Страница 3 из 6
– Вот как? – призадумалась медсестра, – а мне казалось, что вы один из тех бедолаг, сбежавших из тюрьмы Рединга во время бунта, который был лет девять назад.
В ответ мистер Ди дружелюбно улыбнулся, – да что вы! Это рисунок, символизирующий мою юношескую глупость и не более чем. Я его всегда мечтал извести, но средства сделать это мне не позволяли. А потом началась эта глупая война и мне было уже не до татуировки.
Днём ранее до этого события в королевском дворце были получены фотокарточки людей, привезённых в столицу на лечение. И на одну из фотографий пристально всматривался король.
– Хмм… Маршал Джеф, вы точно привезли в Лондонский госпиталь именно этого человека? – с непринуждённостью сидевший в кресле король держал в руке сигару и рассматривая фотографию и затем поднял взгляд на маршала, стоявшего на пороге в кабинет.
– Да, ваше величество, а что?
– Да так, ничего особенного. Этот человек мне напомнил одного старого знакомого, который был незаконно осуждён с моего разрешения. И теперь этот призрак воскрес в виде этого бродяги, которого ваши солдаты нашли в Гринвичской крепости. Приведите его ко мне только так, чтобы об этом не знал никто из вашего окружения. Нам не нужна лишняя шумиха. Мистер Ди теперь дома.
Госпиталь I
Виллем лежал в постели и смотрел в потолок. В палате с умилением подметала и мыла полы уборщица напевая надоедливую песенку, которую постоянно крутили в прайм-тайм по радио. Пациента совсем не беспокоили песни уборщицы, его не беспокоило пропахший хлором палата и коридор, его не беспокоил туман, который мешал смотреть на столичные окрестности, Шоу беспокоил сам факт его нахождения в Лондоне. Лондон – город его жизни и город который дал ему карьеру, город который дал ему семью и город который у сквайра его забрал. От осознания, что он теперь дома на глазах у Виллема появились слезы. Он хотел разрыдаться от счастья и долгожданной свободы, но не мог. Сквайр попросту боялся, что его посчитают за странного или за психа и об этом доложат главному врачу, после чего нов прибывшему пациенту будут промывать голову местные психологи, мучая тестами и лекарствами сомнительного происхождения, как это обычно бывало в прежнее время в государственных больницах, расположенных на окраинах городов.
Наконец-то капельница была прокапана, и наступил долгожданный вечер. Пациент Джон Ди решил прогуляться по больнице и размять закостенелые суставы ног.
В ночное время суток больница казалась уже не такой густо заселённой, как с утра, когда Ди впервые открыл глаза спустя месяц. Шум и суматоха для больничных коридоров и палат в это время суток казался неуместен и неестественен. На посту у палаты никого не было, только горела тусклая керосиновая лампа, стоящая на столе у которой находилась кипа небрежно собранной бумаги, напротив стола стоял ламповый черно-белый телевизор, показывающий с помехами канал, по которому вещали старую правительственную пропаганду «о хорошей жизни», тайное положение которой было в своё время подписано самолично Шоу. Увидев, что ничего в общей картине прежнего быта не изменилось бывший сквайр улыбнулся, если этот оскал можно было считать улыбкой, и сказал про себя: ничего не поменялось в моём городе. С этими словами пациент Ди пошел дальше коридором. Проходя мимо распахнутой сестринской палаты Джон обнаружил пустую кушетку у стола, на которой была оставлена посуда с нетронутой пищей. Джон вспомнил, что с утра Маргарет ему пообещала оставить у себя в сестринской припасенную для него не больничную еду, так как больничная была до невозможности отвратна и кроме неё пациентов было запрещено кормить нормальной пищей. Сквайр не торопясь подошел к кушетке и взявшись за ложку стал жадно поглощать куриный бульон, закусывая жареной рыбой с круасаном. Эта еда была действительно редкость для здешних мест, а для бывшего отшельника она казалась райской. Наконец, доев всё до последней крошки сквайр запил всё это вкуснейшим сквошем. Шоу посмотрел на настенные часы – на них была уже полночь, а медсестры всё ещё не было на месте. Виллем заподозрил, что могло что-то случиться, так как днём он слышал со слов других больных и работников больницы, что на ночь останется медсестра, он и ещё один пациент – старушка с инсультом, которая искусственно введена в кому. И поэтому Шоу взял керосиновую лампу и решил пройтись дальше по больничным палатам дальше в надежде встретить Маргарет по пути.
