Страница 19 из 25
Анюта судорожно оглянулась на мать и вернулась виноватым взглядом ко мне. Я ласково поцеловала её в лоб.
– Не торопи роды, девочка, всему своё время. Малыш сам знает, когда ему пора, разговаривай с ним больше. – Я рассмеялась. – И наслаждайся свободой! Когда родишь, Анютка, будешь привязана к малышу.
– А дедушки и бабушки на что? – вновь подала голос Даша. – Вчетвером, думаю, справимся с одним ребёнком. Правда, Стефан?
– Справишься! Сиськой тоже своей кормить будешь?
– А и что такого? Сейчас вон сколько разного для детей и без сиськи можно вырастить.
– Дак, с сиськой-то малышу лучше, – подал голос Василич и подмигнул, – особливо ежели мальчик.
– А тебе откуда знать, Василич, – огрызнулась на шутку Даша, – ежели ты своих не заимел?
Стефан так взглянул на Дашу, что Даша присмирела.
– Рожать тебе дней через двадцать? – спросила я у Анюты.
– Да, через три недели! И со свадьбой мы тоже всё решили – будем свадьбу играть через три месяца после родов, когда я в себя приду. Эдвард до родов предлагает, чтобы ребёнок, когда мы уже муж и жена, родился, но вы же знаете, я настоящую свадьбу хочу, и фата чтобы, и платье белое в пол!
Стефан усмехнулся. Приготовившись к бою, Даша тотчас развернулась к нему.
– А в чём противоречие? – вновь спросила я Анюту. – Брак вы можете зарегистрировать сейчас, а свадьбу потом сыграете.
– Маленькая, это же затратно! – возмутилась Даша. – Регистрацию брака праздновать придётся, а потом ещё свадьбу. Лучше уж зараз.
Я растерялась.
– Даша, Эдвард успешный бизнесмен…
– Лидия Ивановна, Эдвард так и хотел, ещё два месяца назад предлагал зарегистрироваться и в свадебное путешествие поехать. Он хотел в Штаты к своему отцу, ну к тому, который художник. А мама не согласилась.
Я смотрела на Дашу, вспоминая её юной горничной в доме Андрэ. Куда подевалась милая, быстроногая и ласковая девочка? На диване восседала грузная дама с замысловатой причёской, с излишне ярким макияжем и в излишне декольтированном туалете, возгордившаяся предстоящим родством и жаждущая управлять и дочкой, и зятем, и всей его семьёй.
Недавно Маша шёпотом и, оглядываясь на дверь, поведала, что Даша всю жизнь попрекает Стефана за то, что тот отказался от зарплаты врача-целителя всей семьи. Ни Даша, ни Стефан не знают, что Серёжа открыл на имя Стефана счёт и на протяжении всех этих лет каждый месяц перечисляет туда его зарплату, ещё и вкладывая эти деньги в разные финансовые инструменты. Равнодушный к деньгам, как, впрочем, и к любым другим материальным ценностям, Стефан всегда очень прилично зарабатывал и всё, что зарабатывал, отдавал жене. Даша же деньги складывает. Куда – никто не знает, банкам она не доверяет, равно как и инвестиционным инструментам. Одеваться сама и одевать Анюту норовит, присоединяясь к моим вояжам за обновками, дабы не платить самой, а к праздникам или дням рождения, не церемонясь, делает заказы на туалеты, меха или украшения.
Недостаток пищи в раннем детстве, когда пьяные родители забывали покормить девочку, обернулся скаредностью в зрелом возрасте.
– Анюта, замуж ты выходишь за взрослого мужчину. Пусть он сам решит, как будет лучше и для тебя, и для малыша, доверься ему! А твоя мама просто боится отпускать тебя за океан. Ты у неё единственный ребёнок, да, к тому же, чудо какой красивый и умненький ребёнок! – я потрепала её за нежную щёчку.
– Ой! – вскрикнула она, прикладывая ладошку к животу. – Он пнул меня. Потрогайте, Лидия Ивановна! – Анюта схватила мою руку и прижала к своему животу.
Я тихонько рассмеялась.
– Слышите? Ой! Ещё раз!
– Слышу, Анюта.
Я отняла у неё свою руку и с тревогой посмотрела на дочь – Катя спускалась по лестнице в вечернем туалете. «Долго же ты плакала, детка! – подумала я. – Я уже хотела идти за тобой!» Вздёрнув головку, Катя пересекала гостиную. Так и шла, ни на кого не глядя, ни с кем не здороваясь, пока не достигла меня и Анюты. Подойдя, вежливо улыбнулась и спросила:
– Здравствуй, Анюта. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, Катя. – Растерявшаяся Анюта переводила взгляд с заплаканного лица Кати на моё и обратно. – Катя, у меня малыш шевелится, хочешь послушать? – предложила она.
