Темная материя

Светлана Сидур

Темная материя

Глава 1. Черновые наброски.

Русский консул в далекой стране

Был сперва адекватен вполне,

Но тоскуя по дому,

Пристрастился к спиртному

И слегка повредился в уме.

По дорожке посольства СССР в далекой африканской стране неровной походкой продвигался консул. Курс он держал на двухэтажное обшарпанное здание в дальнем углу двора. Здание было служебное. На его первом этаже располагался консульский отдел, медпункт и приемная посла, а на втором было несколько служебных кабинетов и библиотека. Консул шел не в библиотеку (чего он там не видел в этой библиотеке?) и не в медпункт (хотя последний ему явно не повредил бы), он шел в свой родной консульский отдел. Там он собирался посидеть часок другой и попытаться привести себя в презентабельное состояние перед выездом в аэропорт.

Дело в том, что в обязанности консула входила встреча еженедельного рейса Аэрофлота, и сегодня был именно тот день. Казалось бы, ну, что тут такого трудного, съездить в аэропорт, улыбнуться, пожать руки кому надо, встретить нужных пассажиров, заполнить нужные бумажки и все. Остальное дело техники. Багаж водитель погрузит, он же и в посольство вновьприбывших довезет. Ан, нет. Это в нормальной стране смотаться в аэропорт – раз плюнуть. А тут экватор. Тут каждое движение дается с трудом. Тут три раза в день рубашку менять приходится. И это молодым и здоровым. А консулу за сорок. И последнее время он, Степан Николаевич Смурнов, пребывал в глубоком штопоре. И никаких перспектив выхода из этого состояния не предвиделось.

Слегка покачиваясь, Степан Николаевич уже максимально приблизился к зданию посольства, как вдруг его продвижение было прервано страшным грохотом. Грохот раздался со второго этажа, он сочетал в себе рев тракторного мотора, лязг и скрежет металла и завывание буйного ветра. Бедный Степан Николаевич от неожиданности даже споткнулся. Он остановился и посмотрел вверх на источник этого варварского звука. В этот самый момент на голову ему пролилась струйка грязноватой водицы. И грохот, и струйка имели общее происхождение, их обоих породил старый развалюха кондиционер. Воздуха он давно не охлаждал, перегонял его со страшным грохотом и добавлял к нему запах прокисших грибов, но все-таки хоть какое-то движение воздуха в помещении он обеспечивал, а еще он давал возможность людям спокойно поговорить, не опасаясь быть услышанными каким-нибудь посетителем библиотеки. Но тут возникает законный вопрос, неужели в жаркой африканской стране кондиционер в служебном помещении был установлен с одной только целью глушить звук голосов сотрудников. Разумеется, нет. Кондиционер был установлен из самых благих побуждений, а именно: создать в кабинете прохладный микроклимат, благотворно влияющий на работоспособность персонала. Но, увы, всеми благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад. И это как раз тот самый случай. Кондиционер был куплен самый дешевый, воздух охлаждать он перестал уже много лет тому назад, а по документам ему надлежало работать еще несколько лет. Ремонтировать эту ржавую железяку было бесполезно. Так почему же его просто не выкинули на свалку? Да потому, что прорубленную для него в стене дырку тогда нечем было бы затыкать, и служебный кабинет оказался бы абсолютно беззащитным перед наглыми происками империалистов и комаров.

Консул стряхнул с рубашки капли грязноватой водицы, чертыхнулся и злобно посмотрел на окна служебного кабинета, что на втором этаже.

– Ишь, косточки кому-то перемывают, не иначе, – подумал про себя Степан Николаевич, – не знают чем заняться. Совсем ошалели от безделья. Тут крутишься, как белка в колесе, ни днем тебе, ни ночью нет роздыха, а они как на курорт приехали. Ну, ничего! Сейчас я вас прищучу.

