Страница 2 из 18
В Рождество Ванька с сестрёнкой были приглашены к школьному товарищу Анатолию Вознесенскому. У Анатолия была сестра Любаша, подружка сестрёнки Маши.
Дети Савельевых: Ванька с Манькой очень обрадовались приглашению, они никогда не бывали на ёлке, поэтому с нетерпением ждали рождественского вечера. Наконец праздник Рождества наступил. Детвора вечером направилась в дом Вознесенских. В горнице стояла разукрашенная ёлка, на ней висели всевозможные игрушки и прикреплённые восковые свечи. Иван Павлович (отставной дьячок) отец Анатолия, зажёг свечи. Ёлка заблистала огнями и игрушками. Приглашённых детей на елку было около десяти человек, все школьного возраста.
Взявшись за руки, ребята ходили вокруг ёлки, пели песни, рассказывали стишки, играли в разные игры. Досыта наигравшись около блестящей от свечей и игрушек ёлки, ребята были одарены подарками: конфетами, пряниками, орехами. Часов в двенадцать ночи, весёлые и довольные впечатлениями, ребята разошлись по домам.
Двадцать второго января этого 1924 года в школе занятий не было, а было собрание учеников по случаю годовщины 9-го января 1905 года. Заведующий школой Евгений Семенович Лопырин перед школьниками выступил с речью, в которой он говорил о значении события и о вожде народа Ленине.
После собрания учителя каждого класса (их было четыре) каждому ученику раздали по листу бумаги. Этому подарку был рад каждый ученик, так как бумаги не хватало, и ученикам приходилось писать или грифелем на грифельной доске, или на газетах обломками карандашей. На другой день, двадцать третьего января, ученик четвертого класса Васюкин Колька, живший на станции Серёжа, известил Евгению Семеновичу и всем ученикам, что 21-го умер Ленин. Эта весть тяжело отразилась на учителях и на школьниках.
Похороны Ленина в Москве были назначены на воскресенье, 27-е января. Гроб с телом Ленина в Колонном зале Дома Союзов был установлен на шесть ночей и дней.
В воскресенье, 27-го января, у Ваньки Савельева отмечался День рождения. В этот день ему исполнилось восемь лет. По этому случаю в верхней избе было устроено общесемейное чаепитие. Завидев в окно проходившую по улице траурную демонстрацию с черными флагами, Ванька не долго думая, выбежал на улицу, наспех накинув на потные плечи пиджак. Он присоединился к демонстрации. Сильный мороз пощипывал уши, забирался под одежду, но отставать от толпы Ванька даже и не помышлял. Обойдя вокруг села, шествие остановилось около сельского совета, у деревянного здания около каменной лавки Лаптевых. Народу здесь собралось много, откуда-то пришли солдаты с винтовками. Начался траурный митинг, который открыл Евгений Семенович, за ним выступил председатель сельсовета Трошин, за ним управляющий вторусским кредитным товариществом Кудосников и другие ораторы.
После винтовочного салюта и команды «Шапки долой!» последовало пятиминутное молчание, а под конец митинга всеми присутствующими была спета «Вечная память». Махая шапкой, с трибуны регентствовал Евгений Семенович.
Торговля. Метрическая система
В Мотовилове в это время было три бакалейных лавки: Васюнина в Шегалеве, Лаптева, универсальная, у церкви и вновь открытая трестом лавка на перекрёстке улиц Мочалихи и Слободы. В Лаптевой торговала хозяйка Екатерина Ивановна, в Васюниной сам хозяин – старик Василий, а в трестовской – Васька Панюнин и Дунаев.
В лавках съестного товару было изобилие, так что от сочетания запахов колбасы, кренделей, калачей и селёдки в лавке создавался такой букет наиприятнейшего запаха, что из лавки так бы и не выходил.
– Бог за товаром! С прибылью торговать! – поприветствовал Василий Ефимович хозяина лавки.
– Спасибо! – ответил тот.
– У тебя, видно, Василий Михайлович, в лавке-то и мышей нет? – обратился к хозяину Василий Ефимович, пришедши купить к празднику рыбы – сазана.
– А что? – осведомился хозяин лавки.
– Уж больно гоже пахнет, дух в лавке приятный! – втягивая в себя воздух, улыбался Савельев.
