Страница 14 из 50
Конечно, у Зорро должен был быть второй слуга. С чего она вообще взяла, что Бернардо выполнял всю работу в одиночку? Его физически не хватило бы на все дела. Там бывает кто-то еще. Может, один из тех людей Зорро, которых дон Диего привлек на помощь в ту ночь? Или?..
Катрин? Кто еще в Калифорнии пользуется таким доверием молодого человека, как не эта женщина? Может, это она там убиралась, а вовсе не Бернардо и не новый безымянный слуга?
Изабелла осмотрелась по сторонам и поняла, что оказалась в противоположной от входа стороне.
Нет, это слишком маловероятно. Представить сеньору Родригес в роли служанки было невозможно. Даже в доме ее молодого любовника. Об этом как-то заикнулся и Рикардо, когда, устав от очередного штурма своей неприступной белокурой гурии, потерял бдительность и случайно заикнулся об отношениях Зорро и Катрин. Линарес одарил Зорро характеристикой властного тирана и неисправимого собственника, а Катрин отдал чрезмерную независимость и свободолюбие. Он сказал, что у них были прекрасные деловые и чувственные отношения, но существовать рядом в обычной жизни они не смогли бы, потому что молодой человек не терпел непослушания ни в каком виде, а тем более со стороны женщины. После чего Рикардо многозначительно перевел взгляд на сестру и добавил, что она бы Зорро подошла, потому что она еще очень молодая и гибкая, а значит, подлежала перевоспитанию. И он очень надеется, что Зорро примет соответствующие меры в ближайшее после своего возвращения время, потому что он был единственным, кто мог найти управу на ее "высокопоставленное воспитание и королевский менталитет", если, конечно, до этого времени ее любящему и заботливому брату не удастся определить ее замуж…
Изабелла потерла виски. Нет, однозначно никто из дома губернатора не должен знать, что она столкнулась лицом к лицу с Монте. Монолог Рикардо о последствиях собственного своеволия и упрямства она уже представляла в красках и не видела ему ни конца ни края. А если об этом узнает Керолайн…
Снова непреодолимо захотелось оказаться в Граните.
Но поехать туда теперь было невозможно. Скорее всего, люди Монте уже прочесывают местность в поисках следов Зорро.
Изабелла внезапно почувствовала неприятное подозрение. А вдруг они задержатся там настолько, что столкнутся с Бернардо, когда он направится туда? Или с тем слугой, который имел доступ в каменный дом. Значит, из-за нее может пострадать невиновный.
Тито ведь уже пострадал…
Девушка прислушалась. На улице было все так же тихо. Ни шороха, ни позвякивания кольца для писем на ошейнике, ни знакомого повизгивания. Она зажмурилась. Тито обязательно справится и вернется. Он точная копия своего хозяина. Он придет, что бы ни случилось…
Но ей нужно было обязательно что-то предпринять, чтобы связаться с Бернардо и обо всем его предупредить. Монте может начать действовать из-за нее. И к тому же – Изабелла перевела взгляд на стойло, в котором отдыхал Торнадо – по необъяснимым причинам все сложилось именно так, что она стала единственной свидетельницей диалога офицера и его помощника. Разве можно оставить все как есть?
Единственная успокаивающая мысль о том, что Монте, будучи в одном шаге от входа в дом Зорро, так и не узнал этого, уже потеряла свою силу, и ощущение пустоты и тревоги, зародившееся еще две ночи назад, снова начало заполнять окружающее пространство. Вчера еще невозможно было сказать, почему появились это состояние, но минувший вечер принес ответ.
Значит, необходимо было действовать. И поможет в этом… Девушка непроизвольно осмотрелась по сторонам и упрямо сжала кулачки.
Катрин.
***
– Задумала сбежать и оставить меня наедине с нарядами, да? – злобствовала Кери, водружая на подругу забранное ею еще вчера из ателье платье для бала. – Три дня до праздника, а у нас еще ничего не готово!
Изабелла не стала даже заикаться о том, что ее наряд был уже полностью сшит, накрахмален, отглажен и в любой момент мог быть надет для выхода в свет.
