Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 46

Какова цена его откровенности? В ту ночь он просто был пьян. Приехал ко мне весь черный, хотя и был в сером костюме. Отец уснул за рулем, и родительская машина полностью вошла под фуру, ехавшей по соседней полосе. Напился у меня на кухне, наплевав на присутствие в квартире бабушки. Я трезвая уселась с ним на пол и качала его, словно ребенка, когда Игорь белугой выл у меня на плече. Ему было двадцать восемь, мы полгода как не виделись после настоятельной рекомендации моей мамы прекратить встречаться с этим козлом.

Тогда Игорь сквозь всхлипывания рассказал о себе все то, что я в итоге о нем и знаю. Откровенничать по-трезвому его никогда не тянуло, а пьяным я его больше не видела. Он всегда был за рулем.

Игорь тоже, как и мой старший племянник, был случайным ребёнком и родился лишь потому, что врачи отговорили его мать от аборта, напугав почти стопроцентным бесплодием. Или скорее его отца, потому что вся тяжесть ухода за Игорем легла на плечи не жены, а его матери. Наверное, Вера Ивановна и настояла, чтобы внук ходил в школу с нормальными детьми, в обычную дворовую, но Игорь не получил в ней даже неполного среднего. Чтобы он смог учиться в вузе, родители перевели сына в элитную школу, в которую он ездил уже сам, без сопровождения бабушки. И на метро. Наверное, день получения прав на управление автомобилем был последним днем, когда Игорь пользовался общественным транспортом.

В новом классе тусовка оказалась соответствующей, но его отца знали, да и Игорь, имея неплохие внешние данные, смог легко поставить себя на одну линию со школьной элитой. Парень, который первым протянул ему руку, и послужил причиной нашего с ним знакомства. В первый раз химиотерапия ему помогла, но он, увы, все равно дожил лишь до тридцати.

Но тогда я слушала только о родителях Игоря… Недолго. До трех утра. Потом Игорь вызвал такси и уполз от меня почти что на четвереньках. Нет, конечно же, я довела его до машины, а что было потом, не знаю. На кладбище он меня не позвал. Стеснялся такой знакомой? Наверное…

— Малина, позвони ему, — смотрела на меня бабушка слишком строго. — Это некрасиво. У него несчастье. А ты… Ты говорила, что любишь его. Разве так любят?

— Больше не люблю, — отрезала я.

И это был наш с ней последний разговор об Игоре. Через три месяца бабушки не стало. Раз и все… Проснулась ночью — вижу, лежит на полу ничком. Подбежала. Успела вызвать скорую, но до больницы они бабушку живой не довезли.

Игорь позвонил через три месяца.

— Не ждала?

— Ждала, — сказала я скорее ради шутки.

Я жила одна. Без бабушки. После семейного скандала квартира по завещанию перешла ко мне. С сестрой я год еще потом не разговаривала. Официально мы с ней не мирились, просто я снова стала вхожа в мамину квартиру, где они жили все вместе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Мама любит тебя больше. И бабушка тебя любила больше меня! — кидалась в меня сестра обвинениями.

Плевать… Игорь меня не любит больше других. Но почему же напиться приехал именно ко мне? Нет, поговорить за бутылкой. Ведь это была наша единственная встреча, в которую мы только говорили.

— Ты дома?

— Да.

За моим ответом последовал телефонный звонок

— Спустись с собакой во двор.

Во двор?

Я выглянула в окно: увидела его, будто кадром из кино. Сопливо-романтического. Стоял, облокотясь на белую крышу машины, с букетом красных роз. Ими он помахал мне в окно — увидел, наверное, как дрогнул тюль. В деловом костюме стоит на ветру, хотя я в шапке с собакой гуляла.

— Что ты тут делаешь? — с трудом выдавила я из себя в нагретую в моих руках трубку.

— Тебя жду. Видишь же. Выходи. А то будешь мне сопли лечить.

— Я не одета и собака давно выгуляна.

— Я не выгулян. Одевайся и выходи без собаки. Я подожду. Это даже лучше. Пойдем поужинаем вместе в кой-то веке.

— Может, поднимешься?

Я ведь уже не девочка. Я женщина, хотя бы по возрасту.

