

– Это самое… Давайте оба ко мне.

Через несколько минут Тимохин и Петров уже сидели перед начальником. Еще через несколько минут оба оттуда вышли. Тимохин с увесистой папкой в руках, Петров налегке.

– Ну что, звездный час? – хлопнул Петров сослуживца по плечу.

– Не в обиде, Жень?

– Да какой! Не понравились мне твои одноклассники.

Он, смеясь, пожал руку Тимохину на прощанье.

Одноклассники, – бубнил Тимохин себе под нос, пока шел к своему кабинету, – что вас убивает?..

Вечером он задержался в подъезде: аккуратно стирал пометки с почтовых ящиков пенсионеров и рисовал на других, принадлежавших активной молодежи. Начертил крестик и на своем почтовом ящике. Именно за этим занятием его застал вышедший из квартиры Елены Андреевны Иван Николаевич.

Тимохин выдержал долгий взгляд, который полноценно выражал высочайшую степень недоумения и укора. На секунду страж порядка вспомнил себя-шестиклассника у школьной доски с нецензурной надписью на ней. Ирина Васильевна, зашедшая тогда в кабинет и заставшая его с мелом в руках, смотрела примерно так же. Тимохин Лёша даже не стал ей объяснять, что сам заметил надпись, только когда взял в руки мел, чтобы написать на доске число и тему урока.

Иван Николаевич, так ничего и не сказав, медленно пошлепал на выход. Но Тимохин был уверен, что мысленно тот помянул любимого Сталина.

Ирина Васильевна тогда тоже молча стерла надпись с доски, но еще несколько уроков Тимохин ловил на себе ее строго-вопросительный взгляд. А поиск написавшего бранное слово стал его первым расследованием. Он опросил одноклассников, задал пару вопросов учителю, который проводил урок накануне, сопоставил некоторые факты, понаблюдал за поведением ребят, когда нарочито громко рассказывал о том, как Иваси (так они называли Ирину Васильевну) застала его в неловком положении, и довольно уверенно определил виновника. Не менее уверенно надавал ему тумаков после уроков, начав зарабатывать репутацию борца за правду. Юра Небосенко просил прощения у Ирины Васильевны, и репутация Тимохина была спасена.

***

На следующее утро Тимохин чистил зубы перед зеркалом в ванной комнате и мычал какую-то веселую мелодию.

Открылась дверь, и в ванную вошла Марина с косметичкой в руках. Кинула ее на стиральную машину, достала тушь для ресниц и, грубовато оттеснив мужа от зеркала, намеревалась приступить к макияжу

Тимохин сплюнул зубную пасту в раковину, взял супругу за руку и аккуратно вытолкнул вон.

– Я еще не закончил, – сказал он тихо, но твердо.

– Да я опоздаю, мне по делегации отчитываться! – мгновенно повысила тон Марина.

– В порядке очереди, гражданка, – остался невозмутимым Тимохин и закрылся изнутри.

Игорь застал мать перед ванной в растерянности.

– Что, ма, бунт на корабле?

– Я вам такой бунт устрою! Яичницу одну будете жрать!

– Я уже неделю яичницу ем, – парировал Игорь.

Вышел Тимохин.

– Иная яичница вкуснее, чем чей-то борщ, – заметил он, демонстративно щелкнул выключателем и, подмигнув сыну, ушел в комнату.

– Что-то я не поняла…

– Долго будешь понимать, опоздаешь, мам.

– Игорь, не борзей! – крикнул из комнаты Тимохин.

Парень поднял указательный палец и ушел на кухню. Марина, наконец, попала в ванную.

***

Рабочий день начался в кабинете у Березина. Тимохин показывал фото умерших и рассказывал о том, что удалось узнать к текущему моменту.

– У всех одинаковая причина смерти – остановка сердца. Но при этом некоторые кардиологические проблемы отмечены только у Семена Овчаренко, он злоупотреблял.

– Странное дело, – размышлял Березин. – Это самое, что думаешь?

– Думаю, может, применен какой-то яд, не оставляющий следов. На коже покойных – ничего, дополнительные анализы запросил, надо ждать.

– Что планируешь?

– Встречу одноклассников. Может, кто-то из наших мстит былым обидчикам? Это первое, что приходит в голову…

– А у тебя как с сердцем?

– Не подводило…

– Ну да… Это… Ты и не куришь.

Немного погодя Тимохин уже вбивал в телефонную книгу мобильника номера одноклассников, просматривая информацию базы данных. Раздался стук в дверь.

– Входите!

На пороге появилась эффектная блондинка – высокая, стройная, в туфлях на длинных шпильках, в платье нежного розового цвета с маленьким клатчем в руках. Тимохин узнал Светлану – первая любовь, на страничку которой в «Одноклассниках» он периодически заглядывал, старался смотреть все местные новости с ее репортажами.

– Привет, Тимохин.

– Светка, – выдохнул он и встал с места, чтобы тепло поприветствовать визитершу. Светлана, конечно, сохранилась хорошо – выглядела лет на тридцать максимум. То ли публичная профессия – тележурналист – способствовала этому, то ли хорошие гены, а, может, и четкая цель, поставленная женщиной, делающей все возможное, чтобы продлить молодость. Уж на что хорошо смотрелась его Маринка, но Светлана бы годилась ей в младшие сестры.