Страница 6 из 25
Катя подобралась, как подбирается зверёк в минуту опасности. Наблюдая за ней, я с болью себя вопросила: «Как же я добилась, что на простое предложение «надо поговорить», моя дочь готовится к бою?»
– О чём?
– О ком, – поправила я. – Обо мне и о тебе.
Она метнула на меня взгляд и умолкла, видимо, гадая про себя, о чём пойдёт речь.
– Ну вот! – Катя кончила плести косу и теперь закрепляла её. – Конечно, я не Даша-мастерица, но, думаю, если плясать на крыше машины на ходу не будешь, то до дома Эдварда доедешь прибранная!
– Благодарю, Катюша.
От туалетного стола я пересела на диванчик, а Катя упала поперёк кровати лицом ко мне.
– Катя, я устала от наших отношений и предлагаю их обнулить, – начала я и сделала паузу, давая Кате осознать сказанное. – Я наделала много ошибок, и за много лет у нас сложился невозможный, болезненный тип отношений – обращение в форме претензии, ответная реакция в форме защиты или, того хуже, в форме нападения. Я предлагаю забыть обиды и начать с чистого листа. – Видя её удивление, я поспешила пояснить: – Я понимаю, Котёнок, это тот случай, когда легко сказать – трудно сделать. Но не делать нельзя! Я люблю тебя, детка. Очень люблю. Но, видимо, выражаю любовь как-то не так, как ты ждёшь. Поэтому я хочу услышать твои… как бы это сказать… требования в свой адрес, и, если это будет мне по силам, я начну что-то менять в себе.
К концу моей, прямо скажем, дурацкой речи, Катя от простого удивления перешла к крайней точке изумления. Она уже не лежала на кровати, она села на поджатые под себя ноги, высоко подняв плечи и вытянув шею в моём направлении. Я развела руками и беспомощно добавила:
– Катька, я просто уже не знаю, что делать.
– Мама, какие требования, что ты говоришь?!
– Давай назовём это не требованиями, а пожеланиями.
– Да какая разница, как назвать? У меня нет ни требований, ни пожеланий! – Катя слетела с кровати и наклонилась надо мной. – Ты зачем так?.. О, мама!.. – она упала на коленки пред диваном и обняла мои ноги. – Что ты себе придумала? Я не могу с чистого листа! Зачем? Помнишь, я не хотела уборкой заниматься? Помнишь? Комнату запустила так, что не знала, за что в первую очередь браться. Я и о помощи просить не могла – стыдно было, и обижалась на весь свет, что я совсем одна! Я и плакала, и злилась на себя. А ты будто почувствовала – пришла и игру из уборки устроила. И без всяких поучений! О, мама! Помнишь, как мы хохотали, когда потихоньку от Эльзы вёдра и тряпки из подсобки утащили? Помнишь? До слёз! Окно мыть стали, а Женя и Эльза пришли бельё развешивать под окном. Ты чуть ведро наружу не опрокинула, прячась от них, помнишь, когда спрыгнула с подоконника? – Катя положила голову на мои колени. – Мамочка, я люблю тебя! А ты требования… В моей жизни так много счастливых воспоминаний… Мне с тобой всегда хорошо было! – Катя помолчала и шёпотом спросила: – А помнишь?.. Помнишь, когда Лорд умер?.. Мне тогда страшно было… я подумала, что все умрут. Я тогда попросила, что, если так надо, то я согласна, пусть и дедушка, и Стефан, и даже папа пусть умирают, только, чтобы ты осталась жива, чтобы ты осталась со мной.
– Оох, детка! – всхлипнула я.
– Я спать не могла, помнишь, к вам ночью в спальню пришла? Хотела убедиться, что ты живая. Ты ко мне от папы ушла и почти месяц в моей спальне спала. Мама, это мои самые дорогие, самые счастливые воспоминания! Ты тогда только моя была.
– Катюша, неужели тебе до такой степени меня не хватало?
– Нет, мама! Ты всегда была с нами. Не хватало со мной, не хватало… когда вот так, как сейчас – ты и я, мы плачем и смеёмся, ты слушаешь меня и гладишь по голове… так хорошо… Мамочка, ты забудь всё, что я тебе обидное говорила. Я так люблю тебя, мамочка, так люблю!
– Девочка, хорошая моя, я знаю, знаю, Катенька! Иди ко мне.
Катя села на диван и распласталась на моей груди. Покачивала её, я уткнулась лицом в её волосы.
– Люблю тебя, моя любимая, моя ласковая девочка! Не смей думать, что я не люблю тебя!
