Первенцы

– Тогда куда? – в отчаянии спросил он, понятия не имея, что еще предложить.

Она вытерла лицо рукавом. Уже светало: первые лучи очерчивали верхушки деревьев. На озере было тихо, как среди курганов. Итка Ройда приняла решение.

– Начнем с Бронта.

– Начнем что? – не понял Гашек.

– Искать моего отца.

Где-то посреди озера выпрыгнула рыба, по воде пошли широкие, быстрые круги.

– Гашек?

– Что?

– Не молчи.

– Я не знаю, что сказать.

– Ты тоже их слышал, – напомнила она. – Слышал, о чем… о ком они говорили. Я знаю, кем был мой отец, но не знаю, почему он меня бросил. А еще я хочу понять, почему убили дядьку, Лянку и Свиду. Он может ответить на все вопросы. И ответит, когда мы его найдем.

Как только взошло солнце, они сели на Красавицу: Гашек впереди, Итка за ним. Чтобы попасть в Бронт, нужно было объехать озеро и миновать лес, на который они смотрели с этого берега. Зная, что их будут искать, они понимали, как сильно рискуют, решив сунуться в город, но Гашек не стал отговаривать: у него были свои вопросы к Марко Ройде.

– Итка, – через какое-то время задумчиво произнес он, – ты ведь слышала… Господин Войцех…

– Убил Гельмута, – закончила она. – Да, я поняла. И об этом мы тоже спросим. Но сначала найдем для тебя перчатки.

Глава 2. Королева кубков

Шел год тысяча сто тридцатый от Великой Засухи, но казалось, что Великая Засуха наступила снова. Кирта все больше отдалялась во времени и пространстве. День был не такой жаркий, как вчера, но Итка все равно дышала с трудом. Горячий воздух саднил нос и горло, а воды у них почти не было – все, что набрали в последнем пригодном водоеме, слишком быстро выпили. Красавице тоже было нелегко: она шла медленно, как будто лениво, и время от времени недовольно фыркала. Когда они наконец добрались до леса, стало полегче: деревья укрыли от солнца, дышалось свободнее. Правда, от непонятных шорохов в чаще все еще бросало в дрожь. Пережитый день и бессонная ночь давали о себе знать.

– А если они имели в виду не Марко? – вдруг спросил Гашек совершенно отвлеченно, будто говорил с деревьями. – Что будем делать, если он мертв?

Итка мимоходом сорвала сочную зеленую шишку с ветвистой ели, принюхалась, разломила ее пополам и медленно разжевала верхушку.

– Не знаю. Курган можем обосрать.

Разговор утих как-то сам собой.

Кобыла ступала почти бесшумно по мягкой, теплой земле. Ее размеренный шаг убаюкивал – приходилось с трудом разлеплять веки. Услышав свист, Итка решила, что ей почудилось, но Гашек намертво вцепился в поводья, и стало ясно: он тоже слышал. Звук повторился – это свистел человек. Они не успели подстегнуть Красавицу.

– Эй! – окликнул их кто-то из-за деревьев. Он был верхом, из-за плеча торчал полный колчан стрел. – Вы здесь откуда?

Показавшийся мужчина был охотником – его облик говорил об этом достаточно явно. Молодая, не старше Красавицы, вороная кобыла под его седлом проявила полное безразличие к чужакам. Итка чувствовала, как сильно у Гашека бьется сердце, когда он говорил:

– Из-за реки. Путешествуем.

Охотник, прищурив глаз, осмотрел их: вдвоем на усталой лошади, пыльные, грязные, без припасов и дорожной одежды. «Мы сбежали только вчера, – убеждала себя Итка, – он не может ничего знать. Не так скоро. Слухам нужно время, а он ездит по лесам». Мужчина, задев висящий на шее странный оберег из птичьих и звериных лапок, достал из-за пазухи ломоть солонины и, жуя, спросил:

– Звать-то тебя как?

Гашек представился без опаски – по крайней мере нескольких митлицких батраков звали Гашеками. Охотник кивнул.

– А ты, красавица?

– Лянка, – почему-то сказала она и поняла, что это было глупо: люди, напавшие на Кирту, наверняка знали это имя. Но мужчина не придал этому никакого значения и задал другой ожидаемый вопрос:

– Куда едете?

– В Бронт, – честно ответил Гашек. «Тоже дурак», – подумала Итка.

