Ничего

– Падение нравов… – повторила служанка, смутно открывая в себе некую идею.

– Кроме денежного вопроса, у меня, конечно, и исследовательский интерес имеется. Если в одном месте получится так славно ШАНДАРАХНУТЬ, что благочестие вернётся, то в другом – скажем, при наличии инфляции и неустойчивого курса национальной валюты – можно ШАНДАРАХНУТЬ прямо по экономике, добиваясь её процветания и уверенности в завтрашний день.

– Падение нравов… – ещё раз задумчиво произнесла служанка.

– Вот-вот, оно самое, падение нравов. – весело подмигнул служанке профессор Крысюк. – С него всё начинается в нашем деле. Ему мы и должны быть благодарны.

Профессор пошлёпал ладонью по изобретённому устройству, проверяя его устойчивость. Немножко покопался, муслякая указательный палец, в своих научных бумажках, убеждаясь, что все формулы и вычисления абсолютно верны. Удостоверился, что в своей работе он знает толк и радостно гикнул.

– Вот теперь, голубушка, – сказал профессор. – я намерен запустить своё изобретение в рабочий процесс, и очень надеюсь, что на наши нравы оно не слишком посягнёт. Это очень торжественная минута, и я сильно волнуюсь. Если ничего не заработает, это будет серьёзный удар по моей репутации. Слишком серьёзный. Сам я уйду в вечный резерв, подальше от глаз арапских шейхов, а для вас, голубушка, отыщу хорошенького жениха, и выйдете вы за него замуж, детишек нарожаете.

Служанка недоверчиво покосилась на профессора.

– Да, знаете, детишки есть такие – маленькие, затейливые, бегают туда-сюда, ручонками машут весело… у-тю-тю, у-тю-тю… смешные такие… Я и сам когда-то был бодреньким карапузом, и счастливо время проводил. Думаю, что вам не помешает завести детишек. Я ведь вашу природную стыдливость понимаю; кармические зазубринки, в этом смысле, из вас так и выпирают. Но у нас есть ещё немного времени, чтоб их спилить. И пила вроде есть?..

– Вроде есть.

– Ну вот!!

Голубушка сперва печально шмыгнула носом, но, призадумавшись, хорошенько отсморкалась, утёрла нос кулаком и убежала в коридор. Из коридора она вернулась в дорожном расфранчённом пальто и в чудовищно слащавой шляпе, вернее сказать, в шляпенции.

– Прощайте, что ли?.. денег на дорогу дадите?..

– Это вы куда собрались? – опешил профессор.

– Замуж.

– Голубушка! зачем же так сразу? – профессор Крысюк поцеловал ручку служанки. – Я призывал отпиливать кармические зазубринки, а не прикрывать их шляпкой, но, впрочем, всё это сейчас неважно, сейчас важно, чтоб вы оставались рядом со мной. Наступает великий час… – профессор с елейной нежностью погладил изобретённое устройство ЧТОБ ХОРОШЕНЬКО ШАНДАРАХНУТЬ. – Ведь именно я изобрёл эту замечательную штуковину, именно своей головушкой додумался, котелком-то, так сказать, дотумкал!.. – профессор вежливо постучал пальцем по голове. – Ведь ни сна, ни отдыху, ни прочего чего такого… Да кому я это рассказываю?.. Голубушка!! – профессор бросился с поцелуем к служанке, но та ловко увернулась.

– Сегодня, так и быть, дома посижу. – пообещала служанка. – А завтра замуж пойду.

– Дожить бы ещё до завтра!.. – плутовато покачал головой профессор.

– Прямо сейчас, что ли, шандарахнешь этой штуковиной? – пугливо озираясь, спросила служанка.

– Шандарахнем, обязательно шандарахнем!

– Да сейчас-то зачем?

– Да потому что мне не терпится!

– Если сейчас, то я побегу и у соседей схоронюсь.

– Голубушка! – профессор от радостного возбуждения вряд ли замечал перепуганного вида служанки. – Мы с вами прямиком отправляемся в вечность! Прямиком в исторические анналы, голубушка!..

– Вот-вот, в каналы вы как-нибудь без меня, а я к соседям сбегу.

– А?

– К соседям, говорю, побегу и схоронюсь. Ваши-то взрывы у меня месяцами в ушах не глохнут.

