Страница 5 из 22
Не целиком, а только высадив бойцов, что высыпали на причал. И всем своим видом немало напрягли новоявленного Комнина и кое-кого из его окружения. Но далеко не всех. Потому как они также играли в эту большую, но сложную игру и преследовали свои цели. И только свои. Пытаясь найти себе место теплее, вкуснее и безопаснее во всей этой Смуте.
— Не нравится мне это, — тихо произнес Андроник.
— Что именно, о Великий? — с трудом сдерживая усмешку, поинтересовался один из «отцов города», возглавивший антиосманский мятеж.
— Я не контролирую эта войска.
— И что? — с трудом сдерживая сарказм поинтересовался его собеседник.
— Они могут в любой момент захватить или уничтожить город. Как Константинополь.
— Зачем?
— Что зачем?
— Зачем Андреасу это делать?
— Чтобы захватить Трапезунд.
— А зачем ему захватывать Трапезунд?
— Ну…
Собеседник явно играл со своим формальным сюзереном. Но он мог себе это позволить. Потому что держал в своих руках многие нити реальной власти. Ведь Ростом Гуриели, то есть, Андроник IV Комнин был приглашен именно им. И не для того, чтобы по-настоящему править, а дабы стать знаменем их восстания.
Сам бы Ростом вряд ли решился на эту авантюру. У него попросту не было такого количества денег, людей и влияния. Особенно влияния…
В 1534 году он взошел на престол небольшого княжества, вассального Баграту III Царю Имеретии. И с тех пор вел с переменным успехом борьбу с османами. При этом к 1557 году он уже успел рассорить со своими соседями и остался по сути один на один с османами, с огромным трудом сдерживая их. От него отвернулись все старые союзники.
В этих условиях его и позвали повстанцы Трапезунда, чтобы возглавить их. Он ведь был старым и хорошо известным борцом с османами. Которые даже наносил им поражения.
И все вокруг это знали.
Равно как и то, что за ним стоит только его маленькое княжество, что позволяло сделать его удобной фигурой на шахматной доспех возрожденного государства. Тем более, что большая часть войска князя Гурии вынуждена была остаться в своих коренных землях, чтобы удерживать их и контролировать…
Бойцы же тем временем построились и, повинуясь приказу Андрея, двинулись вперед. Торжественным шествием. Парадом, то есть. Под музыку и с песней на устах.
Впереди шел князь с парой личных телохранителей.
За ним — воин в добрых доспехах и накинутой поверх волчьей шкуре. С головой, укрепленной поверх шлема. Точнее верхней частью головы. Этот человек нес знамя легиона.
Именно легиона…
Планирую эту операцию, Андрей решил спекулировать на новом образе. Ложка хороша к обеду. В 1557 году ему требовались викинги. В этом же деле викинги не выглядели хорошим решением. Поэтому он вытащил из чулана истории другой антураж и постарался использовать его для своих целей.
Викинги, легионеры, фалангиты… да хоть adeptus astartes Бога-Императора! Он был готов использовать тот образ для пиара, который требовали обстоятельства. Даже если содержимое не имело никакого отношения к реальности.
Поэтому этот боец, что шел следом за Андреем и его двумя личными телохранителями, нес знамя поверх которого торчала маленькая золотая птичка. Орел. Небольшой, но узнаваемый. И не двухголовый мутант, а классический римский орел, раскинувший крылья в попытке взлететь. А на самом знамени, кроме белой головы оскалившегося волка красовалась надпись: «LEG.VI FERRATA».
Этот легион создавался еще Цезарем для завоевания Галлии, но сгинул в Леванте в IV веке. И основное время он служил как раз на востоке[5]. Поэтому лучше кандидата на возрождения Андрей не смог найти. Тем более, что у него в кармане имелся и гимн для него, который он слепил как мозаику из фрагментов и вариантов знаменитой песни археологов «Орел шестого легиона»:
… Все так же горд он и беспечен,
И дух его неукротим!
Легионер вообще не вечен,
Легионер вообще не вечен,
Но слава Богу вечен Рим!
Орали бойцы, чеканя шаг и держа строгое равнение в колонне по четыре. Скоморохи, играли музыку. А жители и гости Трапезунда смотрели на этих воинов в предельно единообразном снаряжении, на красных щитах которых красовались хризмы. И на орла.
О да!
Эта маленькая фигурка буквально приковала внимание всех.
— Почему у орла одна голова?! — воскликнул Андроник IV Комнин.
— Потому воины Гая Юлия Цезаря шли в бой под такими аквилами. Потому что воины Константина Великого шли в бой под такими аквилами. Потому что двухглавый орел — это символ чего угодно, кроме Imperium Romanum.
— Но…
— В Трапезунде может быть какой угодно герб. Но я — призываю из небытия давно погибший легион. Чтобы его дух, его кровь, его суть пробудилась я не могу себе позволить пользоваться иными символами. Под таким орлом он родился. Под таким орлом он погиб. Под таким орлом и должен возродиться.
Андроник хотел было что-то возразить, но промолчал. А легионеры тем временем пели, продолжая свой марш:
…Сожжен в песках Иерусалима,
В воде Евфрата закален
В честь Императора и Рима
В честь Императора и Рима
Шестой шагает легион!..
Понятное дело, что ни Андроник, ни его ближайшее окружение русского языка, на который Марфа перевела эту песню, не знали. Но рядом с каждым стоял толмач. Уж они озаботились. И этот толмач тихо нашептывал смысл слов, что пели бойцы.
А ноги ритмично ударяли о старые камни.
И с каждым их ударом люди, наблюдавшие это зрелище, задумывались. Крепкая пехота, да еще способная держать равнение, в этом регионе пропала в позднюю Античность. И о ней уже позабыли.
Андрей это видел.
Андрей это понимал.
И он улыбался, сияя как начищенный золотой. Ибо пришло время вспомнить. Все вспомнить. А что не получится вспомнить, то придумать…