Законы Долга

Раздался стук, и в дверях появилось напуганное и заспанное лицо лакея.

— Миледи, он пришел. Мне проводить его к Вашей Милости или…

— Конечно, зови его уже сюда, — в три прыжка молодая графиня добралась до своего мягкого кресла и, усевшись на его край, вся в нетерпении уставилась на дверь своими круглыми, как две медали, глазами, нервно растирая ладонями колени. Она так долго вглядывалась в темноту коридора, что даже вздрогнула, когда черная тень отделилась от стены и ступила в слабо освещенную догорающими свечами комнату.

Как только фигура человека появилась на пороге, гномы тут же скрестили алебарды, высоко задрав головы и пристально следя за вошедшим своими суровыми глазами.

— Рофф, Грегги! Ну что вы, в самом деле… — чуть не плача обратилась Юнуши к стражникам, — дайте ему хоть войти-то.

Еще раз сверкнув глазами, гномы разомкнули оружие. Видя нерешительность своего гостя, Юнуши дала ему знак рукой подойти. Бренча тяжелыми доспехами, человек вышел на свет, преклонил колено, и его резкий низкий голос заполнил небольшое помещение:

— Ирас, миледи, к Вашим услугам.

Сказав это, человек поднялся, возвышаясь над всеми присутствующими в комнате. Его суровое лицо не выдавало никаких эмоций. Он был не очень стар, но вид у него был изможденный и усталый, словно бы он шагал, не переставая, несколько дней без возможности сделать остановку. Его черная тяжелая броня, украшенная многочисленными вмятинами и царапинами, имела вид столь же потрепанный, как и его владелец, кроме того, явно была ему несколько великовата. Седина пробивалась сквозь русые пышные волосы воина, а темные глаза глядели на Юнуши с долей презрения, хотя ничего, кроме взгляда, не выдавало его недовольства. Он вел себя чинно и учтиво.

Графиня предложила гостю занять место напротив, и тот было уже отказался, заявив, что он лучше постоит, но заметив, как гномке приходится запрокидывать свою головку, спохватился и уселся на поставленный перед креслом юной леди стул. Юнуши еще раз недовольно перевела взгляд своих ясных глаз с одного охранника на другого и радушно обратилась к сидевшему напротив воину.

— Вы не представляете, милорд, как я рада, что супруг мой внял-таки моим бесконечным просьбам и наконец-то нанял достойного воина, чтобы обучать меня тактике ведения боя.

Ирас посмотрел на нее прямо и сухо заметил, что он не обладает никаким титулом и госпожа может называть его просто по имени.

Мужчина смотрел на Юнуши, не отрывая взгляда и не мигая, и ее на миг охватило чувство тревоги, но она старалась этого не показывать. Ей было неловко сидеть перед воином в своем накрахмаленном платье, делающим ее похожей на куклу, но отец требовал, чтобы она носила платья, и на людях она старалась показываться в своих лучших нарядах, хоть и без малейшего удовольствия.

— Я уже обучалась у охотников в родной деревне, и здесь меня тренировал опытный боец, — многозначительно заметила Юнуши, — но никогда еще я не имела чести обучаться у прославленного воина, участвовавшего в защите столицы от полчищ бунтовщиков и награжденного знаком королевского отличия. — Об этом сообщил ей граф, чтобы усилить эффект от нанятого для нее мастера, хотя супруг также не преминул заметить, что при освобождении севера от южного гнета Ирас проявил себя подло и чуть не предал короля, но об этом Юнуши не решилась заговорить с едва знакомым ей человеком.

— Мои заслуги преувеличены, миледи. Я всего лишь солдат, и… — он поколебался, и Юнуши поняла, что ему с трудом дается каждое слово, — и я почту за честь обучать невестку лорда Шуттгарта.

Юнуши любезно кивнула и попыталась рассказать новоиспеченному учителю о своих успехах, но тот был рассеян и едва ли вообще слушал, что она говорит. От чая он решительно отказался, на вопросы о своей родословной отвечал уклончиво, и когда гробовая тишина повисла над комнатой, Юнуши поинтересовалась, когда начнутся их занятия.

— Милорд не давал мне никаких указаний на этот счет. Его Светлость лишь намекнули, что мы не встретимся ранее будущей недели, объяснив, что Вам нужно время отдохнуть с дороги…

— Я и так уже потеряла слишком много времени, — вскрикнула графиня, вскочив с опостылевшего ей кресла. Вскочил и Ирас.

Еще раз оглядев свою стражу, женщина приблизилась к воину, который был выше ее чуть ли не в два раза. Ее сверкающие розовые глазки уверенно столкнулись с суровым взглядом человека.

— Я бы начала наши занятия прямо сейчас, — властно проговорила она, — но думаю, что и без того застала Вас врасплох, заставив явиться сюда посреди ночи, посему… — она хитро прищурилась, — я буду ждать Вас в тренировочном зале через четыре часа, на рассвете.

