Сердце Ведьмы

– Нет, из-за твоего несгибаемого характера.

– Как это мило с твоей стороны. – Она закончила с его мокрой туникой и повесила её на спинку стула, чтобы подсушить. – Твои штаны не настолько грязные, чтобы их стирать, но я постараюсь убрать пятна. Для этого не требуется их снимать, вполне справлюсь и так.

– Прекрасно. – Он плюхнулся на кровать. – Я голоден.

– Так встань и возьми еды. Я что, твоя мамочка?

– Нет, и я благодарен за это. – Мужчина вытянулся на одеялах, заложил руки за голову и, согнув одно колено, закинул сверху другую ногу. – Если бы ты была моей матерью, у меня был бы такой же простоватый выговор, как у тебя. Нет, моя матушка была той ещё штучкой.

– Должно быть, это семейное, – сказала Ангербода, садясь рядом с ним, чтобы оттереть пятно крови со штанов. – Тогда почему ты используешь её имя в Асгарде? Почему бы тебе не представляться именем отца?

– Ну, она была больше похожа на асов, чем мой отец. Или, по крайней мере, мне так кажется. – Он нахмурился. – Я не уверен. Возможно, она была одной из них. А вот он точно был великаном. Уж это я помню.

Колдунья помолчала.

– Ты не знаешь точно?

Локи посмотрел на неё со странной серьёзностью. Лечебная мазь делала своё дело – было видно, как под зелёной массой начинают образовываться струпья.

– Я мало что помню о своей жизни до Асгарда. И не говори мне, что ты многое помнишь о том времени, пока не стала Гулльвейг.

– Нет, и это уже долгое время беспокоит меня, – призналась она, заканчивая с последним пятном. Брюки, конечно, не стали выглядеть лучше, но теперь пятна были менее заметны, чем раньше. Ведьма протянула ему последний чистый лоскут ткани. – Вот, теперь можешь вытирать рот.

– Может быть, это не так уж и важно, – предположил он, бросая тряпку, испачканную в зелёной жиже, в уже переполненное ведро. – На самом деле не имеет значения, откуда мы, как считаешь? Мы живём здесь и сейчас. Мы – те, кто мы есть. Что ещё нужно?

Ангербода встала и, тоже положив свою тряпку рядом с грязными вещами, внезапно почувствовала себя опустошённой. Она подбросила дров в огонь, взяла со стола костяной гребень, расплела косу и, сев в кресло, принялась распутывать волосы. Женщина слышала, как Локи ёрзает на кровати, но никто из них больше не произнёс ни слова.

– Ты когда-нибудь сидишь спокойно? – почти закончив, поинтересовалась она. Он не ответил, и, обернувшись, Ангербода увидела, что её гость растянулся на животе под грудой мехов и неубедительно храпит. Тогда она встала и подошла к кровати, собираясь взять у него одну из шкур, чтобы поудобнее устроиться в кресле на ночь – она по-прежнему мало спала. Но, подойдя ближе, женщина увидела, что он дрожит и вряд ли готов расстаться даже с одним одеялом.

На мгновение колдунья замерла в нерешительности, а затем сняла пояс, квадрат ткани, который она повязала вокруг талии в качестве фартука, и шерстяное верхнее платье, оставив только льняную нижнюю сорочку, которую планировала постирать. Будь она одна этой ночью, то не стала бы переодеваться, но, искоса взглянув на «спящего» Локи, женщина вытащила из сундука, сделанного для неё Скади, ещё одну льняную сорочку и украдкой переоделась.

Ангербода появилась в Железном Лесу совсем недавно, и всё, что тогда у неё имелось, – это то, во что она была одета. Так что она считала, что ей повезло: теперь у неё были и время, и возможность сшить себе сменную одежду, да ещё и из таких качественных материалов, как тёплая шерсть и плотное льняное полотно, что Скади раздобыла для неё.

Оказалось, что те, у кого Охотница выменивала растения, выращивали ещё и лён, а также владели большим поголовьем овец. И ещё, по-видимому, у них было много свободного времени, чтобы обрабатывать сырьё, прясть и ткать. Это более чем устраивало Ангербоду, которую все эти дела раздражали и утомляли, хотя многие женщины, наоборот, находили подобные занятия полезными и успокаивающими. Чем больше излишков тканей будет у них появляться, – часто думала она, – тем охотнее я готова обмениваться плодами наших трудов.