– Якуб, – представился охотник. – Я не местный, с севера, промышляю здесь понемногу. По пути с вами. Это жена твоя?

– Сестра, – тут же нашлась Итка, пока ее спутник не сморозил еще какую-нибудь глупость.

– Ох и пройдоха была ваша мамка, – загоготал Якуб и откусил солонины.

– Мы от разных матерей, – смутился Гашек. Охотник безразлично пожал плечами, продолжая жевать. При этом его оберег перевернулся, и оказалось, что кроме куриной и заячьей лап на шнурке висит чей-то клык. Якуб заметил, как Итка его разглядывает, но ничего не сказал. Вместо этого он протянул ей кусочек мяса:

– На, ешь, а то очень уж ты тощая. В седле-то сидеть не больно?

– Спасибо. – Солонина пахла домом, и солоно стало в горле. – Нет, не больно.

Охотник с севера ухмыльнулся своей мысли, и некоторое время они ехали молча. Потом он спросил у Гашека, что у того с руками, и Итка, воспользовавшись мгновением замешательства, на ходу сочинила длинную историю о пожаре на конюшнях в Заречье. Якуб не стал уточнять, в каком году это произошло: казалось, на самом деле его не заботило происхождение ожогов – всего лишь хотелось развеять скуку. Когда Итка перешла к описанию героической борьбы с огнем, он и вовсе прервал ее на полуслове.

– Зайца стрелять умеешь? – спросил он, осторожно спрыгивая на землю. Гашек замялся и начал было что-то бормотать, но охотник махнул на него рукой. – Да не ты, сестрица твоя.

Она слезла с лошади, и Якуб поманил ее пальцем.

– Гляди вон туда, – указал он куда-то за кусты, и Итка заметила в чаще небольшого зверька. Расстояние было внушительное, но охотник действовал уверенно. – А ты, – велел он Гашеку, – тоже смотри. Может, научишься чему полезному.

Он снял с плеча лук, вынул стрелу из колчана и вручил Итке, приобняв ее со спины и направляя движения. Лук был не слишком тугой: она натянула его почти без помощи. В последний момент ее пальцы дрогнули, и тетива больно ударила по левой руке. Итка вскрикнула и задрала рукав: крови не было. Якуб, быстро сходив за убитым зайцем – выстрел вышел удачный, – взглянул на нее и отмахнулся:

– Синяк будет, но пройдет, только в следующий раз держи ровнее. Молодец, Лянка. А теперь дай-ка лук, пока я вижу свежие следы.

Якуб пригнулся и скрылся в густой листве, а вернулся уже с добычей. Этого зверька пришлось добить ножом – стрела попала неточно. Охотник привязал обе тушки к седлу и велел поторапливаться: уже вечерело, а до места, подходящего для привала, еще нужно было добраться. Никто не возражал.

Костер развели на полянке – было видно, что ее используют для этих целей достаточно часто. Якуб разделал двух зайцев и щедро поделился с Иткой и Гашеком: глаза у обоих были голодные. Лес шумел по-летнему: шептались деревья, стрекотали насекомые в траве, где-то высоко кричала птица, но к закату стало почти совсем тихо; хотелось спать. Гашек уже клевал носом, прислонившись к сосновому стволу. Охотник растолкал его, снял с себя плащ и велел постелить на землю, чтобы не маяться. Гашек мгновенно уснул в том же положении, в котором лег. С дядькой тоже такое бывало время от времени. Итка в очередной раз задумалась о том, что произошло в Кирте, и дрему как рукой сняло.

Отчетливее всего ей в память врезался голос человека, который допрашивал Войцеха. Она готова была поклясться, что он был из Хаггеды, но это почти ничего не объясняло. Война закончилась уже давно, в год пожара в Ольхе – тогда собравшийся сейм берстонских господ согласился на все условия противника, потому что опасался полномасштабного вторжения. Несколько лет подряд был плохой урожай, кое-где люди голодали, а уставшие от долгого похода воины все чаще самовольно уходили домой. Хаггеда победила в этой войне, и многие ее жители свободно приезжали в Берстонь торговать, пользуясь низкими пошлинами. Некоторые из них преследовали те же цели – обогатиться в короткий срок, но использовали другие методы. И все-таки на Кирту напали не просто грабители: они явно знали, что искать, и неизвестно было, увенчались ли их поиски успехом.