Орден геноцида-2. Чистилище

Видит бог — я совершил немало зла. Тех, кто погиб по моей вине и от моей руки — наберётся не на одно кладбище. В их числе были невинные. Но даже у меня ещё остаются какие-то понятия… Может, не о чести — откуда она у наёмника и охотника на людей? Но хотя бы о том, что правильно, а что нет. Что можно делать, а что — никогда и ни за что.

И то, что сейчас слышал, было невыносимо мерзко и отвратительно. Даже по моим меркам. По любым меркам!

— Ну, что вы, право слово! — рассмеялся профессор. Рассмеялся. — Не нужно считать их людьми — это ведь всего лишь кирпичики для храма науки. Тем более, держать магов в плену…

— Для этого все эти ремни? — всё так же тихо спросил я.

— Ремни, — с готовностью подтвердил Эбнер. — Успокоительные. Хирургическое вмешательство… У этих «кукол» одно предназначение — рожать самых совершенных солдат Пакта. Хм. Хотя, если бы они сохранили способность двигаться, то, возможно, мы понесли бы меньше потерь…

— Потерь? — механически переспросил я, скользя взглядом по опустошённым лицам… «кукол».

Впервые за очень долгое время я испугался. По-настоящему испугался. И сейчас я больше всего страшился найти знакомые лица.

— Каждый барак на всякий случай оборудован системой экстренной… стерилизации, — объяснил профессор. — Химическое оружие всё ещё официально под запретом… Поэтому мы используем сильнодействующие пестициды — эффект не хуже. А те мерзавцы, что на нас напали, привели эту систему в действие. Правда, ею давно не пользовались и оказалось, что она… мягко говоря, функционирует не так как надо, да и подачу газа мы смогли быстро отключить… Но, увы! Сами видите — мы потеряли десяток весьма и весьма ценных образцов генетического материала…

— О, а эта жива! «Кукла» 6-10-15.

— И почему я не удивлён? — рассмеялся Эбнер. — Выдающийся образец, между прочим! Имя и фамилия, к величайшему сожалению, неизвестны. Ранг тоже оценить не представляется возможным, но никак не ниже шестого. В плен наверняка попала без сознания, иначе просто не далась бы. Ещё молода, здорова, а организм носит следы вмешательств магического и алхимического рода. Пусть и не оптимизированных, но на удивление удачных… Повышенная регенерация, феноменальная живучесть, высочайшая резистентность к ядам, болезням и даже алкоголю… И весьма редкий Дар, хотя и довольно специфический. Большая удача, что её удалось получить невредимой. Да что говорить! Она сделала больше попыток побега, чем все остальные вместе взятые! Пришлось подрезать ей сухожилия на руках и ногах, сделать операцию на голосовых связках… И даже лоботомия не смогла её до конца привести в покорное состояние.

Я смотрю на «куклу» 6-10-15.

Лет тридцать. Тусклые светлые волосы, осунувшееся лицо. Бледная кожа, давно не видевшая солнечного света. Алые глаза с вертикальным зрачком…

Я смотрю на Хильдегарду Винтер.

Я смотрю на свою сестру.

Звуки глохнут, уши будто бы закладывает ватой. Я стою на месте, не в силах оторвать взгляд от Хильды.

Минута, год, вечность — не знаю, сколько я так простоял. Но затем меня вернули в реальность голоса.

Точнее не вернули, а вышвырнули.

— Отменные буфера, — вполголоса произнёс один из стоящих за моей спиной лагерных охранников. — Может, как всё успокоится попробуем её?

— Тссс! Тихо, придурок! — прошипел второй. — Вдруг этот услышит!.. И профессор опять психовать будет, если узнает, что «куклам» опять кто-то вне плана ребёнка заделал…

Хильда смотрит на меня пустым немигающим взглядом… А затем слегка размыкает пересохшие потрескавшиеся губы и беззвучно выдыхает:

— Кон… рад…

Где-то внутри воет от боли запертая в магической клетке тварь, разрывая криком мою грудь.

Я медленно поворачиваюсь к охранникам.

— Сэр?.. — озабоченно произносит один из них, видя моё лицо.

Открытая дверь в шлюз — словно окно в тёмной комнате, словно я смотрю из глубины колодца. И я падаю в него. Падаю. Падаю… Протяни руку и выберись обратно — это не сложно.

Но я не хочу.

Мир выгорает, обращая все свои цвета в пепел. Мир обретает все оттенки серого.

— С вами всё в порядке, сэр? — вновь спрашивает меня охранник.

— Нет.

Я поворачиваюсь к ним спиной. Лагерные охранники оседают на колени, хватаясь за перерезанные глотки, из которых хлещет кровь.

Делаю два шага вперёд.

Руки ложатся на лицо и затылок профессора Эбнера. Рывок. Хруст ломающейся шеи.

Взмах правой рукой. Помощник профессора валится на пол. Его грудь пробита тремя магическими клинками.

Второй помощник видит всё это. Пятится. Затем разворачивается и пытается сбежать.

Короткий жест левой рукой. Учёный словно бы врезается в невидимую стену, а затем его отбрасывает прямо ко мне обратным «воздушным кулаком».

Удар ноги. Подошва сапога с лёгкостью ломает ему горло.

Я мгновенно оказался около кровати сестры. Голыми руками разорвал ремни, будто они бумажные, а не сделаны из крепкой кожи. Схватил её за плечи, вглядываясь в пустые алые глаза…

— Ну, привет, сестрёнка, — я вымученно улыбнулся. — Давно не виделись, правда? Ничего… Ничего… Сейчас я тебя отсюда… Вытащу…

Хильда моргнула, её взгляд стал чуть осмысленнее.

— Конрад…

…кажется хотела сказать она, но из горла вырвался лишь сиплый хрип. На шее сестры белели шрамы от операции — похоже, что говорить она больше не могла…

Накатило отчаяние. Гнев. Ненависть.

Я зарычал и прижал к себе Хильду, обнимая её почти невесомое худое тело…

А затем я ухватил пустоту, когда сестра растворилась в воздухе прямо в моих руках. Я резко огляделся…

И обнаружил себя посреди чёрной пустоты Камделире.

— Здравствуй, Конрад.

Обернулся на голос. Сестра стояла прямо напротив меня.

Всё такая же худая, бледная, с измождённым лицом и тусклыми спутанными волосами.

— Хильда… — прошептал я.

— У нас мало времени, — бесцветным голосом произнесла она. — Я не могу долго находиться здесь… А там я не смогу ни говорить, ни писать. Поэтому я прошу тебя здесь — покончи с этим, Конрад. Пожалуйста. Я прошу тебя.