– Шандарахнем, обязательно шандарахнем всем по ушам! – радовал сам себя профессор Крысюк, переплетая два неприятно-паутинчатых проводочка и пошипывая на них паяльной лампой.

– К соседям! И схоронюсь! – на последнем отчаянии визгнула служанка и побежала мелкими синкопками к двери из дома. Но сбежать-то ей не удалось.

IV

БУХ-БУХ-БУХ-БУХ!!!

Осиливая чей-то напористый стук с улицы, входная дверь проявила достаточную выносливость и не распахнулась. Тогда, спустя минуту, через закопчённое окно в лабораторию пролез насуплено-огорошенный кролик Слон. Кролик практически без передышки пробежал от домика кролика Шестисотвосьмидесятипятикилометрового до профессора Крысюка, а поэтому изрядно запыхался и даже некстати поскуливал трагическим надрывом. Некоторое время ему трудно было произнести что-либо внятное, он только ворошил лапами по воздуху и подёргивал головой, создавая что-то вроде приобщения к моменту истины, что-то вроде источника призыва ко всеобщему вниманию.

– В окошко пролез. – указала на кролика Слона растерявшаяся служанка.

– Это нормально. – подтвердил увиденное профессор Крысюк. – Он же в наше окошко пролез, а не в чужое.

– Проф-проф-фффесор!! – выплёскивал ломкие звуки через горячие глотки воздуха волнующийся кролик. – У меня для в-вас ужасная в-весть.

– Я вам говорю: он в дверь стучал, а сам в окошко пролез! – сварливо напомнила служанка неприличные поступки кролика.

– Это нормально. – сказал профессор Крысюк. – В окошки я сам лично давно не пролезаю – всё-таки возраст даёт о себе знать – но если в дверь стучишь, а её не отворяют, то пробуешь и другой способ проникновения в дом.

– Да вот, помнится, – огорчилась служанка. – мне вы запрещали через окошко лазить, когда я ключ потеряла, а кролик-то этот пролез, а вы его даже не ругаете.

– Проф-проф-фффесор!!

– Голубушка, нету правил без исключений. А если в каком-нибудь правиле вы обнаружите отсутствие исключения из него, то его следует тут же исключить из правила – из того самого, которому оно изначально принадлежало. А затем претворите его в то правило, в котором оно будет ярко подтверждать, что в каждом правиле должно быть исключение. Это азбучные истины, голубушка!

Служанка уставилась на профессора, как на проигравший лотерейный билет.

– Проф-проф-фффесор!!

– Говори, кролик. – успокоил гостя профессор Крысюк. – Отдышись и говори.

– Ага. – согласился кролик и, закатив глаза поближе к ушам, дал себе несколько секунд на отдышку.

– В окошко пролез. – с существенной долей презрения сказала служанка, всерьёз полагая, что этакий кролик способен ещё и кордебалет здесь устроить.

– Профессор! – наконец-то внятно заговорил кролик Слон. – Я узнал непостижимо страшную тайну. Садитесь на стул покрепче, чтоб громко не упасть от слабонервности.

Крепкого стула в лаборатории не оказалось.

– Садитесь прямо на пол, профессор, совсем будет не больно падать громко от слабонервности.

Пол иронически блестел осколками разбитой склянки.

– Давайте поступим так, профессор: я буду держать вас за плечи, и – когда вы начнёте громко падать от слабонервности – сразу вспомните про меня, догадаетесь, что мне вас не по силам удержать, и передумаете падать от слабонервности.

– У меня нет слабонервности. – шепнул профессор.

– Возможно, что пока нет, но сейчас будет. – пообещал кролик Слон. – Профессор, а почему вы со мной решили шёпотом разговаривать?

– Потому, что я абсолютно спокоен, у меня нет слабонервности, и я не желаю, чтоб она у меня внезапно появилась.

– Слабонервность есть у меня. – всхлипнула служанка. – Я талдычу об этом с прошлой недели.

– Ну вот ещё. – отмахнулся профессор. – Вы просто надоедливая выдумщица, и отсюда все ваши неприятности.

– Когда есть хоть какие-то неприятности, тогда появляется и слабонервность. – настаивала служанка.

– Тогда выдумайте себе, что все неприятности остались позади, и слабонервность куда-нибудь улетучится.

– У вас кролики по окнам шастают, а мои неприятности должны остаться позади? – преисполненная ехидного возмущения, спросила служанка.