Действительно, проходя мимо пустых палат к лестничной клетке пациент Ди увидел, что они действительно были пустыми. На некоторых палатных койках можно было заметить не отстиранные бурые пятна, на старом линолеуме у коек красовались такие же пятна тоже. В разных углах помещений слышалось шуршание и крысиный визг. Он прошел по длинному коридору уже более шести ста ярдов и каждым шагом приближение к лестнице становилось тяжелее, так как Виллем не до конца физически восстановился. Протянутая вперёд рука с керосиновой лампой начала трястись. Шоу дошел до лестничной клетки и посмотрел вниз: на первом этаже, среди кромешной тьмы горел яркий луч света. Увидев это Джон Ди забыл о своей усталости и продолжил свой путь, поспешно спотыкаясь стал спускаться ступеньками вниз.
Дойдя до первого этажа он оказался у выхода, напротив которого находился вход в ярко освещенное помещение приёмной главного врача больницы. Внутри пустой приёмной была ещё одна дверь, на которой была табличка «Dr.Houp». Виллем уже хотел возвратиться назад в палату, но в этот момент ему послышались голоса со стороны закрытой двери, которые вели разговор на повышенных тонах, с выражением некого недоумения и дальнейшего восклицания. Услышав это отшельник вернулся к двери главного врача и стал прислушиваться, прислонив ухо к двери.
– Да, маршал Джеф! Я получил Ваше письмо… Нет, нужный вам пациент на данный момент находится на стационарном лечении в нашей реанимации… Как? Вы уже на подъезде? Ну, тогда я буду ожидать Вашего приезда.
Госпиталь II
Ночными улицами Лондона сквозь туман двигалась тройка лошадей запряженных в увесистую железную конструкцию повозки, предназначенную для заключенных. В пассажирской её кабине сидел человек, облаченный в чёрный плащ, державший на поясе в ножнах шпагу, по гравировке эфеса которой можно было заметить вензель родовой фамилии Джефов, на лояльность которых веками опиралась королевская династия. Офицер сидя в карете нервно поглаживал запотевшими липкими руками стёкла монокля – видимо миссия возложенная на последнего составляла очень большое значение, так как задача была поставлена ему самим королём и её невыполнение грозило огромными штрафами как самого исполнителя, так и всего его семьи. Маршал более получаса сидел в неподвижном виде у окна подавал видимые признаки жизни раздуванием ноздрей и нервно дергающимися черными усами. Он то и дело каждые пять минут начинал полушепотом ворчать и как только тон его голоса начинал превышать определённый предел, голос тут же затихал и он снова умолкал.
Наконец, карета доехала до полуразрушенного трёхэтажного здания военного госпиталя, которое было расположено в глубине ограждённой лесистой территории. На въезде была расположена одинокая сторожка без видимых признаков чьего-либо присутствия. Карета приблизилась ко въезду и не успев остановиться у сторожевого пункта из неё на ходу выпрыгнула черная фигура в тяжелых увесистых сапогах-ботфортах. Не дожидаясь выйдет ли кто-нибудь из здания человек в чёрном кожаном плаще с заклёпками по швам твёрдой походкой с военной выправкой двинулся вглубь лесной чащи – туда, откуда был виден маленький огонёк газовой лампы.
Ночную больничную тишину нарушали находящиеся в кабинете доктора Хоупа. Тот старался уговорить медсестру, чтобы та пошла подготовила к отправке единственного пациента, но та упорствовала, утверждая, что хоть мистер Ди при сознании, он не прошел полный курс лечения и готов лишь перейти в терапевтическое отделение. Разговор их так и не был закончен в силу прибытия черной молчаливой фигуры, в которой Хоуп узнал доверенное лицо Его Величества.