Сокол

Это было давно. В детстве. Те же ощущения, те же краски. Только моя бабушка жила далеко от этих мест, и там было море.

– Доченька, иди сюда.

Вера протянула руку. Уже поспела земляника. Яркая, как губки Карины. Ароматная, крупная, потому, что выросла на открытом месте, под солнцем.

Девочка тут же схватила с маминой ладони ягоду и сунула в рот.

Мы вышли на небольшую поляну.

– Пойдемте к реке? – предложила я.

– Подожди, – остановила меня Вера. – Там дальше растут мои любимые цветы.

– У вас на участке куча разных цветов. Зачем рвать в лесу?

– Мама не выращивает ромашки. Она терпеть не может их запах.

– Фу! – сморщила я нос. – Ромашки? Они горькие.

– Неправда. Лесные ромашки очень нежные, и у них особый аромат.

– Аромат? Они воняют!

– Чем? – Она взглянула на меня, хитро прищурив глаза. – Что тебе напоминает их запах?

– Что-то грязное, протухшее. Или нет! Стой! Они пахнут немытым телом, потом.

– Сексом, мужчиной.

– Мужчиной? Ты хочешь сказать, что так пахнет мужчина после секса?

– Глупая, – засмеялась она. – Так пахнет любовь.

Когда мы прошли дальше к лесу, я увидела поляну, усыпанную белыми цветами.

Алик тоже любит ромашки. Возможно, и у него они ассоциируются с любовью.

Опустившись на колени, я не стала рвать цветы, а наклонилась ниже. Нежный запах свежей травы проник в легкие. Он восхитительный, нежный, тонкий, но при этом горький. Неужели любовь такая? Я думала она сладкая.

Когда я подняла глаза, то увидела Мишу. Он пошел за нами, но отстал за поворотом. А сейчас догнал и застал меня в откровенной позе.

– Ты чего ползаешь на коленях? – пробубнил он себе под нос и тут же отвернулся в другую сторону.

– Да, так. Собираем цветы.

– Мама терпеть не может ромашки.

– Я не понесу их домой, – сказала Вера. – Не волнуйся. Лучше возьми Карину на руки, а то она устала.

И действительно, девочка уже валится с ног. Мы ушли слишком далеко от дома.

Без лишних слов, Миша подхватил племянницу на руки. Словно пушинку. Сравнить худенькую, маленькую Карину и огромного, сильного дядю. Медведь. Даже разговаривает вальяжно.

Мы пошли обратно.

Белые ночи. Девять часов, на улице светло. Буквально через пару минут девочке надоело сидеть на плечах у дяди, и она снова побежала вперед по дорожке. По пути встретились двое мальчиков, и Карина тут же забыл про сон. Вера позвонила Юре и снова пропала на полчаса. Мы с Мишей поплелись за ней, не разговариваем, но идем рядом.

И что Лиза нашла в этом увальне? Тихий, не симпатичный. Для мужчины его возраста, неплохая фигура, но остальное мне не нравится. Даже Лиза, при своей запущенности, смотрится более приветливой.

– Хочешь?

Он протянул мне конфету.

– Спасибо, – ответила я. – Лучше дай Карине.

– Она такие не любит.

А я люблю. Конфеты с медведями на обертке напоминают детство, и вкус у них остался прежний, как много лет назад, когда мы жили в Москве.

Развернув обертку, я украдкой взглянула на Мишу. Умеет говорить, а в редкие моменты даже бывает приятным.

Раз уж мы идем рядом, то пора нам немного познакомиться. Вера все равно разговаривает по телефону, Карина молчит и путается у нас под ногами. Дом находится еще за полем. И я решила немного разрядить обстановку.

– Ты работаешь в типографии?

Миша сразу ожил, как будто ждал, что я первая заговорю.

– Раньше эта была основная работа, а сейчас типография переживает не лучшие времена, и половину сотрудников уволили. Меня перевели на сокращенный день.

– Это как?

– В основном работаю дистанционно или прихожу в офис на пару часов в день.

– Тебя устраивает такой график?

– Ну да.

– А когда ты отдыхаешь?

– Отдыхаю, – грустно усмехнулся он. – У меня трое детей. Когда мне отдыхать?

– А Лиза не работает?

Вроде вопрос простой, но он напрягся. Как будто я спросила о чем-то неприличном.

