Страница 5 из 7
Медведицкий овраг и протекавшая по нему речка Медведица упоминаются в легенде об основании города: именно на её берегу Ярослав Мудрый победил «лютого зверя» и заложил город Ярославль. Долгое время речка была естественной защитой северных и западных стен крепости. В XVIII веке речку уже упоминают как сухой ров, в XIX веке большая часть оврага была засыпана. В наше время следами древнего оврага являются Волжский спуск, стадион «Юный спартаковец», спуск к парку на острове. Над засыпанной частью Мед-ведицкого оврага зажжён Вечный огонь.
Улыбающийся Лев
Первая половина XIII века
Ещё вчера рано утром отправился Влас в путь. Анна положила ему в заплечный короб печёной на углях рыбы – подкрепиться в пути; хлеба не было. Но Влас всю дорогу даже не думал о еде. Что там сейчас в Ярославле? Долго жил он в этом городе, счастье в нём нашёл, а этой зимою со всей семьёй бежать пришлось – от врагов страшных, от смерти спасаться. Остался ли кто живой в городе? Можно ли туда вернуться?
От тревожных мыслей ноги всё быстрей несли его по лесной тропе. Над головой звенел птичьими голосами зелёный свод леса, под ногами змеились толстые корни деревьев, цеплялись за рубаху ветки. То и дело переходил через мокрые места – болотца, ручейки, босым ногам было прохладно и приятно. За день до города дойти не успел, пришлось заночевать в лесу.
В коротком тревожном сне видел он, будто бы он совсем ещё мальчишка и стоит с дедом на высоком берегу Клязьмы, в далёком отсюда родном городе Владимире, возле белокаменного храма Успения Богородицы. Высота такая, что птицы ниже тебя летают, а видно вокруг на много вёрст, наверное, на день пути! И сам город Владимир с этой горы виден как на ладони. Посмотришь налево, в сторону Золотых ворот, – Новый город, там живут знать и дружина княжеская, там старый княжий двор, поднимаются над теремами Нового города главы церквей белокаменных. Посмотришь направо – окружённый земляными стенами Ветшаный город, где близ Серебряных ворот живёт Влас с родителями, братьями, сёстрами и дедом.
Вспомнилось Власу детство, то давнее житьё в граде Владимире. Дед привечал Власа больше всех других внуков, любил показывать Власу, что своими руками строил. А строил дед во Владимире многое: каменотёс он, без его мастерства ни стен, ни ворот, ни церквей белокаменных не построишь. Конечно, не в одиночку работал, а в артели, да и не одна дедова артель такой город поставила, но в каменном деле важно умение, или, как говорят, хитрость, каждого работника.
Влас и сам понемногу учился у деда хитрости камнесечной. Вроде бы и нет ничего трудного: приставишь к гладкой каменной плите маленькое долото-скарпель, ударишь по нему молотком – откалывается каменная крошка. Скалываешь крошку за крошкой – остаётся на камне узор или какая-нибудь фигура. Но это сказать – просто, а сделать – попробуй!
Не случайно часто приводил дед внука сюда, на холм над Клязьмой: здесь – самая красота, самая гордость деда. Дедова артель работала здесь, когда старый князь Всеволод Юрьевич перестраивал после пожара Успенский собор. Любуется Влас торжественным храмом о пяти главах: как солнце, сияют эти главы и листы золочёной меди, которой окованы его двери и украшения на стенах. Но особенно любит дед показывать Власу церковь Димитрия Солунского на княжьем дворе: вот где больше всего потрудился! И красота-то какая! Блеска золотого нет, а все белокаменные стены выше гульбища покрыты разными резными фигурами: тут и цветы, и травы невиданной красоты, и звери, и птицы, и боги старые и новые. Особенно нравились Власу звери львы: похожие на больших котов, будто бы лежат они, вытянувшись, на тёплой лежанке, лапки под живот подобрали, хвостом с кисточкой помахивают и улыбаются. Дед говорил, что львы – звери большие, наверное, больше медведя, живут они в далёких заморских странах, там они – цари зверей, могучие и добрые, а кому лев улыбнётся – тот все невзгоды одолеет и будет счастлив. Потому и высек он из камня таких львов.
