Страница 15 из 17
Глава 10
Эммирэй
Я прошел мимо мелкой, раздражающе пропахшей своей и чужой похотью человечки, которая прилипла тут же к Рунту, как ойранская зацепень-трава. Он как раз тот, кто благосклонно относился к ужимкам этих потасканных десятками самцов баб, что были нацелены на выуживание из его карманов монет вкупе с удовольствием. По мнению Рунта, это и есть отдых – закрыться в комнате с одной из них да укатывать ее до середины ночи, мешая окружающим грохотом кроватного изголовья об стену и вышибаемыми визгами ошалевшей под ним девки. Не осуждаю. Когда-то я и сам проводил примерно так ночь за ночью. Только был куда как сволочнее Рунта, ибо женщин предпочитал не покупать, а соблазнять, соревнуясь в этом с единокровными братьями, чаще всего обставляя их в стремлении доказать, что полукровка и бастард ничем не хуже них. Использовал бедняжек исключительно для своего удовольствия, поддержания гордыни, без сожалений их оставляя. Десятки и десятки безликих и не имеющих никакого значения. Пока не нарвался на ту, которая терпеть от меня такого не захотела. А что еще мог изобрести разум обиженной, весьма влиятельной и одаренной магией женщины, как не лишить меня возможности впредь познавать наслаждение от новых бесстыжих завоеваний и желанного будущего?
И вот он я шесть лет спустя. Изгнанник, бродяга, не испытывающий ни малейшей тяги к плотским удовольствиям. Ведь проклят, и так мне и надо. Поделом. Ибо верхом юношеской тупости было полукровке затащить в постель принцессу-наследницу сопредельного государства, а потом еще и нанести оскорбление, бросив ее, как рядовую девицу. Не то чтобы мне светил бы союз с такой особой, даже пожелай я этого. Просто стоило бы знать: таких женщин не позволено бросать мужчинам, что им не ровня. Хотя вообще никаким. Лишь смиренно дожидаться, когда их собственный интерес к тебе, как к постельной игрушке, угаснет. А я был заносчивым и ослепленным долгой чередой легких побед и приближением момента обретения крыльев похотливым придурком. Крыльев, которых мне теперь ждать годы и, может, не дождаться. Вот поэтому мы с побратимом сейчас поедим вполне пристойных по вкусу кушаний от Жирного Дишки и разойдемся. Рунт подхватит и утащит в комнату очередную приглянувшуюся подавальщицу, а я тоже хорошо отдохну. С наслаждением вымоюсь, переоденусь в чистое, тоже с наслаждением. Вычищу и собственноручно приведу в порядок наше оружие и дорожный доспех. Опять же не без удовольствия, риш его побери. И сладко усну под музыкальное сопровождение сексуальных утех за стенкой. И получу еще немало удовольствия, ухмыляясь при виде помятой и заспанной рожи побратима и слушая его ухание, когда ему придется мыться второпях и ледяной водой. Каждому свое, каждому сво…
Аромат маны буквально стегнул по моему сознанию, как огненная орочья плеть по обнаженной коже. Он нахлынул на меня внезапно и резко, будто я шагнул в густое его облако, как входят в плотный пар пещер с горячими источниками с мороза снаружи. В голове даже поплыло, меня качнуло, на миг лишая всех остальных чувств, кроме обоняния. Звуки затихли, все окружающее отодвинулось, растворилось, остались лишь проникающие в меня потрясающие эманации, от которых моя кровь тут же превратилось в драконье пламя. Это было так шокирующе интенсивно, что на долю мгновения почудилось, как мой все эти годы скованный дремой проклятья зверь шевельнулся, царапая изнутри всю кожу встопорщившейся чешуей, почти прорезая ее. То самое, забытое практически, болезненно-сладостное чувство, когда ты на грани.
Но кто здесь, в этой дыре, мог источать флюиды маны? Именно женской, той самой, от которой я был отлучен проклятием Лалинон все время в наказание за высокомерие и глупость.
