Страница 1 из 102
A
Юра возвращается в пионерский лагерь своей юности спустя двадцать лет. В руинах прошлого он надеется отыскать путь в настоящее, к человеку, которого когда-то любил. Эта история о том, что в СССР не все было гладко, правильно и безлико. Что были переживания, страсти, влечения и чувства, которые не вписывались в рамки морали на пути к «светлому будущему». И что это будущее оказалось не таким уж и светлым.
Глава 1. Возвращение в «Ласточку»
Глава 2. Натуральный балаган
Глава 3. Пугало парнокопытное
Глава 4. Спокойной ночи, малыши!
Глава 5. Тоже мне вожатая
Глава 6. Беседы о личном и неприличном
Глава 7. Утренний конфуз
Глава 8. Купание красного Конева
Глава 9. Как Чайковский
Глава 10. Вечер поцелуев
Глава 11. Здесь зазвучит музыка
Глава 12. От лирики к физике
Глава 13. «Колыбельная» для вожатого
Глава 14. Клянусь. Никогда!..
Глава 15. Горькая правда
Глава 16. Спектакль
Глава 17. Прощальный костёр
Глава 18. Последняя ночь
Глава 19. «Друг» по переписке
Глава 20. Поиски утраченного
Глава 21. Капсула времени
Глава 1. Возвращение в «Ласточку»
У него в багажнике действительно лежала лопата. А почему бы и нет, ведь держать её там — абсолютно естественная для русского человека вещь. А если зима, сугробы? И пусть на дворе только сентябрь, мало ли в грязь заедет или провалится куда? Наличие резиновых сапог и омывайки их тоже удивит?
Глядя в заинтересованные глаза гаишников, Юра не мог понять, разыгрывают они его или нет. Мужики сами русские, неужели не понимают?
Выслушав его объяснения, гаишники — двое из ларца одинаковы с лица, — синхронно кивнули, но не отпустили. Поняли по водительским правам, что иностранец, и, видно, захотели получить сувенир — иностранные деньги. Мол, зачем Юре лишние неприятности, ведь нарушение правил налицо. Знак есть? Есть. Скорость превышена? Превышена. Следовательно, нарушение было? Было. Ещё бы не было! Крутая горка, а внизу знак, скрытый пушистой веткой тополя. Юра его просто не заметил!
Он ухмыльнулся:
— Лучше бы вместо того, чтобы стоять внизу с радаром, ветку отпилили. Раз ограничение стоит, значит не просто так, значит участок опасный!
На это гаишники, лица, как видно, не заинтересованные в безопасности дорожного движения, ответили не очень приветливо, мол, не в их компетенции ветки пилить, а не в его — указывать.
— Ладно, штраф так штраф, — повертев в руках водительские права, вздохнул тот братец из ларца, что повыше. — В принципе, этот вопрос можно решить и попроще… Зачем вам лишние неприятности?
Внутри Юры шла борьба европейской принципиальности — всё-таки полжизни в Германии прожил, — и здравого смысла. Добиваться справедливости, требуя, чтобы ветку спилили, а обвинения сняли, или дать взятку и сэкономить время? Бой был недолгим, здравый смысл победил. Неприятности Юре и впрямь были незачем.
— Сколько?
Мужики переглянулись, хитро сощурились:
— Пятьсот!
Юра полез в бумажник, вскоре доблестные гайцы подобрели и заулыбались. По-дружески поинтересовавшись, куда он направляется, с готовностью предложили показать дорогу, чтобы «герр иностранец» ненароком не заплутал в такой глуши.
— В деревню Горетовка как проехать? На карте деревня есть, а дороги — нет. Но я помню, была такая.
— Горетовка? — переспросил высокий. — Это уже не деревня давно, там сейчас коттеджный посёлок.
— Ладно, пусть не деревня, но доехать-то туда можно?..
— Доехать-то можно, а вот заехать — это вряд ли. Там охраняемая территория, просто так не попасть.
Юра задумался. До разговора с гаишниками у него был чёткий план: попасть в деревню и по бывшим колхозным полям спуститься к реке. Но оказалось, в деревню не пробраться… Может, всё-таки рискнуть? Договориться там с кем-нибудь из охраны? Юра покачал головой — нет, слишком много времени потеряет, если не удастся. Оставалось одно — через лагерь. И он снова спросил:
— Ладно. Тогда как доехать до «Ласточки»?
