Страница 37 из 46
Два года у него никого, кроме меня, не было… Даже если так, если ему стало хватать бабу раз в месяц, то почему сообщил мне это только сейчас? Почему по-прежнему приходил и уходил молча? Почему бы не позвонить и не спросить, как у меня дела? Я не болею, да? Никогда? Грипп меня не замечает, у меня броня… Только сейчас броня и на сердце, от которого, точно горох от стены, отскакивают пустые слова Знаменева.
Игорь весь день разыграл, точно по нотам. Не поставил меня на табуретку, чтобы сообщить о том, что бог спустился с Олимпа на грешную землю, а так, на улице, между делом, точно о погоде… Ну да, у него все в жизни между делом, в свободное от работы время, в свободное от друзей… Неужели он из тех, кому женщина нужна только в треугольнике: постель, кухня, детская? Скорее всего так и есть. Вот раньше он этого бермудского треугольника избегал, как черной дыры, а тут захотелось узнать, есть ли жизнь на Марсе? Марс — планета красная, рыжие тоже красные — по расцветке подошла, а фасончик хоть и устарел, но дерюга притерлась к телу…
Боже, Игорь, что за бред… Пусть тебе ребенка молодая родит, а я так уж и быть досуг тебе скрашу, пока сама не крашусь…
Сам позвонил. Черт! Нет… Мама. Черт в квадрате, если не в кубе.
— Мама, Грету прооперировали, но забрать можно будет только после пяти…
— Я не по этому поводу звоню…
Вот этого я и боялась.
— А по какому интересно? — спросила довольно зло.
Ни о ком не сплетничаю и о себе сплетничать не позволю.
— Кто это был?
— Поклонник, если ты об Игоре.
— Как тебя тянет на всяких Игорей! — выплюнула мать дистанционно прямо мне в ухо.
Не забыла его за столько лет. Вот ведь как… А никогда не припоминала мне его в разговорах. Ну… Бывало, вскользь.
— Ну, я не виновата… И я знаю, что тебе рассказали. Я отказалась, эта работа не для меня.
— Работа?
— Нет, мама, подарок на день рождения! Не смешите мои тапочки! Мам, а если я с ним расстанусь, мне увольняться с нового места? Ты меня обратно примешь?
— А то я тебя не приняла…
— А я никуда не уходила…
О чем мы вообще говорим, я уже запуталась. Ах, приняла обратно от Игоря! Ей что, противно было со мной за одним столом сидеть, зная, что я на днях из постели Знаменева вылезла? Со своего дивана и из объятий дармоедов — нормуль, а до этого…
— Мам, если ты только за этим звонишь, то мне некогда. Я тут уборкой занялась, пока собаки нет…
Я даже выдохнуть не успела, так быстро мать сбросила звонок. Ну а что? Выяснила, что хотела, а дальше и не интересно особо. Моя личная жизнь вообще никого и никогда не трогала — она шла параллельно с их жизнями: я жила не просто отдельно, а на другой планете. Встречались чисто по-деловому обсудить парикмахерские дела. А остальное — хер его знает, кому это интересно… Свои сопли отдавала только платку и то одноразовому: в помойку и с концами.
Выглянула в окно — ну что такое… Стоит. Набрала номер.
— Не поднимешься?
— А ты меня не приглашаешь.
— Ну а вдруг тебе очень надо? Тогда можно и без приглашения.
— Потерплю.
— Игорь, ну хватит уже выделываться! Не уехал, поднимайся. Я тебе чай без корицы заварю.
Не кашу. По завариванию каши ты у нас спец. Куда мне с тобой тягаться! У меня нет диплома о высшем образовании. Только о средне-специальном… А там не учат тонкостям делового общения. И жить не учат. Жить вообще никто не учит, даже собственные шишки.
Пятнадцать лет знакомы, а что я про Игоря Знаменева знаю?
— Спасибо, что пригласила, — обратился он ко мне через порог.
— Напросился. Сам.
— А кто ещё за меня заступится? У меня никого нет. Даже собаки. Ты только что заявила, что она не моя.
— Не все то, за что заплачены деньги, твое…
Я не помогала ему раздеться — сам знает, куда повесить куртку.
— Что смотришь? — он нагнулся ко мне, почти к самой груди. — Потрогай.
— Не хочу. Мне это не нужно, — руки остались скрещенными на груди. — Не первый год стригу мужиков.
