Цунами

Мне понравилось рукопожатие Гриши в это зябкое утро: сухая, крепкая и тёплая ладонь.

Рыбаков представил всех друг другу. На Сергея, по-моему, Гриша тоже произвёл очень благоприятное впечатление. В двух словах обрисовав суть проблемы, Анатолий Михайлович попросил подвезти его к месту службы.

Гриша устроился рядом со мной на заднем сиденье, и «козёл» двинулся к региональному центру по ЧС. Рыбаков попросил Сергея ехать помедленнее и что-то писал, пристроив на колене кожаную папку. Перед поворотом с Будённовского проспекта к РЦ Рыбаков жестом остановил машину и протянул Сергею листок бумаги:

– Передайте, пожалуйста, эту записку генеральному директору шахтоуправления Козлову. Здесь просьба о содействии вам. Хотя Козлов – милейший человек и эта записка, скорее, просто дружеский привет от меня. Удачи!

Рыбаков вышел из машины на тротуар и поманил меня пальцем. Я вышел вслед за ним. Секунду подумав, Анатолий Михайлович сказал:

– У Козлова работал маркшейдером Семён Яковлевич Бутко. Сейчас, кажется, он на пенсии. Попроси Козлова, его, кстати, зовут Евгений Иванович, помочь найти Бутко. Он будет вам очень полезен.

И после ещё одной паузы Рыбаков тихо добавил:

– По возвращении позвоните, а лучше приезжайте ко мне. Организуем выездной штаб у Веры под крылом.

И сытнее, и надёжнее с точки зрения конспирации. Пока у тебя контакты только с ФСБ и моим ведомством, рекламировать своё пребывание в Ростове особо не следует. Особенно советую избегать господ журналистов. По этой же причине свой интерес к шахте постарайся объяснить Козлову как чисто геологический. Гришу он должен знать. Для тебя Гриша ещё и прикрытие. Он человек абсолютно надёжный, поэтому можешь изложить ему всё подробно. Чем больше Гриша будет знать, тем больше пользы делу. Что-что, а котелок у Григория Львовича варит!

До Южношахтинска одухотворённый Сергей домчал нас за каких-то сорок пять – сорок восемь минут. Всё это время я рассказывал Грише о сути своего дела, показал содержимое папки Горбаня и добавил от себя комментарий по поводу тех несоответствий, которые обнаружил в «Серёгиной куче». Гриша внимательно слушал, иногда задавал уточняющие вопросы. В Южношахтинск мы въехали уже не случайными попутчиками, а как коллеги и единомышленники. В этом, без сомнения, была заслуга Гриши: его доброжелательность меня окончательно покорила.

Красные кирпичные пятиэтажки с жалкой растительностью на захламлённых дворах не то чтобы пугали, но уж точно не прибавляли оптимизма. Убогие сараи с рыжими жестяными крышами, непонятного вида крупногабаритный металлолом, припорошенный угольной крошкой, метровой глубины канавы – вот общие наблюдения через потеющее окошко уазика. Мы подкатили к распахнутым настежь решётчатым воротам шахтоуправления, серый трёхэтажный корпус которого виднелся в глубине огромного пустого двора.

Вход в здание сталинской постройки украшали монументальные потрескавшиеся ступени и трёхметровый бетонный шахтёр на постаменте. Отбойный молоток на плече у шахтёра облупился и торчащей ржавой арматурой более напоминал американский пистолет-пулемёт «Томпсон» знаменитых двадцатых, гангстерских годов. Это подметил Сергей.

Прокуренным холодным коридором мы втроём протопали до двери с надписью «Приёмная». Секретаря не было. На пустом секретарском столике чётко отпечатались чёрные пятачки от резиновых ножек пишущей машинки. Дверь в кабинет, на котором красовалась стеклянная табличка «Генеральный директор Козлов Е. И.», была приоткрыта, и оттуда был слышен, видимо, телефонный разговор.

– Чего ты расшумелся? – говоривший был до крайности раздражён. – Раскипятился, спрашиваю, чего? Мне тоже милиция покоя не даёт. А всё из-за твоего взрывсклада! Ты когда забор починишь, когда, я тебя спрашиваю? Когда у тебя коровы перестанут печати на дверях поедать? Не хочу я идти в тюрьму вместе с тобой!

За дверью образовалась пауза, но мы, переглянувшись, вой ти не решились.

