Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 14



Говорят, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Все меняется, но может ли измениться человек?

Получается, он изменился? Это важный вопрос. Но не менее важен и другой. А нужно ли ему становиться другим, если Юлиана любила его и так, и ей не требовалось ничего в нем менять. А она сама осталась такой же, какой была десять лет назад? До недавнего времени девушка думала, что стала совсем другой, но с появлением Артема второй раз в ее жизни она поняла, что это не так. Она все так же теряет голову, когда чувствует его присутствие – даже в виде короткого сообщения на телефоне.

Юлиана перевернулась на живот и, немного подумав, написала в ответ Артему лаконичное, даже немного сухое сообщение.

«Не буду с ним встречаться, ведь прошло столько лет. У меня прекрасная жизнь, Галка, друзья, даже ухажер Федя».

Юлиана долго лежала, то вслушиваясь в разговоры за стеной, то ныряя в сокровенные мысли. В конце концов она решила, что нужно встать, чтобы проветрить комнату, но неожиданно для себя заснула.

Утром Юлиана, лежа в кровати, долго прислушивалась к звукам и запахам. Едва слышно звякала посуда, раздавались тихие шаги. Никаких разговоров. Пахло чем-то вкусным – сырниками или блинчиками, Юлиана разобрать не смогла. Девушка выскользнула из-под одеяла и босиком прошла на кухню.

Регина пекла блины. Каждый блинчик идеальной формы, очень тонкий, через поры можно было, кажется, даже читать. Каждый кружок она смазывала сливочным маслом и тут же выливала на сковородку следующую порцию.

– Все еще спят? – спросила Юлиана. Регина вздрогнула.

– Да. Васю с Болтушиным я с утра отвезла на станцию, такси здесь не вызовешь. Роман вчера сам уехал, я даже не заметила как.

– И я не заметила, – сказала Юлиана.

– Галя наверху. Федя со Славой вон там разложились, – Регина указала на диван, на котором они вчера сидели. Теперь его части по обеим сторонам были застелены каждая своим постельным. Чья-то голая нога торчала из-под одеяла.

– Мне кажется, мы их теперь долго не сможем поднять.

– И не надо, – Юлиана усмехнулась, – пусть спят. Или мы будем всех ждать, чтобы позавтракать?

Ей очень захотелось взять блин с огромного блюда, намазать сметаной и сгущенкой и запихнуть в рот целиком. Чтобы сладкая начинка капала прямо на стол, чтобы можно было облизывать липкие пальцы, а потом взять еще один, а потом и еще.

– Не будем мы никого ждать, – заверила ее Регина. – Завтракай спокойно, а блинов я напеку еще, всем хватит.

Юлиана налила в чашку кофе, разбавила напиток молоком и сделала первый глоток.

В этот момент в кухню ввалился Абрикосов.

Хмурый, растрепанный, небритый. Недовольный, словно не ко времени разбуженный медведь. Около уха он держал телефон, пытаясь понять, что ему говорят. Юлиане стало смешно, она потрепала его по голове и хотела сказать что-то забавное, по-дружески подколоть приятеля. Но Слава прочистил горло, залпом допил кофе из Юлианиной чашки и сказал, обращаясь к Регине:

– Рег, мне почему-то говорят, что Васю убили.

Вечером растерянная Юлиана вспоминала и скорые сборы, которые в тот момент почему-то казались такими долгими, и заспанную Галку, которая как заведенная повторяла: «Не верю, не верю, не верю».

В депо девушек не пустили. Абрикосов с Федей прошли за турникет, а Юлиана и Галя сначала топтались неподалеку, а потом отправились домой.

Неизвестность пугала. Галка психовала, срывалась на Юлиане и названивала Абрикосову. Слава на звонки не отвечал и сообщения не читал. Так и не дождавшись новостей, Регина уехала, попросив держать ее в курсе. Вечером вернулся Слава. Он разделся, выпил залпом стакан коньяка и молча сел играть в танчики. Юлиана с Галей ходили вокруг него, не зная, что предпринять. Он отрешенно смотрел в монитор, казалось, что пальцы его работают на автомате. Он молчал до тех пор, пока Королёва не полезла к нему драться.