Ее подруга разбудила ее буквально через полчаса после того, как она, так и не дождавшись возвращения Тито, покинула конюшню с первыми лучами солнца, и тут же протащила по обеим гасиендам, чтобы продемонстрировать всем возвращение ненаглядного сокровища.
Надо сказать, Изабелла ожидала несколько большего давления за свой отъезд со стороны родственников и в особенности опасалась грядущей встречи с братом, но Шарлотта, к счастью, подготовила такую благодатную почву, удобренную медицинскими показаниями и предостережениями, что даже Линарес воздержался за завтраком от едких комментариев. Таким образом, не найдя соответствующей поддержки, Кери осталась в одиночестве и затаилась до момента примерки, во время которой дала себе волю и вылила на голову молчаливой собеседнице весь поток мыслей относительно одиночных ночных поездок.
Если бы Изабелла не была в том состоянии, в котором пребывала последнюю часть суток, она бы, несомненно, улыбнулась полету фантазии фрейлины, который вылился в возможность неожиданной встречи с медведем, внезапное непослушание Торнадо, страшные ночные звуки в пустом темном доме и прочие "жуткие и неконтролируемые события". Намекни Изабелла сейчас на то, что ей где-то невдалеке померещился образ Монте, Керолайн уже валялась бы в глубочайшем обмороке. А если бы она озвучила истинное положение вещей…
Но именно они занимали всю ее голову и, отодвинув голос Кери на задний план, не давали вступить в дискуссию и возразить подруге, что ничего из перечисленного ею произойти не могло. Продолжительное же безмолвие воспринялось последней как согласие с осознанием собственного отвратительного поведения и молчаливой работой над ошибками, поэтому ярко окрашенный экспрессивными тонами монолог постепенно начал стихать и превратился в повествование о том, как прошли эти два дня для обитателей гасиенд Линарес и де ла Вега.
Наряд, как и предрекала Кери, действительно оказался "сногсшибательным", а в купе с планируемыми аксессуарами, украшениями и карнавальной маской должен был остаться предметом долгих кулуарных разговоров светских дам. Фрейлина летала в облаках от восторга и, многозначительно шевеля тонкими бровями, намекала, что не заметить такой костюм было невозможно, в каком бы состоянии и после скольких бы месяцев отсутствия дома не оказался на балу какой-нибудь "случайный" наблюдатель. После чего, вдохновленная успехом своих эскизов, Кери снова унеслась в ателье для передачи последних наставлений портным относительно собственного наряда, а Изабелла смогла немного вздремнуть после завтрака и дать гудящей голове около часа отдыха.
Весь оставшийся день Керолайн, успокоенная возвращением подруги, а также удачной примеркой, пребывала в ударе и не преминула погонять по кухне слуг для приготовления обеда и ужина, соответствующих ее настроению. В частности, больше всех досталось Давиду – тому самому поваренку, который несколько месяцев назад попал вместе с домом губернатора под удар цунами и в последний момент успел захватить с собой мешок с провизией, чтобы, в случае непредвиденных обстоятельств, иметь возможность накормить страждущих. Столь ответственный подход к делу был сразу же отмечен доном Алехандро, и на следующих день служку перевели на новое место работы в гасиенду де ла Вега. Четырнадцатилетний помощник ответил на такой знак внимания соответствующим рвением и с самых первых минут забегал между двумя кухнями, непостижимым образом успевая выполнять все задаваемые ему поручения.
Керолайн же была для него отдельной и недосягаемой высотой, и одно движение ее ресниц или задумчивый взгляд на разложенные на столе свежесобранные овощи читались, как Священное писание, и начинали выполняться еще до озвучивания мыслей, а слова подхватывались с экстатическим энтузиазмом и оставляли за юношей лишь воздушные завихрения. В связи с этим обе сегодняшние трапезы – которые по случаю возвращения Изабеллы из двухдневного отпуска, а также готовности карнавального костюма, были перенесены в главный зал гасиенды де ла Вега, – получились едва ли не пышнее, чем ожидалось на приближающемся балу.