А на верху стены изобразили мастера-камнесечцы самого великого князя Всеволода Юрьевича как заботливого отца с пятерыми мальчиками – сыновьями.
Много лет прошло с тех пор, как с Влас с дедом городом Владимиром любовался, многое в жизни изменилось. Давно умер великий князь Всеволод Юрьевич. Потом был великим князем старший сын Всеволода Юрьевича Константин. Была у него власть над всей Владимирской землёй: Ростов и Суздаль, Москва и Тверь, Городец на Волге и Белоозеро в дальней северной стороне и другие многие города – все в его власти были. А он Ярославль среди других городов возвысил, стольным городом Ярославского княжества назвал, церквами каменными украсил. От Константина было повеление Власову отцу в Ярославль ехать.
Теперь уже сын Константина, Всеволод Константинович, стал князем ярославским. И вот во сне Власовом будто бы Константин – мальчик-княжич со стены храма – превращается в живого взрослого князя, и такой он, каким Влас его когда-то видел: высокий, стройный, одет в алую верхнюю сорочку с золотой каймой и золотыми поручами, драгоценным поясом подпоясан, а на плечи накинут лазоревый княжеский плащ, золотом вышитый. Идёт князь к Власу и смотрит ему прямо в глаза, сурово смотрит…
И тут Влас проснулся. Заря уж занялась. Бежать, бежать, скорее! Узнать-что с городом, где князь Всеволод, как жить-то дальше…
Вспомнилось по дороге, как переселился отец Власа с семьёй из Владимира в Ярославль, как жилось в этом городе. Переехали сюда давно, уж с четверть века назад. Дед тогда уже умер, но отец и старший брат тоже были хорошими камнетёсами-камнесечцами, и Влас этому мастерству учился. Строили в Ярославле храм Успения на высоком берегу над Волгой, строили за городом на Которосли монастырские церкви. Только строили здесь не из белого камня, как во Владимире, а из плинфы, и камнесечцам работы было мало. Пришлось Власу другим мастерством заняться, поначалу научился он плинфу делать.
Делали её из глины за рекой Которослью, напротив Рубленого города. Там на заливных лугах горожане летом коров пасли, а возле реки хорошая глина была. Влас с другими мастерами лепил из глины большие плоские плитки – плинфу, их долго сушили на солнце, потом обжигали в печах и большими партиями отправляли на плотах через реку. Из-за Которосли хорошо было видно, как поднимались стены храмов – яркие, красные со светлыми полосами цемянки между слоями плинфы. Белого камня близ Ярославля не было, привозили его издалека, резали из него только украшения – порталы-ободверья, над окнами вставки. Не пришлось отцу, как когда-то деду, вырезать целые картины, только узоры – переплёты трав вились по камню. Как-то раз Влас смотрел на отцову работу, не выдержал, взял скарпель, чуть подправил какой-то цветок-завиток, и глянула с камня мордочка улыбающегося льва! Ласково так глянула, как привет из родного Владимира! Ничего не сказал отец, такой камень и вложили в стену.
Ярославль стал Власу родным. Красивый город! Как и во Владимире, стоит он высоко над рекой, да не над одной, и там, где Волга и Которосль сливаются, такой простор водный на солнце золотом блещет – во Владимире и в половодье такого не видели. По рекам корабли с товарами из дальних мест приходят. Конечно, Ярославль поменьше родного Владимира, валом и крепкими бревенчатыми стенами укрыт в нём только Рубленый город, в котором стоят княжий двор и боярские усадьбы, а посад и монастыри возле города – так, оградками огорожены. Но ценят князья Ярославль-город, предвидят его славное будущее. Когда достроили Успенский собор, освящать его пригласил князь не ростовского епископа Кирилла, а самого владимирского великокняжеского владыку Симона.
На посаде ярославском пока ни одной каменной церкви нет, все деревянные, но такие красивые, хитро срубленные! Каких только кровель над ними не увидишь: и шатры островерхие, и бочки, и такие, что и названия нет! И избы, что побогаче, коньками на крыше, затейливыми дымниками, резными досками украшены. Откуда ни смотри на город – красота!