— Не могу, Малина. Мне перед твоей бабушкой стыдно за прошлый визит и… Ну, я к тебе приехал, понимаешь? К тебе…

Я все понимала. И тело все поняло: сжалось и заболело. Во всех местах. Особенно ноги. Работа целый день на ногах их убивает в ноль. А потом вот такие звонки…

Я села на валик собранного дивана. Ноги не слушались. И я не слушала доводов разума. У меня год его не было. Год… Никого…

— Я одна, поднимайся.

Я не стала говорить про бабушку. Не хотела выслушивать соболезнования, пусть даже и искренние. Иначе разревусь, а реветь перед ним мне не хотелось. Перед ним я должна выглядеть красивой, взрослой и сильной. Я взбила волосы и пошла к двери. Грета оглушительно залаяла на позывные домофона.





— Это свои! Молчи!

Но она не замолчала, даже когда увидела, кто пришел. Она-то не дура, всегда понимала, что никакие это не свои, это чужие пришли… По душу ее хозяйки. А у хозяйки душонка жалкая, ей страшно отказать…

Вот так и жду его и открываю двери с улыбкой. Красивая, взрослая, сильная — с такой любо-дорого спать. С такой невозможно жить, потому что такая давно живет одна и при том самостоятельно.

За все эти пятнадцать лет Игорь, получается, ждал меня всего одну минуту. Ну, может, две, пока мы говорили с ним по телефону.

— Малина! Как же я соскучился!

Он поднял меня до потолка, так и не вручив букет — хотел отстегать им по спине, точно веником. Я-то тут при чем? Это ты носился где-то, как сраный веник. Скучал… В чужих объятиях. Скучал… А я скучала одна.

И сейчас проглотила всю обиду, чтобы впиться ему в губы. Во время поцелуя, конечно, можно его придушить, но трудно: Игорь не первый день дам обхаживает. Знает все их штучки и обиды. Не опустил меня на пол. Даже выше, кажется, поднял и подтянул к себе — и я потеряла тапки. Ну да, вот всю жизнь и бегу к нему, роняя тапки…

И все же чуточку я его придушила. Для острастки, так сказать, потому что сказать ничего не могла. Наконец он оторвался от моих губ, чтобы дохнуть в меня мартовским морозцем. Нет, мартовским жаром — у него даже уши нагрелись, у этого мартовского котика. И улыбка до этих самых теплых ушей доползла. Это я ему щеки растянула, пытаясь разглядеть за его улыбкой акулий оскал. Собака лаяла. Собака наскакивала на него со спины. Он стоял скала скалой. Дуб! Пень!

— Дай цветы поставлю… — выдала я в такт колотушки наших сердец и собачьего лая.

— Да к черту цветы!

И к моему ужасу Игорь швырнул букет на пол.

Я ахнула, но не из-за незавидной судьбы роз, а потому что Игорь впился мне зубами в мочку.

— Не будем терять ни минуты. Твоя бабушка уже видела меня в стельку пьяным. Второго подобного позора я не переживу…

— Она не придет… — вжалась я в его гладкую щеку.

— Опять пасет правнуков? Уже круглосуточно, что ли?

— Нет. Бабушки больше нет.

Он отстранил меня резко. Поставил на ноги. Сжал щеки, но не поцеловал.

— Давно?

Я кивнула.

— Я ж совсем недавно был…

Четыре месяца прошло. Недавно…

— Мне уйти? — и он даже отступил.

— Я тебя ждала…

15. "Колючий ежик"

Прямо-таки насмешка судьбы… Наш первый секс случился в пустой квартире, в которой больше не было Веры Ивановны, а наш очередной, открывший череду любовных «гостей» Игоря, в моей, когда не стало бабушки. Другими словами, нас испортил квартирный вопрос.

Тогда я вошла в его квартиру, прижимая к животу огромную сумку с инструментами, точно щит, который меня не спас. Это же не пояс верности! Кому верности? Себе!

Все изменилось до неузнаваемости. Евроремонт, никакой старой мебели. Точно пришла к другому человеку. Да, к другому. Он просто остался внешне похожим на того, кого я когда-то обрила наголо.

— Я начал новую жизнь. Абсолютно новую, — заявил Игорь, одергивая футболку, которая в этом одёргивании не нуждалась.

Руки, что ли, вытер мокрые? Лучше бы забрал у меня сумку. В натопленной до невозможного квартире нужно быстрее избавиться от пуховика, шарфа, шапки и ботинок на рифленой подошве. Ноябрь, не лето! Нос красный. Почти шмыгаю.