Ничего

– Да перестань, пожалуйста, быть таким назойливым, я и без тебя обречён целый день стыдиться вчерашнего. – попробовал заткнуть рот звонарю кролик Слон.

– В троллейбусном парке принялся землю целовать, дескать, возвратился на милую сторонку, и требовал официальной правительственной делегации с приветственной речью. – упрямо докладывал неуёмный звонарь. – Получил от трудящихся разбавленного антифриза в стакане, малосольный огурец на закусь, и в благодарность попытался изобразить гимнастическое упражнение «ласточка», а хотя: девушка! хотите я из вас сделаю чемпионку мира по акробатике?.. лезьте под меня!.. сама ты «гоблин вислоухий», едрить-твою-раскудрить!..

– Заткнись! – осипшей собачонкой тяфкнул кролик Слон.

– А вот чего ты отчебучил до троллейбуса – этого ни в сказке сказать, ни пером описать. – настойчиво бухтел звонарь. – Выдающиеся кренделя вытанцовывал на именинах Жирафушки Кроткоокого, а он, между прочим, работает судьёй Басманного района города Мосгвы, и тебя первый раз в жизни видел. На именины тебя затащили палачи Вздрюч и Вздроч, а ты обещал им, что будешь вести себя паинькой, хотя, и допускал некоторое оплошности.

– Ну вот, некоторые же обещал… – попробовал найти утешительные моменты кролик Слон.

– И сразу принялся застольные тосты провозглашать, пил без передыху, и «за милых дам», и за «за лося, чтоб хотелося, моглося, богателося и еблося», и за «ручки, ножки стали зябнуть – не пора ли нам дерябнуть?»… Потом принялся рассказывать, что, дескать, был выдающимся артистом балета и прогремел на весь мир и завистников нажил, а потом был изгнан из балетной труппы, на взлёте-то славы!.. Вроде того, что и публика, после твоего изгнания, два года в Большой Театр не ходила, брезговала пялиться на Цискаридзе, а хотя: девушка! хотите я вам расскажу, как мы втроём, помнится – я, Григорович, и ещё какой-то хрыч из министерства культуры – репетировали балет Чайковского?.. прошвырнулись свежим взглядом по затхлой классике… по этим, по лебедям-то херовым… пампампампам-парара-пампам… пампампампам-парара-пампам… Ну, было такое или нет? Помнишь?

– Отстань!.. Было и было, плевать. – всё больше грустил кролик Слон.

– Правильно, теперь тебе хоть ссы в глаза – всё божия роса!..

С трудом одевшись в любимый летний полукомбинезон василькового цвета, кролик запрягся в тележку и доплёлся до фермы. Всем своим крючковато-сгорбленным видом, напоминающим Апеннинский полуостров, он выказывал, что его надо чисто по-человечески пожалеть. Матушка-молочница Опрокида Кувырдаевна жалостливо погладила уши кролика.

– Знаете ли, кролик, – сказала она. – у вас какой-то очевидный недосып наблюдается. И за уши вас вчера никто не таскал, не помните?

– Если бы вы могли представить! – с трудом воскликнул кролик. – Вчера весь день именины праздновали дружной компанией – и хоть бы кто-нибудь меня остановил и домой отвёз. Вы же знаете, я не пью, разве только друзья попросят хорошенько, да и то – за здоровье дорогого именинника. А разве можно за здоровье именинника не выпить? это же грех, матушка-молочница, обычный житейский грех!..

– И ещё какой! – всплеснула руками Опрокида Кувырдаевна. – Сегодня вы ему здоровья не пожелаете, а завтра он вас и к дверям не подпустит, скажет «чтоб ты сдох, невежливый товарищ»!..

– Да, да, я терпеть не могу быть невежливым, я при любом удобном случае высказываю пожелание доброго здоровья, пускай даже это будет сволочь какая-нибудь, в которую и плюнуть жалко… а доброго здоровья пожелать не жалко… Хотя, вчера был прелестный именинник, дай бог ему благоденствия и лося, и повышения по службе…

– Блямц! – ударил по колоколу звонарь и напомнил: – Залпом выпил полбутылки коньяка и полез целоваться к Жирафушке-именинику, завопил: сколотите мне лестницу метров на пять, а то Жирафушка на судебной должности возгордился, вырос с пожарную каланчу и теперь сам нипочём не нагнётся, ему наши дружеские лобызания противны!.. Вскарабкался по лестнице, да только, вместо обещанного поцелуя, Жирафушке-именинику по челюсти съездил. Спросил ещё этак недовольно: чего ваше свиное рыло делает в нашем калашном ряду?..

