Страница 6 из 6
Знай себя
«Матрица» принудительно сталкивает нас с малоприятными вопросами философского скептицизма. Тем не менее, немного поразмышляв над ними, мы понимаем, почему не стоит разделять сомнения скептиков по поводу существования нашего мира. Такие сомнения уместны лишь в рамках философских семинаров – в повседневной жизни они беспочвенны. Более того, мы видим, насколько Сайфер неправ в своем решении вернуться в Матрицу. Это заставляет нас не только признать существование внешнего мира, но и встретиться с ним лицом к лицу, выстроить в нем осмысленную жизнь и прожить ее полноценно.
Глава 3
Вероятность Матрицы
Дэвид Мицуо Никсон
После просмотра «Матрицы» невольно задаешься вопросом: а что, если я тоже живу в Матрице? Вдруг все, что я чувствую, – программа, сгенерированная суперкомпьютером, а я на самом деле болтаюсь в куче розовой жижи? Давайте для удобства назовем эту теорию Вероятностью Матрицы: возможно, я (или вы) сейчас на самом деле нахожусь в Матрице.
В этом эссе мы исследуем несколько вопросов, связанных с Вероятностью Матрицы.
а) Даже если мы на самом деле не в Матрице, какое влияние Вероятность Матрицы оказывает на то, что мы знаем и не знаем?
б) Как Нео может знать, что он действительно был в Матрице?
в) Имеет ли вообще смысл Возможность Матрицы?
Знаем ли мы что-то на самом деле
Хотелось бы сразу предупредить, что выводы, к которым я пришел – особенно это касается последних двух глав, – могут показаться некоторым читателям нелогичными и даже противоречивыми. Но даже если мои аргументы будут выглядеть неубедительно, я надеюсь, что они хотя бы натолкнут вас на новые мысли.
Какое воздействие Возможность Матрицы оказывает на то, что мы знаем и не знаем? Заметим, в Возможности Матрицы мы не берем за основу утверждение, что мы точно находимся в Матрице, а лишь предполагаем, что такое возможно. Но если мы все же находимся в Матрице, то большинство наших суждений о мире и о нас самих не проходят проверку реальностью. Например, я убежден, что у меня есть машина, «Хонда Цивик», – но по факту никакой машины не существует, потому что я просто болтаюсь в куче розовой жижи. Следовательно, во-первых, Возможность Матрицы подразумевает, что множество моих убеждений в корне неверны.
Давайте на минуту предположим, что так и есть, и все, во что мы верим, на самом деле ложь. Обычно реакции людей на такой сценарий бывают двух видов. Первый: «Если ваше убеждение может оказаться ложным, значит, нельзя утверждать, что вы это знаете». Например, можно убежденно верить в то, что на Луне не живут гоблины. Но, скорее всего, вы никогда не были на Луне, а значит, не знаете наверняка, что их там нет, пусть вероятность этого достаточно мала. Получается, вы не можете утверждать, что на Луне не живут лунные гоблины.
Разумеется, я не призываю вас отказаться от всех своих взглядов. В конце концов, нам всем нужно верить хоть во что-то. Просто не верьте в то, что вы что-то знаете. Конечно, этот подход очень близок к скептицизму Декарта. Чтобы найти хоть одно нерушимое убеждение, Декарт решил подвергнуть сомнению их все. Разумеется, он не видел «Матрицу», но написал собственный пугающий сценарий. В своих «Размышлениях о первой философии» он предполагает, что «злой демон невероятной силы и хитрости употребил всю свою энергию, чтобы ввести меня в заблуждение». Сама вероятность существования такого демона заставила Декарта поставить под сомнение все его знания – во всяком случае, те знания, которые ему мог внушить демон.
Второй тип реакции – «Если проанализировать употребление нами слова „знаю“ в повседневной жизни, то можно заметить, что часто мы признаем возможную обманчивость нашего убеждения, но по-прежнему называем это „знанием“». Действительно, в обычной жизни (а не когда мы пробираемся сквозь дебри философии) мы вряд ли добиваемся абсолютной неоспоримости убеждения, прежде чем назвать его знанием. К примеру, если на автобусной остановке у меня спрашивают: «Вы не знаете, который час?», я не задумываясь отвечаю: «Знаю, сейчас 12:30». Да, существует вероятность того, что мои часы отстают или сломались, но я по-прежнему утверждаю, что знаю. С какой стати философы вдруг решили все измерять по таким запредельным стандартам? Особенно учитывая, что сходя со своей философской трибуны, они сами перестают даже пытаться им соответствовать. Если кто-то попытается доказать мне, что мои убеждения неверны, я просто спрошу: «И что?». Значение имеет не сама возможность, а доля вероятности. И до тех пор, пока мне не продемонстрируют веские доказательства того, что мои убеждения не «возможно» неверны, а вероятно неверны, я и палец о палец не ударю.
Сам я склоняюсь ко второму взгляду. Но, возможно, можно просто заключить, что в этих двух мнениях ведется рассуждение о разных видах знания. Первый тезис говорит о «суперзнании», в котором никогда, ни при каких обстоятельствах не может сомнений. Именно такое знание пытался найти Декарт с помощью своего безжалостного метода. Второй же рассматривает «обыкновенное» знание, которое по-прежнему можно продолжать называть знанием, даже если у вас есть основания полагать, что оно, возможно, неверно. Однако если оно вероятно неверно, называть его знанием уже нельзя. Обе стороны согласны с тем, что Возможность Матрицы почти исключает существование «суперзнаний», но не сильно влияет на обыкновенные знания, которыми мы распоряжаемся. Поставленный под таким углом, вопрос «Знаем ли мы что-то на самом деле» несколько теряет свою остроту. Но, вероятно, так и должно быть.
Откуда Нео знает, что он в Матрице?
Давайте немного сменим тему и поговорим о том, как Нео выясняет, что он в Матрице. В фильме утверждается, что Нео узнал (употребим это слово в значении «обыкновенного» знания) нечто ранее неизвестное: всю свою жизнь он провел в куче розовой жижи, пока суперкомпьютеры транслировали в его мозг ложные картинки. Откуда же Нео узнает об этом – если вообще узнает?
До того, как поставить Нео перед выбором между красной и синей таблетками, Морфеус говорит: «Объяснить, что собой представляет Матрица, невозможно – это нужно увидеть». Он не поясняет, почему, – но ответ очевиден: потому что на словах бы ему никто не поверил. Точнее, поверили бы только глупые или чересчур доверчивые люди, которых можно убедить в чем угодно. И это совершенно явно не те люди, которых искал Морфеус. Слепая вера (даже в то, что оказывается правдой) – не знание. Знание должно быть чем-то подтверждено. В традиционном смысле слова знание – это правдивое доказанное убеждение. Это не идеальное определение, но оно, по крайней мере, отсекает идиотские мнения и удачные догадки.
Нео выбирает красную таблетку, чтобы узнать, как глубоко ведет кроличья нора. Буквально через пару минут ему приходится наблюдать самые странные вещи, которые он видел в своей жизни. Разбитое зеркало собирается воедино, а когда Нео прикасается к нему, его тело начинает покрываться жидким зеркальным веществом. Внезапно он просыпается в капсуле, полной розовой слизи; прямо к его телу подключены бесчисленные кабели. Вокруг него еще миллион таких же капсул. Летающий робот-паук, заметив движение, отключает Нео от сети питания. Затем героя спускают в канализацию, откуда его вылавливает гигантский подъемный кран.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.