Страница 27 из 102
Он чувствовал себя выжатым лимоном. Грязным, пыльным и замученным лимоном! До базы он кое-как добрался, но на его пути трижды встречались вражеские бойцы, по перешептыванию которых Юрка с Машей узнали, что все остальные разведчики их команды были обезврежены. Поняв, что они остались совсем одни и что теперь от них зависит очень многое, Юрка по-настоящему испугался. Но страх, что их поймают и штурм задержится, был «хорошим» — рациональным. И на время перекрыл собой другой страх — «плохой», иррациональный, глубинный, стыдливый — подозрение, что с Юркой что-то не так.
В шуме мыслей о Зарнице потерялись воспоминания о произошедшем, и Юрке впервые за этот день стало хорошо. Появлялись новые, правильные решения, желания и предположения, например, что Юрка мог бы уложить каждого шныряющего мимо бойца и сорвать с него погоны. И его это искренне увлекало. Потом появлялись новые мысли, тоже «хорошие» — что, нет, ему нельзя убивать врагов, ведь он — гонец с важнейшей информацией. Юрка наслаждался свободой от страха, стыда и сомнений, волнуясь за Машу, за штурм, за победу, то и дело прячась, скрываясь и притворяясь деревом.
Когда они явились в лагерь и отдали разведданные Ире Петровне, деловитая вожатая, крутясь на месте и демонстрируя капитанские погоны на солдатском кителе, разделила бойцов на три группы: первая должна была остаться в лагере, чтобы охранять синий флаг, вторая во главе с нею — идти напрямик к вражеской базе, а третьей во главе с Женей она приказала пробраться к базе с тыла, то есть по обходному маршруту. К большой Юркиной радости Ира взяла с собой Машу, а его отправила к Жене. Путь был долгим и муторным, потому запомнился перепутанными картинками бесконечного леса, гимнастерками товарищей, перешёптыванием и волнением, что из-за шума, производимого десятком ребят, их засекут и поймают. Но всё-таки войска были благополучно переброшены и оставлены в засаде ждать, когда другая половина явится на передовую. Женя лежал под кустом рядом с Юркой и лихорадочно шептал: «Жёлтые не ждут нападения с тыла, у нас есть преимущество, мы возьмем флаг раньше Ирины». Юрка прыснул в кулак, ему хотелось добавить: «И бросим его к её ногам».
Как только был получен первый сигнал о прибытии войск, ребята выступили, но начался не организованный штурм, а какая-то детская драка. Все столкнулись, всё смешалось в куче малой. То кружась в этой куче, как в центрифуге, то выныривая из неё и снова ныряя, Юрка сорвал погоны у двоих ребят. Одного ранил — это был Митька, его левый погон остался на месте. А второго — Петлицына — убил, сорвав с него сразу оба.
Когда Ириными молитвами и Ванькиными руками жёлтый флаг был взят, синий отряд встал строем и отправился восвояси, распевая военные песни. Ира светилась радостью. Женя, расстроенный тем, что первым к флагу подошёл не его, а её боец, плёлся в стороне и тихо матерился. Юрка хохотал и пел вместе со всеми:
«Спой песню, как бывало, отрядный запевала,
А я её тихонько подхвачу.
И молоды мы снова, и к подвигу готовы,
И нам любое дело по плечу!»
Но радость радостью, а от усталости подкашивались ноги. Хотелось покоя и тишины. Вернувшись в победно гомонящий лагерь и наскоро поужинав, Юрка скрылся от шума в своей палатке и распластался на жёсткой подстилке звездой.
Пытаясь задремать, он закутался в спальник с головой, но сон не шёл, ведь уснуть мешали не звуки с улицы, а собственные мысли. Теперь, как Юрка ни старался, заглушать их не получалось. Если днём, занимая себя делами, он кое-как гнал эти мысли, то теперь, оставшись в одиночестве, больше не смог: надо набраться смелости и прекратить обманываться — то, что произошло на зарядке, не могло быть обычным утренним конфузом. Ведь интерес и желание смотреть на Володю оказались столь сильными и глубокими, что до сих пор от воспоминания об этом приятно щекотало в груди. Да что это? Как же так… Ведь неправильно засматриваться так на людей, а тем более на него… И неловко от того, что, если отбросить все отговорки и быть честным, взгляд отводить совсем не хотелось! Юрке стало тошно от самого себя.