Так мы просидели довольно долго. Катя припоминала случаи из нашей жизни, я продолжала покачивать её в объятиях. Наконец, она высвободилась и смущённо пробормотала:
– Нас ждут, а мы… пойдём умываться.
– Да… дай поцелую глазки… заплаканные, красивые глазки… дед там, наверное, уже сердится. И Эдвард заждался.
Мы умылись холодной водой, это помогло мало.
– Даа… – протянула я, критично осматривая себя в зеркале, – в самый раз для знакомства! Большие и прекрасные очи стали маленькими и очень даже красными.
– Сегодня солнце, можно очки тёмные надеть, – неуверенно предложила Катя.
– Придётся! – согласилась я со вздохом. – Пойдём выбирать.
Андрэ играл в шахматы с Эдвардом. Подкупая деда лаской, Катя подбежала к нему со спины и обняла за шею; перевешиваясь то через одно его плечо, то через другое, целовала то в одну щёку, то в другую, тараторя:
– Деда, я тебя люблю! – Чмок. – Ты не передумал со мной ехать? – Чмок. – Деда, я гнать не буду! – Чмок. – Я тебя бережно доставлю в наследственный замок мистера Эдварда. – Чмок. – Деда мой любимый…
Заворожено улыбаясь, за Катей наблюдал её друг. Отвлекая от приятного видения, я поздоровалась:
– Добрый день, Эдвард!
Он торопливо встал и наклонился к моей руке.
– Здравствуйте, Лидия!
– Простите, что пришлось ждать, – извинилась я и повернулась к Стефану, – Стефан, до Даши дозвонился?
– Да. Всё в порядке. – Его глаза пытались определить моё состояние, прочесть в лице хоть что-то, но большие – в половину лица, чёрные очки не позволяли этого сделать.
– Мы едем или ещё кого-то ждём? – спросила я, ни к кому не обращаясь.
– Едем, – ответил Серёжа, встал и двинулся к выходу.
Все, кто был в гостиной, дружно посмотрели ему в спину, потом так же дружно уставились на меня. Их удивление было понятно – Серёжа всегда брал меня за руку или обнимал, увлекая за собой. «Какой насыщенный событиями день, – усмехнулась я, – я нежно простилась со Стефаном, вернула дочь и потеряла мужа!» Ко мне шагнул Максим, обнял, закрывая собой от перекрестья взглядов, и увлёк к выходу. На террасе встретил ещё один пытливый взгляд – Пашкин. Паша подошёл ближе и, взглянув на Максима, попросил:
– Сынок, отойди в сторонку.
Макс не двинулся с места. Паша пожал плечом – как хочешь, мол; прищурился на грузившего сумку в багажник машины Сергея, и спросил:
– Я вижу, у тебя сегодня день плача, Маленькая? Он тебя обидел?
– Паша!
– Маленькая, я же вижу…
– Детка, иди ко мне, я тебя поцелую перед дорожкой, – вмешался Андрэ. – Ты сегодня сама не своя. Что вы с Катей опять выясняли?
Паша и Макс отошли, а я прижалась к груди графа, он на минутку обнял меня, потом отклонился и приподнял мои очки. Я задвинула их на голову. Андрэ укоризненно покачал головой и, нежно касаясь век губами, прошептал:
– Детка, никогда не пытайся слезами вернуть уходившего от тебя мужчину. От такой, как ты, может отказаться только дурак.
– Спасибо, Андрей, я запомню.
Он ободряюще кивнул и бодро сбежал с террасы, торопясь к красному суперкару Кати. Катя подождала, пока дед сядет в автомобиль, захлопнула за ним дверцу и, усаживаясь в водительской кресло, весело помахала нам рукой.
– Догоняйте!
Отъезжая от дома, я взглянула на раскачивающегося с пятки на носок Павла. Прищурившись и глядя прямо перед собой, он о чём-то размышлял. Последние пару лет… – «Да нет, пожалуй, последние года три», – поправила я саму себя, – за безупречной вежливостью Павел скрывает самую настоящую неприязнь к Серёже. Что послужило причиной такого отношения, я не выяснила – Павел невразумительно процедил: «Есть причина», и намертво умолк, а Серёжа, тот и вовсе, пожал плечами и отмахнулся:
– Чепуха. Павел верен тебе, а верных людей в нашем мире не так много.
«Павел не просто верен, Паша мне, как брат… ему было двадцать три года, когда он поклялся служить мне, я думала, он пошутил, а он бросился за мной в Алма-Ату». Мысли убежали в далёкое прошлое…