Катя вновь вежливо улыбнулась и кивнула, но спустя несколько мгновений её глаза блеснули восторгом, и она прошептала:
– Мама, он шевелится… ой! Толкается! Это ножкой, да? – Катя наклонилась и обеими ладошками обняла живот Анюты. – Анютка, а тебе не больно?
Все засмеялись. Кроме Стефана. Сдвинув брови, он с болью в глазах смотрел на Катю.
Девчонки уселись на диван, тесно прижались друг к другу и стали шептаться. Анюта смеялась, Катя вначале редко, потом всё чаще вторила ей. «Благодарю, Анюта, за доброе и отзывчивое сердечко твоё благодарю!» Я поцеловала одну, потом другую в их душистые макушки и пошла на кухню.
– Маша, добрый вечер.
– Не добрый! – отрезала Маша. Согнувшись вдвое, она сердито расталкивала кастрюли по ячейкам посудного ящика.
– Что так? … Что-то случилось?
Маша выпрямилась и выдула воздух на лоб.
– Вначале ты мне скажи! Завтра мой день рождения или не мой?
– Маша, я не понимаю.
– Нет, ты мне ответь!
– Завтра твой день рождения, Маша.
– Вот! Мой, значит. А если день рождения мой, то и гостей каких хочу, тех и зову! И за столом этого вашего Эдварда я завтра видеть не хочу! Вот так! Или он, или я! – Толкнув ногой ящик, Маша задиристо нацелила в меня подбородок.
– Что вдруг случилось? Что ты имеешь против Эдварда? Он обидел тебя?
– Да, он меня обидел. Он внучку мою бросил, и тем меня обидел. Такую умницу, красавицу ради этой вот, с чужим ребёнком в брюхе!
– Маша! Маша, ну что ты говоришь? Девочка на руках у тебя росла. И потом, я не понимаю, почему ты решила, что Эдвард Катю бросил?
– А как же? – Маша развела руками. – Эта вот и сказала – ради её Аньки нашу Катеньку бросил!
Я покачала головой.
– Маша, Катя сама Эдварду отказала. Помнишь, мы знакомиться к родителям Эдварда ездили?
– Ты о чём спрашиваешь? Я тот день век не забуду! Василич в больницу угодил, а я в тот день насилу с ужином управилась, решила, что списывать меня пора.
– Вот в тот день Катя и отказала Эдварду.
– А что же эта бессовестная мелет?
– Я не знаю, что и кто мелет, Маша. У тебя «эта» и Анюта, и Даша.
– Да барыня наша новоявленная, Дашка. Она хвасталась, что Эдвард её Аньку любит, и что он на всё ради Аньки готов, что и Катю бросил и тёщу – её, то есть, к себе в дом берёт!
– Любит, и хорошо! Пусть и Анюта, и Эдвард счастливы будут.
Маша пытливо посмотрела на меня.
– А чего Катя тогда плачет?
– Катя плачет совсем по другой причине.
– Что и не скажешь?
Я покачала головой.
– Сегодня не скажу. А кто и кого бросил, ты завтра у Эдварда сама спроси. Он тебе всю правду и поведает.
– И спрошу! Сергей Михалыч-то, когда будет? У меня давно всё готово. До которого часу ждать будем?
– Не будем ждать, Маша, сейчас сядем ужинать. Давай на стол накрывать.
– Как же без Сергей Михалыча? – спросила она меня в спину.
«Я и сама толком не знаю, Маша, как без него», – подумала я, выходя из кухни, и увидела Серёжу. Он только что вошёл в гостиную. На его волосах блестели капельки дождя. Всего секунду помедлив, я пошла навстречу, заранее протягивая руку для приветствия.
– Здравствуй, Серёжа. Рада тебе.
– Здравствуй, Лида. Замечательно выглядишь!
«А ты вот не очень, – отметила я мысленно. – Глаза у тебя, Серёжа, уставшие и голос отчего-то грустный».
– Благодарю, Серёжа.
Взяв мою руку, он медленно, один за другим стал целовать кончики моих пальцев. В гостиной воцарилась гнетущая тишина. Я чувствовала себя мишенью под перекрёстным обстрелом глаз. Сергею, наверное, было ещё хуже. Я улыбнулась.
– Проходи, мы как раз ужинать собираемся. Поужинаешь с нами?
Он улыбнулся.
– Я вижу, ты уже всё решила?