Он выпрямился и теперь глядел свысока. Впрочем, как всегда.
— Слушай, Малина. А я, кажется, тебя люблю. Терпеть тебя невозможно.
— Возможно, возможно, — я отвернулась и пошла на кухню, чтобы показать Игорю, куда нужно идти. Ну и заодно то место пониже спины, куда мне его очень хотелось послать. — И невозможное возможно в стране возможностей больших.
Он не пошел на четыре буквы, уселся в четырех метрах кухоньки на свой — ну а чей же еще! — стул. Руки не вымыл и спрятал их в рукавах джемпера. Не сложил, как прилежный ученик за партой, а именно спрятал.
— Живи еще хоть четверть века… — начал проверять мои школьные знания по литературе, и я тут же замахнулась на него пустой чашкой.
— Сейчас фонарь под глазом будет. Ясно? Что тебе в аптеке нужно? Средство от головы? Или жаропонижающее? Или брома?
Ну да, чтобы меня не хотелось поиметь по полной, что он с утра и делает.
— Жизненный опыт лучше брома действует. Малина, ну не злись ты на меня. Проведи со мной выходные.
— Я работаю и в субботу, и в воскресенье. И я не собираюсь никого отменять ради тебя. Люди за три месяца записывались. Заранее озаботились, а не как Юлий Цезарь…
Игорь прикрыл глаза и тяжело выдохнул.
— Я тоже заранее озаботился твоим подарком.
Я обернулась к нему с полной чашкой. Пожалела — не стала выплескивать в лицо кипяток. Ну что с дурака возьмешь… Его только пожалеть можно.
— Малина, мне это кажется правильным решением. Твоя мать спокойно найдет тебе замену.
— А ты? Не спокойно разве?
Я нервно дернула шеей. Хотелось сохранить спокойствие, да как-то все не получалось. Даже села, почувствовав в ногах дрожь.
— За пятнадцать лет не нашел, как видишь.
Смотрит и не видит — ничего, как всегда.
— Не искал. Ты же у нас, как ребенок, зависим от частицы «не», ты ее не замечаешь. Не понимаешь, что не ищешь, не звонишь, не любишь…
— Малина, пожалуйста. Мы взрослые люди. Кто прошлое помянет…
— Только что сказал, что я нужна тебе исключительно потому, что есть, что вспомнить…
— Ничего хорошего, что ли, не было?
— Было. Постель. Но что ее вспоминать? Как говорится, о любви не говорить надо, ей занимать надо… Вот мы и занимались. А теперь разговоры разговаривать поздно. Зачем время терять? Вдруг завтра любилка отвалится, не молодые уже…
— Вот какая же ты грубая, Малина!
Я вскочила, точно его голос, поднявшийся всего лишь на пол-октавы, стегнул меня семихвостой плеткой, или сколько там было хвостов у Барабаса Карабаса?
— Так нахрена я тебе нужна такая грубая?!
— Потому что я тебя люблю.
— Новое слово выучил, да? И повторяешь?
Я снова села, не могла стоять. Коленки по-прежнему тряслись.
— Долго же у тебя взяло — пятнадцать лет. Ты ко мне, как к логопеду, что ли, ходил? Или к дефектологу? В психологини же я не гожусь… Да и не уверена, что психолог справился бы с таким отставанием в развитии…
Я замолчала. Игорь никак не реагировал на мои слова — просто смотрел на меня, в упор. И у меня по спине потек холодный пот. Или горячий. Я не чувствовала разницы температур. Я вообще ничего не чувствовала. Окоченела. На улице минус. И у меня в ушах минусовка чужой песни про любовь — наши голоса все не накладываются и не накладываются, а под фанеру петь сложно, особенно в первый раз. Вот у Игоря и выходит так фальшиво.
— Это нормально, что ты злишься, — выдал Игорь контраргументом. — Я и не ждал, что ты мне на шею кинешься. Просто подумай. У нас обоих часики тикают.
— У меня ничего не тикает. У тебя — подавно. Сейчас модно жениться на дочках.
— Мне не приспичило жениться. Я, может, наконец понял, что искал… Так ведь часто бывает: ищешь далеко, а находишь близко. Малина, дай нам шанс. Просто попробуем пожить вдвоем. Без всяких планов. Негативный опыт у нас имеется. Может, и на позитив выйдем. Чем черт не шутит. Я же выпустил твоего тролля из шкатулки. Ну… Будет, кого обвинить.