– Лиза занимается детьми. Катюшка еще маленькая.

– Карина младше, но Вера работает.

– Ей помогают родители.

Он преувеличивает. Я вижу, как в доме относятся к Лизе. Как к принцессе. За весь день она ни разу не подошла к детям. Аня – девочка самостоятельная, Карина всегда возле мамы, не отходит ни на шаг. А мальчишки и Катя – полностью находятся под присмотром деда и бабушки.

– А у тебя есть дети? – спросил Миша.

– Пока нет. Я не замужем.

– А-а, – многозначительно протянул он. – И правильно.

– Что правильно? – зацепилась я за его слова.

– Не торопись с детьми. Они должны рождаться в нормальной семье.

– Я тоже так считаю. Но многие говорят, что дети любви не помеха. Что их надо рожать по молодости.

– Дело не в возрасте, а в человеке, от которого будешь рожать.

Он говорит о детях неохотно, через силу. Хотя видно, как он любит своих мальчишек, в Катюшке души не чает. А все равно в глазах грусть. Наверное, это из-за жены. С другой стороны, Вера всегда рассказывала, что в их семье царит полная идиллия, и что Лиза – единственная и неповторимая женщина на земле, осчастливившая ее брата.

В данный момент, в эту секунду Миша не выглядит счастливым. Рядом со мной идет большой, угрюмый мужик. Молодой, с мудрыми глазами и с опущенными плечами.

– У тебя была бабушка? – вдруг спросил он.

Я думаю о его несчастной жизни, а он говорит о странных вещах.

– Была, – рассеяно ответила я. – И сейчас есть. Только она живет в Одессе. Я дано ее не навещала. А почему ты про нее спросил?

– Да так, вспомнил. У меня бабушка тоже, как Вера, любила ромашки. Выращивала их в саду, а потом продавала на рынке.

Вера немного сбавила шаг и почти остановилась. Охапка белых цветов в ее руке повисла головами вниз. Она так и не удержалась, нарвала огромный букет и перевязала его резинкой для волос.

– Моя бабушка продавала редиску, – сказала я.

– Только редиску? Почему именно ее?

– Ей не нужны были деньги. Знаешь, я только сейчас задумалась – зачем она это делала? Вставала рано утром, садилась на автобус и ехала в город, потом возле вокзала продавала. Получала-то копейки. А потом шла в буфет и покупала кексы. Привозила в деревню три штуки. Ровно. Мне и моим братьям. Даже себе не покупала. Помнишь, раньше какие были кексы? С изюмом, огромный, в рот не умещался. И сладкий! Братья все пытались у меня стащить его, а я упиралась, старалась съесть все до крошки, чтобы им не досталось.

– Зачем она ездила за этими кексами? Моя бабушка всегда сама их пекла.

– И моя пекла. В этом-то и дело! Я сама не понимаю – зачем столько усилий, чтобы купить всего лишь три булочки?

– Может, она, таким образом, отдыхала от дома?

– Как? Представляешь, проехать почти пятьдесят километров в душном автобусе, а потом стоять на солнце и продавать редиску. Какой же это отдых? Она всегда могла пойти в дом и вздремнуть пару часов или почитать книгу на веранде. Никто ей не мешал.

– Вас было трое?

– Внуков – да. А еще дедушка.

– То есть пять человек в доме?

– Еще мой дядя, мамин младший брат.

– Вот видишь, – грубо проговорил он. – Какой тут отдых? Я тоже иногда сбегаю из дома. У меня товарищ живет в Новгородской области. И дело не в том, что мы очень дружим, а в том, что он далеко живет, и мне до него приходится добираться пять часов. Уезжаю сразу на два-три дня. Потом столько же времени возвращаюсь домой. Вот это – отдых! И твоя бабушка предпочитала трястись в автобусе целый час и стоять под палящим солнцем, но только бы не оставаться в доме и не нянчится с кучей детей.

– Она любила детей, – обиделась я.

– Я тоже люблю своих детей.

– Но сбегаешь?

– Иногда – да. И в этом нет ничего плохого. Все люди от чего-то сбегают. Даже в сказке коза оставила своих козлят и пошла за молоком, лишь бы не нянчиться с ними.

– Я не сбегаю.

– Ой, ли! А почему ты уехала от родителей в другую страну? Что в Англии нет работы?

– Я жила в Кельне.