– О-хо-хо! – покачнулся кролик, вспоминая, как стремительно и болезненно падал с лестницы. – Понимали бы вы, матушка, сколько трудных и дифференциальных вопросов поднимают несвоевременные именины к самим именинникам и к их случайным гостям.

– Да ещё как понимаю! – откликнулась Опрокида Кувырдаевна. – Я вчера видела, как возвращались с именин наши палачи Вздрюч и Вздроч. Обычно они завсегда деловые такие, телосложения имеют облачно-верблюжьи, сытые. Завсегда большое уважение к себе вызывают. А вчера, как половые тряпки, по ветру болтались, то и дело падали да на карачках по земле ползли. Вот, думаю, теперь к ним много вопросов может возникнуть про прошедший праздник, да они вряд ли чего вспомнят.

– Не знаю, не знаю… – покачал головой кролик. – Вот вроде ты и радуешься, что богиня памяти Мнемозина окочуривается на какое-то время, помалкивает стыдливо. Но всегда найдётся вредный гад, который напомнит тебе всё самое неприятное и непристойное. А там хоть со стыда сгори.

– Дак оно дело молодое. – сочувственно погладила кролику уши Опрокида Кувырдаевна. – Можно и побузить немножечко, кости поразмять. Можно и подраться, будучи в выпившем состоянии, поскольку кровь-то горяча.

– Дело, в основном, не в температуре крови. Дело во влияние людей друг на друга, которые – по сути говоря – друг другу чужды, но их притягивает, словно магнитом. Дело в том, насколько ты хочешь понимать людей, постигнуть насколько они усердны в своей естественности, не прибегая к нормам морали. И если они в ответ дерутся, то необходимо отвечать. Вы ведь знаете меня, матушка, я далёк от пацифизма.

– Все далеки. – вздохнула Опрокида Кувырдаевна. – Время такое.

– Блямц!.. Передрался со всеми трудящимися троллейбусного парка, поскольку ловко орудовал выхлопной трубой. – напомнил звонарь. – А потом в продуктовый магазин отправился за водкой, где собрал вокруг себя аудиторию и принялся заверять, что только прикидываешься пьяным кроликом, что есть некие цели для такого твоего поведения, о которых вся страна узнает со временем, обнаружив новый виток демократических перемен, а на самом-то деле ты – видный иностранец, представитель почтеннейшего аристократического семейства, наследник одной десятой европейской металлургической промышленности, и можешь купить весь этот сволочной магазин, стоит тебе только глазом моргнуть… их бин ди дойчешен демократишен републик… яволь?..

В носу кролика уёмисто запершило.

– Эх, понимали бы вы, матушка, – пригорюнился кролик Слон. – как малополезны принудительные раскаяния по утрам!.. Завидуешь трезвенникам, словно мертвец, придавленный чёрствой пустотой гробовой доски, завидует живым собратьям. А тут ещё надо и на работу поспешать, надо денежку зарабатывать!.. Очень бывает странно, когда всё так хорошо начинается в жизни, а затем так вульгарно кончается.

– Как говорится, шкалики да косушечки доведут до заплетушечки. – поучительно проговорила матушка-молочница. – А всем советую молоко пить, от него большого вреда не бывает, ежели свежее.

– Да и я всем советую молоко пить. – сразу согласился кролик. – Да не все меня слушают. Говорят, что это я хорошо устроился и могу у вас нахаляву молока брать сколько вздумается, а обычным людям надо денежку платить. Ну, говорю, раз вы такие скряги, то подоите бычка получите молочка!..

– Попробуй-ка его подои! – развеселилась Опрокида Кувырдаевна. – Вымя-то не надоенное.

Кролик Слон и сам, потешаясь сказанному, похмельно загигикал, полагая, что смеётся красиво и рассыпчато-задорно.

– Это кто кого здесь хочет подоить? Кто такой здесь смелый отыскался? – вдруг выкарабкался из орешника, сияя рахат-лукумистой бесстыжей рожей, бычок ПОТЕШИЛСЯ?-СПАСИБО,ХВАТИТ.– Привет, кролик!.. Об чём смеётесь?..

– Привет, дружище. – откликнулся кролик. – Да мы не над тобой смеёмся, если ты вдруг подумал что. Мы смеёмся над отрицательными чертами характера человека. Над скаредностью, например. А ты разве скаредник?..