Я пошарил взглядом по залу грязной таверны, выискивая то, чего здесь в принципе не могло быть – невесть каким ветром залетевшую Высокородную или же женщину моего племени. Только они могли источать ауру волшебства, коим обладали. Ту самую, что моментально пробудила мой плотский голод, впившийся в меня со всей силой, что он накопил за эти шесть без малого лет. Да, я ведь поначалу пытался бороться. Проклятье отвратило от меня всех Высокородных и дракониц. Любая при виде меня, прежде с легкостью обольщавшего едва ли не походя, испытывала только омерзение и даже страх. Каждая, кто не была моей истинной парой. Той самой парой, которую можно прождать всю жизнь и не дождаться. И да, я не был лишен мужской силы тем проклятьем. Лишь способности наслаждаться сексом с не носительницами маны. С людьми я спал, отчаянно борясь с обреченностью первые месяцы. Но это было… как умирать от голода, мечтая хоть о крохе настоящей пищи, но ощущать во рту лишь только пепел. Ни вкуса, ни насыщения – ничего. Да уж, женщины умеют наказывать за обиды.
Само собой, никого хоть отдаленно похожего на осененную благодатью источать волшебство вокруг не обнаружилось. Я еще раз напрягся, стремясь уловить следы маны, но они рассеялись окончательно. А может, их и не было вовсе? Откуда бы? Просто я так тосковал по всем прежним ощущениям, что, позволив себе лишь самую малость позавидовать веселью, какое ждет ночью Рунта, сам себя и наказал, вообразив и вспомнив.
Побратим что-то сказал или спросил, и я буркнул в ответ не думая. К Рунту прилипла очередная провонявшая похотью подавальщица, разогнав своим вторжением и приторным голосом и отзвуки посетившего меня морока. Мое раздражение было таким внезапным и острым, что я прогнал ее, чего не позволял себе никогда, как бы они ни досаждали своей прилипчивостью. Последнее дело – злиться на женщину. Жизнь меня научила. Просто, при всей болезненности от разочарования и невозможности, то секундное очарование и пробуждение, пусть и призрачное, на краткий миг дракона были настолько сладостными, что отпускать это состояние было бесконечно жаль. Ведь повторения подобного мне ждать возможно годы и годы.
– Добрый вечер, уважаемые крашеры, – раздался у нашего стола тихий хрипловатый голос нашей подавальщицы, и на этот раз меня накрыло с такой интенсивностью, что на мгновение почудилось – я взорвался изнутри.
Я не слышал больше ни слова, сказанного этой одетой непонятно во что женщиной. Я вдыхал и вдыхал, давясь и захлебываясь все новыми волнами чистейших эманаций. Она реально излучала ману! Не много, но, однако же, и этой малости моему дичайше изголодавшемуся по такому наслаждению сознанию хватило для потери адекватности. А еще тут же накрыло озарением: она подавальщица у Дишки, а все они продавали себя. А значит, я могу, могу получить ее, лишь заплатив! Испытать, пусть и на краткие часы, яростно желаемое удовольствие, вспомнить, каково на вкус настоящее соединение плоти, усиливаемое стократно слиянием магий. И это всего лишь за горсть монет. Которые я моментально и грохнул на стол перед девушкой. Не видя лица, не разбирая, как сложена – плевать на все! Загреб без счета в кошеле и грохнул, потребовав ее наверх немедленно. И даже не сразу сообразил, что мой побратим сделал то же самое, лишь на долю секунды позже меня. Мой гнев вскипел, хоть разум и взывал к адекватности. Уж не спорить из-за девки я собрался с ним? С тем, кому обязан не раз жизнью и запросто готов отдавать свою? Это же Рунт, мне надо просто открыть свой ришев рот и сказать, что мне нужна именно эта, и он, не сомневаюсь ни секунды, возьмет для своих утех другую.
Но шустрая подавальщица решила все за нас. Она стремительно сгребла монеты со стола и унеслась в сторону кухни, оставив ошеломленно пялиться друг на друга.
– Ну что, как девку делить будем? – насмешливо подмигнул мне побратим. – Ты какую половину предпочитаешь? Или повертим всласть?
– Наверху поговорим, – огрызнулся я, не собираясь обсуждать такое при свидетелях, тем более в зал таверны как раз ввалилась компания из шести имперских канияров и еще какого-то ряженого пугала из расы пониров, что с заносчивым и брезгливым видом пырил свои зенки на все и визгливо потребовал самого хозяина.