— Куда?
— В пионерский лагерь «Ласточка» имени Зины Портновой. При советской власти где-то недалеко был такой.
Брат из ларца, что пониже, просветлел:
— А-а-а, лагерь. Да, был…
Другой брат, что повыше, подозрительно покосился на Юру:
— А вам туда вообще-то зачем?
— Я же в СССР родился, ездил в тот лагерь, там детство моё прошло. Das Heimweh, Nostalgie… — Он исправился: — Ностальгия!
— А, понимаем, понимаем. — Гаишники переглянулись. — Карта есть?
Юра передал им карту и внимательно проследил, куда указывал пальцем гаишник:
— Вам по Р-295 до указателя на село Речное, метров двадцать — и будет поворот направо, свернете и до конца дороги.
— Спасибо.
Получив карту обратно и обменяв сто гривен на «всего доброго», Юра отправился в путь.
— Как знал, что хоть раз, да остановят! — он выругался и нажал на газ.
Он совершенно не узнавал этих мест, ориентировался только по карте. Двадцать лет назад тут, вдоль дороги, густые тёмные подлески сменялись огромными пшеничными и подсолнечными полями, а сейчас сюда медленными, но широкими шагами добирался город. Леса вырубили, поля выровняли, несколько участков огородили заборами. За ними виднелись краны, тракторы, экскаваторы, шумела стройка. И горизонт, который Юра помнил чистым и безумно далёким, теперь казался серым, маленьким, а всё пространство до него, куда ни глянь, было утыкано дачными и коттеджными поселками.
Возле указателя на село Речное он свернул, как и посоветовали. Асфальтированная дорога закончилась резко, словно оборвалась, машину тряхнуло. Лопата в багажнике звякнула громко, напомнив о себе, будто живая.
Он совершенно не помнил, как проехать в лагерь. В последний раз Юра видел «Ласточку» двадцать лет назад, и то, никогда не ездил туда сам, его привозили. Как это было весело — катить в составе колонны одинаковых, белых в красную полоску, ЛИАЗов с табличками «Дети» и флажками. Особенно в авангарде, сразу за машиной ГАИ, чтобы всё — и дорога, и небо — было как на ладони. Слушать вой сирены, распевать детские песни хором или скучать, глядя в окно, потому что уже вырос из глупых куплетов. Юра помнил, как в свою последнюю смену не пел, но слушал: «У машин глаза горят, на кабинах флаги, это едет наш отряд в пионерский лагерь…», а двадцать лет спустя слышал лишь звон прыгающей в багажнике лопаты. Ругался сквозь зубы на колеи и ямы, молился, чтобы где-нибудь не завязнуть, и смотрел не на голубое небо, а на серые тучи.
— Только бы не полило!
План действий был додуман и утверждён. Рассчитывая попасть в деревню, он выехал днём, но, чтобы пробраться внутрь лагеря, следовало дождаться ночи. Дальше всё решено: сентябрь, последняя смена кончилась, значит, детей уже нет, лагерь — не военный объект, там должен остаться только сторож, а мимо него Юра запросто прошмыгнёт — ночью в лесу темнота, хоть глаз выколи. А если всё-таки заметит, на это тоже найдется решение. Конечно, дед-сторож поначалу испугается рыщущего по кустам мужика, но придёт же в себя, разглядит же, что мужик хоть и с лопатой наперевес, но адекватный, не алкоголик и не бомж, а дальше они договорятся.
Пионеры… красные галстуки, зарядки, линейки, купания и костры — как это было давно. Должно быть, сейчас всё совсем по-другому: другая страна, другие гимны, лозунги и песни, дети теперь без галстуков и значков, но дети-то те же, и лагерь тот же. И скоро, совсем скоро Юра вернётся туда, вспомнит самое главное в его жизни время, вспомнит самого главного человека. Быть может, даже узнает, что с ним произошло. А это значит, что, возможно, когда-нибудь он снова встретится с ним, со своим настоящим и единственным другом.