Страница 2 из 9
– Я уже сказал учиться военному делу. И попутно знакомиться с другими людьми, что предали Родину.
– Но разве не нужна для такой работы специальная подготовка?
– Очень нужна, товарищ Рогожин. Но у вас этой подготовки не будет. Вернее неделя для подготовки у вас есть. Вы ведь пока не военный?
– Нет.
– Вот и отлично. Станете новобранцем и попадете в плен. Учить легенду вам не нужно. Вы расскажете свою собственную жизнь. Исключение составит только этот разговор со мной. Об этом говорить не нужно ни при каких обстоятельствах.
Глава 1
Курсант Рогожин.
Передовая и лагерь для военнопленных.
Март. 1944 год.
Андрей.
Ровно через месяц он был на передовой и сжимал в руках винтовку. Солдат не хватало и курсы подготовки бойцов сильно сократили.
В военкомате комиссар Игнатьев узнав, что перед ними студент со знанием иностранных языков, сразу доложил по начальству. Таких людей было приказано отправлять в особую часть.
Но вместо начальника особой части с ним стал говорить старший майор из НКГБ.
– Вы говорите про товарища Рогожина?
– Так точно, товарищ старший майор! – ответил военком. – Такого я давно не встречал. Четыре иностранных языка и немецкий! При такой острой нужде в военных переводчиках!
– Я вас понимаю, товарищ Игнатьев. Но товарища Рогожина вам следует отправить в пехоту.
– В пехоту? – не понял военком. – Я же сказал вам, товарищ старший майор, что Рогожин…
– Владеет четырьмя языками. Я это слышал, товарищ военком. И еще раз хочу повторить мой приказ – отправить товарища Рогожина в пехоту. В строевую часть. Вам скажут в какую.
– Но…
– Вы меня поняли, товарищ военком?
– Так точно, товарищ старший майор государственной безопасности! Но что делать с его документами?
– Потеряйте справку о месте его учебы. Пусть он пройдет у вас как простой доброволец.
– Я вас понял, товарищ старший майор.
– Вот и отлично, товарищ Игнатьев. И после того как вы оформите Рогожина, вам следует явиться ко мне.
– К вам?
– На Лубянку. Это простая формальность, товарищ военком. Подпишете документ о неразглашении.
Игнатьев понял, что совать нос в дела НКГБ не следует…
***
Враги были совсем недалеко от него. Окопы немцев всего на расстоянии километра.
– Парень, – обратился к Андрею пожилой старший сержант Кумушкин. – Ты не робей. Слышь?
– Я не робею, – ответил Андрей.
– Немцы попрут в атаку скоро. Им до зарезу надобно наши позиции отбить. Три дня назад эти окопы штрафники заняли. Говорят, почти половину батальона положили здесь. А нам приказано держаться и позиции не сдавать. Ты стрелять-то умеешь?
– Нас учили.
– Учили, – усмехнулся старший сержант. – Знаю, я как вас учат.
Над позициями появились «Юнкерсы» и вниз полетели бомбы. Андрей залег на дно окопа и вжался в землю. Это было его первое столкновение с войной.
– Когда «лаптежники» станут наши позиции утюжить, ты главное. Не суетись. Вжимайся в окоп и жди.
– «Лаптежники»? – спросил Андрей.
– Немецкие пикировщики.
– «Юнкерсы»? – догадался Рогозин.
– Они самые. По нашему «лаптежники». У них шасси не убираются и со стороны похоже на ноги в лаптях. Вот так и прозвали. Но скоро сам увидишь.
Андрей тогда на немецкие пикировщики не смотрел. Он слышал только страшный протяжный гул. Затем взрывы сотрясали землю. Рядом кто-то кричал не то от страха, не то от боли. Андрей этого знать не мог. Он просто ждал, когда завершиться налет.
***
После налета Кумушкин, стряхнув с себя землю, спросил Андрея:
– Живой? Не контуженный?
– Нет, только уши немного заложило.
– Не обделался?
– Нет, – обиженно сказал Андрей.
– Такое после первой атаки с воздуха бывает. Это ничего. Теперь готовься. Сейчас немец попрет. А у нас всего два «Максима»5. Ты держись.
Затем была атака немцев, и он стрелял, но, наверное, ни в кого не попал. Андрей почти не целился, а просто жал на курок и передергивал затвор, выпуская стреляные гильзы. Вокруг кричали офицеры.