– Егорыч, где хочешь заказывай эти клейма! Где хочешь, понял! В Ростов поезжай, плати свои деньги. С понедельника проходка должна заработать, а я ни одного наряда не подпишу, пока на детонаторах не будут стоять клейма! На всех до единого! Егорыч, мне людей кормить надо, а не с тобой пререкаться! Не буду я разбираться с твоим кладовщиком. Виноват – значит, увольняй. На его место я тебе пятерых пришлю через минуту, понял? Всё! Всё, я сказал! Не доводи меня, Егорыч, до греха, слышишь?

В кабинете раздался грохот брошенной трубки. Выждав ещё минуты две, мы вошли. Первым – Сергей в должности герольда.

За огромным столом под лакированной инкрустацией на стене – стилизованным портретом Ильича с задника Дворца съездов – восседал, как и следовало, генеральный директор Козлов Е. И. Сергей со своим ростом и спортивной выправкой и Гриша с его широченной спиной на фоне генерального смотрелись как Пьеро и Буратино на приёме у Карабаса-Барабаса. Козлов, наклонив голову, смотрел в стол. Лица его не было видно. Только седые короткие волосы, редеющие на макушке, предстали нашим уважительным взорам. Сжатые кулаки Карабаса по размеру приближались к футбольным мячам. В слова Анатолия Михайловича про «милейшего человека» хотелось верить изо всех сил – и заодно посочувствовать неведомому нам разгильдяю-Егорычу.

Козлов поднял голову. И обнаружил очень доброе лицо. Это было так неожиданно, что Сергей, изготовившись выпалить первую официальную фразу, осёкся на полуслове и лишь промямлил своё коронное «так сказать».

Выручать герольда и всю делегацию пришлось мне. Почтительно поздоровавшись (глаз от кулаков я не отрывал), представившись и представив остальных, я дал Сергею спасительную паузу для приведения мыслей в боевой порядок.

Сергей теперь уже чётко, по-военному, доложил о цели нашего приезда: в связи с работами по прогнозированию ЧС в подземных выработках просьба организовать посещение закрытой шахты «Первомайская-бис» специалистам-геологам. И подкрепил сказанное запиской Анатолия Михайловича.

Козлов прочёл записку. Серьёзно посмотрел на нас и сказал:

– Посещение «первомайки» я вам организовать не смогу. С семьдесят третьего года шахта законсервирована. Проход к шахтному стволу замурован. А до второго горизонта шахта затоплена грунтовыми водами.

Ту кирпичную перегородку, правда, разбивали пару раз. Сначала в восьмидесятом. Я тогда на соседней «Кировской» проходчиком трудился. Работала московская комиссия, брала какие-то пробы. До второго горизонта прошли. Да и то с определённым риском: скоб-трап почти совсем прогнил. Второй раз, год назад, уже я приказал заделать новую дыру. Кирпич пробили неизвестные люди. Не наши. Что им там нужно было, бог знает! Вроде бы на первом горизонте много электромоторов осталось. Видимо, те, кто лазил в «первомайку», за медью охотились. Сейчас у нас и проволочки медной не сыщешь: всё растащили! В полутора километрах к востоку осталась единственная действующая шахта. На ней – геология, сходная с «Первомайской-бис». Туда сходить помогу. Если захотите, конечно.

Я посмотрел на Гришу. Гриша согласно кивнул. Я поблагодарил Козлова Е. И. и спросил, не поможет ли он разыскать нам в помощь маркшейдера на пенсии Бутко?

– Узнаю руку Анатолия, – засмеялся Козлов. – Смогу, конечно. Чего его искать, если мы в одном доме, на одной площадке живём! Сейчас ему позвоню. Семён Яковлевич выйдет вам навстречу.

Козлов снял трубку с чёрного доисторического концентратора и совсем другим голосом, не таким, как ранее в беседе с Егорычем, сказал:

– Семён Яковлевич, добрый день! Как спина сегодня? Говоришь, пойдёт? Яковлевич, тут ребята подъехали из Ростова, геологи. Одного ты знать должен. Путешественник с бородой. Помнишь? Вот и хорошо! Они сейчас к тебе подъедут. Хотят в «Восточную» спуститься. Поможешь сориентироваться? Я звякну Марии, чтобы одёжку какую-нибудь на них нашла. И сапоги выдала. А ты, Яковлевич, с ними в ламповую, пожалуйста, сам сходи. Там телефон не работает. Скажи, что я приказал фонари для вас взять со смены Ченцова. Добро. Не болей только! На клеть я команду дам, не волнуйся!