Он резко сел. Скинув спальник, потёр лицо руками, с остервенением принялся чесать голову. Не потому, что она чесалась, а потому, что хотелось содрать с себя все эти постыдные мысли — не нужны они!
Снаружи смеркалось, доносились звуки лагеря: кто-то бренчал на гитаре, лилась негромкая весёлая песенка. Со всех сторон галдели десятки пионерских голосов, и Юрке даже показалось, что он отчётливо слышит, как неподалеку пухляк Сашка делится мнением о гречневой каше, которую подавали на ужин.
— Вечер только начинается, а ты уже спишь, боец?
Сперва Юрке показалось, что голос Володи ему снится. Но только приоткрыл глаза… И над ним действительно стоял он. В таком же, как у Иры кителе, но с двумя отличиями: на Володином сверкали блестящие пуговицы, а погоны на плечах были не капитанскими. Совершенно растерянный — мысли о причинных местах ещё не до конца выветрились из головы, — Юрка попытался поприветствовать его спокойно, но нервозные нотки в голосе всё равно проскочили:
— Здравия желаю, товарищ лейтенант.
— Старший лейтенант, — улыбнулся Володя, повернувшись, чтобы продемонстрировать погоны полностью, и указал пальцем на звёзды.
— Ой, и правда, — неискренне удивился Юрка и снова лег. — Жив ещё?
— Почти. Но они пытались! Представь, забыл пропуск получить, пошёл в штаб, а мои на стрёме, требуют предъявить. Повисли на руках и ногах и давай тянуть в разные стороны и колотить по спине. Они же не понимают, что кулаки у них хоть и маленькие, но бьют прилично. Всё тело теперь болит. И плечи. Не разомнёшь?
— Н-нет… — заикнулся Юрка. — Не умею.
— Жаль… — Володя поджал губы и растянулся рядом на спальнике, с наслаждением выдыхая: — Как хорошо-о-о…
Юрка лежал, боясь пошевелиться. Володино плечо с жёсткими подплечниками и чёрными погонами «СА» — Советская армия — прижималось к его плечу. Юрка не мог ни игнорировать это прикосновение, ни отодвинуться, прекратив его. А Володе, казалось, всё было нипочём. Он повернулся на бок, посмотрел на Юрку и прищурился — тот отвёл взгляд.
— Что это у тебя… — Он протянул руку к его всклокоченным волосам, но Юрка отпрянул. Ещё вчера он ни за что бы этого не сделал, но после произошедшего Володины прикосновения ощущались слишком остро, будто пронизывали его с ног до головы, пугали. — Трава? Почему у тебя в волосах трава?..
— … а в голове опилки… — сконфуженно закончил за него Юрка. — Разведчик. Весь день по лесу шатался.
Володя посмотрел на него с печалью во взгляде.
— А меня весь день доставала моя малышня… После обеда как сговорились, давай ныть: хотим как взрослые, хотим на Зарницу с ночёвкой! Капризничают, канючат. Лену чуть до крика не довели. — Володя положил руку под голову. — Саня и Олежка разбушевались так, что у меня и выхода другого не было, кроме как привести их сюда.
Юрка старался слушать его, но получалось не очень. Смысл сказанного терялся в желании тоже прикоснуться к Володе… Юрка резко отвернулся и пробурчал:
— Ира говорила, что с тобой придёт только несколько ребят. А остальные?
— Я им сказал, что пойдут только те, кто лучше всех себя в работе штаба проявят.
— И много проявивших?
— Нет, я их строго отбирал… в основном наши театралы. Некоторые расстроились, конечно, но пришлось дать им выбор: либо идут несколько ребят, либо не идет никто, потому что я на себя такую ответственность брать не собирался. Ну и потом Лена пообещала их вечером в кинозал отвести, мультики поставить…
Юрка поднялся и сверху вниз посмотрел на Володю — расслабленного, без следа усталости на лице. Ну да, он, конечно, по кустам не бегал и вражескую базу не штурмовал, но ведь малышня выматывает не меньше…
— Пойдём к костру? Мы сейчас будем рассказывать интересные истории.
— Страшилки опять? — буркнул Юрка, пряча за фальшивым раздражением от страшилок недовольство самим собой.
— Надоели уже, да? — кивнул Володя. — Мне тоже. Но нет, не обязательно страшилки. Хотя если попросят, расскажу одну про Пиковую даму.