– Огонь! Почему замолчал пулемет?! Сержант!
– Пулеметчика убило! Расчет накрыло!
– Нужно…
Взорвалась граната. Андрей съехал на дно окопа.
– Пулемет!
– Опрокинуло его! Сейчас ефрейтор Шилкин там…
Снова взрыв! Андрей не поднимался. Рядом дико вопил старший сержант, зажимая руками рану.
Капитан, командир роты, заорал:
– Почему сидим, боец?! Труса празднуем?!
Недалеко от Андрея снова работал «Максим». Он поднялся и взялся за винтовку.
–Молодец! Не робей парень! – сказал капитан и похлопал его по плечу. – Вести прицельный огонь! Ни один патрон пропасть не должен!
Андрей снова стрелял…
***
Затем немцы прорвались к окопам. Здоровый детина запрыгнул в траншею и выбил у Андрея винтовку. Он дернул автомат, но очереди не последовало.
Враг выругался и ударил красноармейца кулаком в лицо. Андрей упал. Немец кричал ему, чтобы сдавался. Андрей хорошо понимал по-немецки и поднял руки…
***
В лагере для военнопленных он испугался смерти. Война и плен, о которых он читал в книгах, в реальности были совсем иными. Здесь не было места высоким пафосным словам. Рогожин понял, что его могли убить в любой момент. Просто не понравится твой взгляд эсесовскому конвоиру и все. Тебя нет. Тебя могли просто вычеркнуть из жизни. Твоя жизнь ничего не стоила и никакой Нольман не спасет.
Лини бараков, аппельплац, дорожки посыпанные битым кирпичом, и стройные линии бетонных столбов в форме буквы «Г» с колючей проволокой.
Подходить к столбам строго воспрещалось. Часовые на вышках сразу открывали огонь из пулеметов. Но эсесмены иногда развлекались, заставляя заключенных бегать в запретную зону.
Когда бывшего сержанта Алейникова заставили бежать туда, тот поначалу отказался и его начали бить. Молодой парень вынужден был пойти и его сразу срезали очередью. Он ни в чем не был виноват. Он не нарушал режима и хорошо работал. Его убили просто так, конвоирам стало скучно.
Страх тогда заполз в душу Андрея и вытеснил оттуда все. Он понял, что хотел жить и был готов купить себе жизнь любой ценой. Высокие слова ушли сами собой. Андрей презирал себя за этот страх, но иначе не мог. Жажда жизни была сильнее его идеалов, и он понял, что готов ими поступиться.
Его соседи после того как барак погружался в сон переговаривались между собой.
– Доколе это продолжаться будет? – хрипел худой дядька. – Сдохнем здесь.
– Надо было идти в полицаи, когда предлагали, – ответил молодой парнишка, что лежал на нарах под Андреем.
– В какие полицаи, дурак? – заговорил сосед справа. – Нас к власовцам сватали. А там не рай.
– Рай не рай, дядя Фома, а все не так как здесь.
– А когда вас звали? – спросил Андрей.
– Дак с несколько месяцев назад, паря. А ты чего к ним захотел?
– Я спросил только. Невтерпеж здесь. Нам внушали, что бога нет. Ада и рая тоже нет.
– И чего?
– Есть ли ад после смерти, не знаю, но здесь он есть. И мы в этом аду.
– Оно так, паря, но власовцы не просто так к себе зовут. Они тя воевать заставят. Я на то не пойду. Пусть лучше кончат.
– И кончат. Думаешь, пожалеют? – зло спросил молодой парень снизу. – Мне теперь все одно хоть к полицаям хоть к власовцам.
– И в своих стрельнешь? – спросил дядька.
– Не знаю, – буркнул в ответ парень и замолчал.
Андрей также больше в разговор не вмешивался. Он подумал, что все же есть шанс отсюда вырваться…
****
И вот рано утром в барак пришел молодой щегловатый офицер в новенькой серой шинели с нашивкой РОА на рукаве. На его петлицах были перекрещенные копья и на погонах по ромбу на красной полосе. Но представился поручиком Артюхиным.
У него было такое располагающее лицо. Андрею он сразу понравился, ибо после рож офицеров СС и конвоиров, не умевших улыбаться, поручик выглядел добрым ангелом, опустившимся в ад.
5
«Максим» станковый пулемет американского оружейника Хайрема Стивена Максима, созданный в 1883 году. Использовался во время Первой и Второй мировой войн.