– Я думал, ты не собираешься ложиться вместе со мной, – пробормотал Локи, когда она скользнула в постель рядом с ним. Он обиженно выпятил верхнюю губу. – Это из-за того, что я замёрз и изранен?

Она вздохнула про себя и порадовалась, что переоделась быстро и по возможности незаметно, заподозрив его в бодрствовании. По её опыту, когда он действительно спал – обычно за столом лицом вниз – его храп был гораздо более раздражающим.

– Возможно, это потому, что мне тебя жалко, а я испытываю непреодолимое желание заботиться о тех, кого жалею, – тихо произнесла Ангербода. – Это очень похоже на твоё непреодолимое желание продолжать болтать, когда лучше остановиться и немного подумать.

Вместо ответа Локи придвинулся к ней так близко, что между ними практически не осталось свободного пространства, но при этом их тела по-прежнему не соприкасались. Через несколько минут мужчина уже спал, а она всё лежала без сна, слушала, как он храпит, и ощущала странный трепет в груди, непрошеное волнение внутри – как будто что-то в ней пробуждалось. Определённо, было бы лучше, если бы это что-то продолжало спать, и как можно глубже, в самых дальних уголках её сознания. Так далеко, чтобы её не беспокоить.

Но Локи был непревзойдённым возмутителем спокойствия.

Её разбудил громкий шум, сопровождаемый приглушённой бранью Локи. Ангербода села и сонно потерла глаза, но стоило ей увидеть, какой разгром её гость устроил на кухне, она сразу же почувствовала себя проснувшейся.

– Я пытался приготовить завтрак, – жалобно произнёс он, заметив её взгляд. К счастью, его туника высохла за ночь и снова была на нём.

– Из чего? – спросила она, выбираясь из постели.

– Полагаю, из сушёного мяса и яиц, – сказал он. – Ведь больше у тебя в кладовой ничего нет. А я, между прочим, голоден. Ты плохо обращаешься с гостями.

Ангербода проигнорировала претензии, учитывая, что прошлой ночью она не только исцелила его, но ещё и вычистила одежду и позволила спать в своей кровати.

– Как твои раны?

– Как видишь, я разговариваю.

– Как раз это совершенно ни о чём не говорит. – Она подошла к нему и осмотрела губы. Его взгляд снова смягчился, как и прошлой ночью. И снова в её груди что-то затрепетало – сердце, поняла она и мысленно выругалась.

– Видишь? – тихо спросил Локи, указывая на шрамы. – Всё зажило.

Ведьма встрепенулась и отошла от него, внезапно почувствовав, что ей не хватает воздуха. Он занимал слишком много места – и в её пещере, и в её голове.

– Выпей пока эля. А я пойду соберу ягод к завтраку.

Она видела, как солнце светит сквозь щёлочки в двери, и решила, что утро будет тёплым, поэтому не стала надевать шерстяное платье, но всё же повязала пояс и поверх него фартук. Потом налила кружку эля и пододвинула к нему через стол. Сделав глоток, Локи довольно сообщил:

– В этот раз намного лучше, чем обычно. Новый рецепт?

Ангербода слегка покраснела и схватила корзину. Не было необходимости объяснять, что у Скади пиво получалось настолько вкуснее, что ведьма перестала варить его сама.

– Нет, я его выменяла. Пей сколько желаешь.

– Тебе не придётся повторять дважды, – крикнул Локи ей вслед, когда она вышла, прикрыв за собой дверь.

Дождь утих, пока они спали, и, вдохнув полной грудью свежего осеннего воздуха, Ангербода сразу почувствовала себя лучше.

С тех пор как она впервые появилась в Железном Лесу после своего троекратного сожжения, Лес постепенно оживал, становясь всё зеленее и зеленее с каждой весной, и она не могла не заметить, что пробуждение природы, казалось, распространялось от того места, которое она себе облюбовала. Возможно, Лес таким образом выказывал благодарность за то, что у него снова появился хотя бы один обитатель.

По мере того как ведьма удалялась от пещеры, заросли становились всё гуще, а деревья всё выше. К востоку от её жилища не было ничего, кроме гор на самом краю Ётунхейма. Скади приходила с севера, а Ангербода же теперь направлялась на юг вдоль края горной гряды, пытаясь найти какие-нибудь нетронутые ею или животными растения с ягодами. Довольно скоро она зашла в неисследованные места; даже Скади не могла найти следов животных в этой части Леса, так что ставить здесь силки было бессмысленно. Но так как остальные проверенные ей ягодные поляны были пусты, она решила, что по крайней мере осмот- рится.