Степан Николаевич решительно прошагал мимо своего кабинета, даже не заглянув в него. Он пошел прямиком на второй этаж, в тот кабинет, из которого доносился рев разбуженного чудовища. Вошел он без стука. Что толку стучать, если там, все равно, ничего не слышно. Глазам его предстала картина идиллическая: два молодых человека сидели за письменными столами и аккуратно водили шариковыми ручками по белым листам бумаги. Каждый из них занимался любимым делом. Тот, который поприлизанней и поаккуратней, Паша Колотыр, пытался вывести формулу любви. Он высчитывал, стоит ли ему жениться, записывая со знаком плюс будущую зарплату жены, двадцатипроцентную надбавку к жалованью за иждивенца и возможное приданое невесты. Со знаком же минус он записывал неизбежные расходы на содержание жены. Формула никак не получалась. Слишком много там было неизвестных. И настроение у потенциального жениха колебалось от бесшабашного «Эх, женюсь!» до мрачного «А на фига мне это все надо?». Второй писака, более расхристанный и всклокоченный, Антоша Выхухолев, высчитывал потенциальную прибыль от перепродажи в Москве выписанного здесь магнитофона. Оказалось, что арифметика, в сущности, интересное занятие, если условия задачки диктует сама жизнь.

Консулу на минуту даже стало неловко от того, что он нарушил такое благолепие. Но потом он подумал, что ребята, все равно, не справки пишут, а, в лучшем случае, письма куда-нибудь в Гон-Конг, где хотят заказать магнитофон или фотоаппарат. От этой мысли ему стало легче, и он прямо с порога им открыто, без всяких там обиняков, заявил:

– Вот что, други, сегодня из Москвы прилетает практикант. Мне некогда. Решайте сами, кто из вас поедет, но помните, это мальчик непростой, у него папа в ЦК работает, и наш посол его ждет, так что встретить надо нормально, без приключений. Ну, кто готов на подвиг?

Молодой человек с аккуратным пробором сделал вид, что он что-то обронил. Он нагнулся низко к самому полу и стал там старательно это нечто искать. Он искал и не разгибался до тех пор, пока второй молодой человек с всклокоченной шевелюрой и не очень опрятным галстуком не выдавил из себя:

– Ладно, давайте я съезжу. Хоть у меня и полно работы, но Вам, Степан Николаевич, я отказать не могу. Но уж и Вы не откажите, подпишите, пожалуйста, заказик в Osterman.

– Ну, вот и договорились, – облегченно вздохнул консул, не глядя подписал бланк заказа и поспешил к себе в кабинет снимать стресс. Уже из коридора он бросил на ходу:

– Перед отъездом зайди ко мне, возьми пропуск на летное поле, поможешь парню с багажом.

Он шел по лестнице и думал:

– Господи! Как хорошо-то все получилось. Сейчас я в прохладе немного посижу, приду в себя – и домой, обедать и спать, а то ведь вечером еще на прием к послу тащиться. Это же никаких сил ни на что, вообще, не хватит. Но каков Павлик! Под стол полез ластик искать, лишь бы в глаза не смотреть. Протокольная душа. Бумагою повит, чернилами вспоен. Ни разу не было, чтобы он кому-нибудь помог, чтобы лишних пять минут переработал. Скользкий, как угорь, в любой ситуации извернется. А Антон – наш человек, с ним хоть в разведку, хоть куда.

От нахлынувших чувств консул залез в сейф, вынул початую бутылку джина, несколько раз яростно приложился к горлышку, потом сразу резко обмяк и опустился в кресло. Хотелось спать, но был разгар рабочего дня и в кабинет в любой момент мог кто-нибудь войти. Степан Николаевич придвинул к себе картотеку с анкетными данными советских гражданок, вышедших замуж за местных черноморов, и стал изображать работу с архивом. Работа сводилась к тому, что на обратной стороне карточки консул писал емкое нецензурное слово, дающее исчерпывающую характеристику моральному облику и жизненным устремлениям дамы, чье имя и фотография красовались на лицевой стороне карточки. Карточек в картотеке было не меньше ста, но Степан Николаевич в своих характеристиках ни разу не повторился. Принимая во внимание такой богатый словарный запас консула, логично было бы сделать предположение, что жизненную стезю свою он выбрал неверно. Будь он филологом, он давно уже написал бы монографию о русском мате и читал бы лекции где-нибудь в Гарварде. Вместо этого он вынужден сидеть в этом черном болоте и кормить малярийных комаров своей плотью и кровью.