— Слушаюсь, миледи, — Ирас без эмоций поклонился и вышел из комнаты. Один из стражей пошел проводить его, а второй по-прежнему стоял у двери.

– Роффи, ты тоже можешь идти. Как видишь, ничего мне больше не угрожает.

Длинноусый страж помедлил у порога и затем вышел за остальными, учтиво поклонившись.

— Ты видела, Алис, как они его оба боятся? — обратилась Юнуши к эльфийке, как только дверь за охранником закрылась.

Алис непонимающе посмотрела на госпожу:

— Мне он не показался таким уж страшным.

— Они забрали его меч, поэтому он был вынужден явиться сюда с пустыми ножнами. И древки своих алебард они сжимали так, словно перед ними не уставший путник в потрепанном доспехе, а дикий зверь, готовый на любую выходку.

Алис пожала плечами, но гномка тут же бросилась к ней и крепко обняла ее за тонкую талию — почти одного возраста, Юнуши доходила эльфийке лишь до груди.

— Ах, Алис, Алис, как же я по тебе соскучилась!

Эльфийка нагнулась, чтобы поцеловать гномку в макушку, и затем поинтересовалась, будет ли та ужинать, прежде чем отправится спать.

— Я не собираюсь ни ужинать, ни спать. Помоги-ка мне, — с этими словами Юнуши начала распутывать крючки и завязки на своем кружевном наряде.

Когда эльфийка помогла Юнуши раздеться, гномка натянула свой пыльный дорожный костюм, накинула серый плащ.

— Разумно ли это? — ошарашенно поглядела на нее Алис. — Граф не одобряет, когда ты ночуешь вне дома.

— Граф, я уверена, крепко спит в своей комнате, а рано утром его ожидает в замке его лорд-отец.

— Но разве ты не пойдешь с ним? Что я ему скажу, когда он зайдет за тобой утром?

– Скажи, что я наслаждаюсь подарком Его Светлости, и передай им обоим мою искреннюю благодарность, — сказав это, Юнуши побежала, незаметная, как кошка, по длинному темному коридору, провожаемая молчаливыми взглядами ненавистных ей стен.

Раньше, чем выйти в просторный холл, она свернула в едва приметную дверь прачечной, откуда вылезла через маленькое узкое окошко для нечистот, вырубленное у самого пола, и, еще плотнее завернувшись в свой плащ, едва заметным комочком помчалась через центральную площадь в сторону храма.

Мостовая шелестела под ее тихими шажками. Обутая в мягкие дорожные сапоги из волчьей кожи, она не производила практически никакого шума. Перед ней оказались ступени, и она не решалась посмотреть выше их, боясь быть замеченной, но знала, что громадина скалы возвышается над ней, как огромное каменное божество, и, словно пасть этого сурового бога, перед ней распахнулся вход в храм Эйнхасад[5], расположенный в недрах этой скалы. Спящие на ступенях нищие проводили ее взглядами сонных глаз.

Такая же тихая, безветренная ночь, как когда я впервые прибыла в этот ледяной город. Тогда она чувствовала себя необычайно одиноко. Ей самой было странно, до чего же она скучает по родной деревеньке, по ее маленьким деревянным домикам, по уютному гостеприимному храму Мафр[6], где выросла она сама и где любой всегда мог найти приют, милость богини и душевную беседу с мудрым и добрым Дайчиром, получить совет вечно сердитого всезнайки Геральда или послушать были от хранителя сказаний, ее отца, Верховного Жреца Зименфа. Но как же приелась ей эта повторяющаяся изо дня в день рутина, как хотела она вырваться из мягких лап засасывающего уюта и отправиться в странствие по миру, по дальним неизведанным странам. И как она радовалась, когда отец, пригласив ее за день до совершеннолетия — двадцать второго дня рождения — в свой кабинет, сообщил, что, так как его дочь рождена для великих дел, ей следует привыкать к жизни в больших городах. Ах, как билось ее сердце в ночь, когда ей суждено было оставить родительский дом и начать жизнь в новом месте, в самом северном городе мира и ближайшем к ее родной деревне — Шуттгарте, одной из трех основных твердынь северян. Но первые дни, несмотря на ожидаемую радость, тогда дались ей с трудом. Ее покровитель, главный оружейник самого короля, седовласый Бартолд, оказался гномом малоразговорчивым, не склонным к сентиментальностям и не терпящим никаких возражений. Его сын Брунс, обещанный ей в мужья, был весьма похож на своего отца, хотя и был более словоохотлив и постоянно старался задобрить будущую жену дорогими подарками: платьями, драгоценностями и южными деликатесами. Он даже подарил ей ручную кукабурру[7], совсем еще крошечную, и теперь после длительного отдыха у лечебных источников ей не терпелось скорее посмотреть, как она выросла за последнюю пару месяцев. Но еще больше ей хотелось увидеть его…