– А вот он, ночной хозяин, мышам спуску не дает, он с ними быстро расправится, – указывая на дремлющего кота, отозвался хозяин лавки, кладя на чашку весов добротного сазана. – Три кило с лишним, – назвал вес рыбины лавочник.
– Эт сколько же в фунтах-то? – осведомился Савельев.
– Восемь фунтов, – пояснил Васюнин. – Нам, торговцам, от властей велено на килограммы переходить. Фунтами торговать запрещено. Да и гири у нас изъяли. Всем велят на метрическую систему переходить, – растолковывая, добавил он.
– Уж больно без привычки-то благо, – заметил Савельев.
– Ничего, народ и мы привыкнем, легче станет. Она, эта система-то, сама по себе проще старой-то, – заключил разговор о нововведении Васюнин.
– И на сколько он вытянул? – спросил Савельев.
– На шестьдесят четыре копейки.
– Это значит, полтинник с небольшим?
– Выходит так!
Расплатившись за рыбу, Савельев еще взял кило сладких кренделей к чаю, уплатив за них еще двенадцать копеек. Попрощавшись с Васюниным, Савельев вышел из лавки.
Проходя мимо лавки Лаптевых, Савельев зашёл и в неё. Сюда из Арзамаса только что привезли свежей колбасы. По всей лавке разнёсся разжигающий аппетит приятный колбасный запах.
Василий Ефимович осведомился у Екатерины Ивановны о цене.
– Пятьдесят пять копеек за кило, – весело ответила продавщица.
– А дешевле как? – по старой привычке в шутку переспросил Василий. Хозяйка молча показала на вывеску, висевшую на стене лавки. «Цены без запроса», – с расстановкой по слогам прочитал он. – Тогда взвесь мне полкило, для пробы, – попросил Савельев.
Екатерина Ивановна отвесила полкилограмма:
– Двадцать семь с половиной копеек! – объявила сумму хозяйка.
– А где я возьму полкопейки-то, – обеспокоенно сказал Савельев.
– А я сдам, у меня всякая мелочь имеется, – успокоительно отозвалась продавщица, – вот, посмотри, государство и полкопеечные монеты в обращение выпустило.
Находящиеся в лавке мужики с интересом кинулись рассматривать блестящую маленькую медную монетку достоинством в полкопейки.
Василий Савельев явился домой с охапкой покупок, а на другой день в праздник Крещенье за обедом, наряду с жирными щами из свинины ели вареного сазана и колбасу, а после пили чай с кренделями. Только с самоваром на этот раз у них произошла по недосмотру авария. Саньке было поручено поставить самовар. Не посмотрев, есть ли в нем вода, Санька, наложив углей, разжёг его. Угли в скорости буйно разгорелись, самовар не закипел, а как-то странно зазвенел. Услышав ненормальный звук, бабушка тороплива закричала:
– Скорей сымай трубу, а то самовар убежит!
Санька торопко снял трубу и в испуге убедился, что воды в нем нет. Угли он залил водой, а из перевернутого самовара на пол выпал слиток расплавленного олова. Санька, чтоб не попало за оплошность, поспешно принёс ведро воды, залил ее в самовар. Дело обошлось без особых утрат. Самовар расплавился частично, и вскоре он поспел, был готов к общему чаепитию. Семья уселась, как обычно, в верхней комнате, и принялись за распитие беленого топленым молоком чая, блаженно прикусывая душистые крендели.
– Чай да сахар! – поприветствовала сидящих за столом пришедшая к Савельевым соседка Анна Крестьянинова.
– Просим милости с нами чаевничать, – ответил ей Василий Ефимович.
– Спасибо, разве только чашечку, – задорясь на крендели, соблазнилась Анна.
Ей налили стакан чаю, забелили топленым молоком, подали крендель.
– Где это ты, Василий, кренделей-то купил? – спросила Анна.
– У Васюнина, – ответил Василий. – В лавке у них всего вдоволь. Я было уходить, а он вдобавок конфетку с мохром мне дал. Вон Володька ей забавляется.
– Да, красные купцы умеют торговать, – с похвалой о Васюнине отозвался Василий.
– А я вчерась в лавку к Лаптевым ходила, купила мужику на штаны две литры черного молестину да метру красину. Уж больно молестин-то черен, как у ворона крыло. Хотела еще миткалю купить, поглядела, а он больно уж редок, – доложила Анна о вчерашних покупках.