Тогда Слава посмотрел на нее равнодушным взглядом и произнес, словно отвечая на все заданные вопросы:

– Нет, Галя, это не ошибка и не шутка. Его нашел помощник возле кабины машиниста. Вася прошел все проверки, получил маршрутный лист, а потом перестал выходить на связь.

Абрикосов помолчал.

– Его забили до смерти путевым шаблоном. Он рядом валялся весь красный, я видел. Кто-то свой ударил. В депо чужих не пускают, и это не только сегодня, это всегда так.

Слава помолчал.

– Там столько крови было… Весь снег пропитался.

Абрикосов с силой захлопнул крышку ноутбука. И тут только Галя расплакалась.

Глава 3

Каждый человек прикреплен к жизни тысячами связей. Они, будто невидимые нити, соединяют его с другими людьми – слабее или сильнее.

Одни из этих нитей всего лишь статистика, массовый материал. Продавщица в магазине не станет горевать, если ты вдруг перестанешь покупать у нее хлеб. Участковый врач не расстроится, если больше никогда не будет лечить твой насморк.

Но есть такие канаты, которые нельзя порвать незаметно. Они жизненно важны, необходимы порой больше, чем воздух. Иногда они теряются медленно, постепенно. После этого остается лишь легкая грусть, предчувствие, что, может быть, не все еще потеряно. Но бывает, они обрываются резко, и тогда с треском и грохотом мир обрушивается на тебя огромной беспощадной мощью.

…Галя теперь постоянно плакала. Перестала выходить из дома, просто сидела в кресле в комнате Юлианы, завернувшись в клетчатый плед, и смотрела фотографии, где они с Василием были вместе. Было в этом страдании столько обречения, боли и отчаяния, что, казалось, некогда беззаботная светлая и легкая девушка больше никогда не сможет утешиться.

Абрикосов запил. Он открывал бутылку за бутылкой, опорожнял стакан за стаканом. Его некрасивое лицо исказила гримаса боли и с каждой новой порцией оно все меньше походило на человеческое. Смотреть на Славу было неприятно, страшно и даже противно.

Юля плакала, разрывалась между друзьями и совершенно не знала, чем можно им помочь. А может быть, стоило помогать и ей самой?

В день похорон было холодно. Промозглый ветер пробирал до костей. Небо затянули тяжелые седые тучи. Сквозь грязный, унылый, весенний снег проступили черные проталины. Еще несколько дней назад на деревьях лежали пушистые хлопья, но теперь снег растаял, и черные ветви-руки безжизненно опустились к земле. Люди на фоне этого пейзажа казались брошенными и беззащитными.

На кладбище Юлиана крепко держала Королёву под руку. Галка выла в голос так, что Юлиана стала опасаться за ее психику. По другую сторону подруги, тихонько вздыхая и покачиваясь, стоял ничего не соображающий Абрикосов. После похорон Галя освободилась от поддерживающих ее рук и подошла к родителям Василия. Они держались отстраненно, ни с кем не разговаривая. Юлиана услышала, как мама в ответ на тихое приветствие прокричала:

– Девушка, не лезьте вы к нам со своими признаниями. Видите, у нас сын погиб.

Галя замерла на секунду, а потом неуверенной походкой вернулась к друзьям.

После похорон Галка перестала не только плакать, но и говорить. Эта тишина была для нее еще более несвойственна, чем постоянные слезы, поэтому Юлиана заволновалась еще больше. Она ходила вокруг Королёвой и пыталась ее растормошить, вернуть в прежнее состояние. Регина сказала, что надо дать Гале время пережить горе, и Юлиана оставила подругу в покое.

Юлиана и сама была не в лучшей форме – помимо грусти из-за смерти Василия и переживаний за подругу, у нее появился страх в одиночку ходить по улице, особенно если было темно. Она перестала задерживаться на работе, сразу после окончания трудового дня бежала домой. Несколько раз, когда становилось совсем невмоготу, Юля брала отгулы, стараясь поддержать подругу и продержаться самой. Тогда они с Королёвой долго пили чай, сидя на кухне и разговаривали. Казалось, подруги стали еще ближе. Горе сплотило их.

Абрикосов перестал пить и вышел на работу.