Сердце Ведьмы

– И чем же всё это кончилось? – с горечью сказал Локи, отдёргивая руку. – Ах да, тебя ведь пронзили копьями и сожгли. И не единожды. А теперь ты прячешься здесь, на краю света, в полном одиночестве. Знаешь, пусть лучше меня считают отвратительным, а мои поступки постыдными, чем быть таким, как ты: всеми покинутым и одиноким.

– Так вот как они тебя назвали? Отвратительным и постыдным? – спросила Ангербода, игнорируя его колкость. Хотя её воспоминания о жизни Гулльвейг успели потускнеть, она помнила, как постоянно чувствовала себя посторонней. И, конечно, она испытала бурю чувств, когда бывшие друзья в одночасье обратились против, бросив её в костёр. Но отчётливее всего ей вспоминались не страх и не гнев, а ощущение, что её использовали.

Колдунья подумала, что Локи, должно быть, испытывает то же самое, а подобного она не пожелала бы и злейшему врагу – и тем более мужчине, что заставлял её трижды сожжённое сердце назойливо трепетать. В её груди клокотала ярость от одной мысли о том, как он страдает.

– Вроде того, – ответил Локи и пожал плечами. – Но я решил, что мне и правда всё равно.

– Так ты не вернёшься туда?

– Вернусь, конечно. Но отточу получше своё безразличие.

– Глупец, – выпалила Ангербода, сжав руки в кулаки на коленях. – Вернёшься ты туда, и продолжится всё то же. Не представляю, чем я смогу ещё помочь, если ты вознамерился остаться в Асгарде. Всё в итоге закончится плохо. – Она умоляюще посмотрела на него. – Подобное будет повторяться снова и снова, Локи. Я говорю это лишь потому, что ты… ты мне небезразличен.

Она хотела бы взять свои слова обратно – Локи всегда казался тем, кто замыкается в себе при первом же упоминании о чувствах, да и ей самой тоже не особенно нравилось обсуждать такие вопросы… но сказанное было правдой, поэтому женщина позволила словам повиснуть в воздухе между ними.

Мужчина вдруг посмотрел на неё с подозрением.

– Постой-ка. Так ты… ты не считаешь меня отвратительным? Не думаешь, что… то, что я сделал… то, что я вообще могу сделать, оно не?..

Ангербода закатила глаза.

– Если бы я так считала, неужели я бы всю зиму разгребала за тобой последствия, в прямом и переносном смысле?

– Я… ну я имею в виду…

– Похоже, ты потерял дар речи, о Хитроумный.

Он сердито посмотрел на неё.

– Но все остальные…

Она приложила палец к его губам.

– Отныне, как только ты переступаешь порог этой пещеры, тебе следует оставить все свои тревоги за дверью. Ну или можешь поискать себе другое место, куда будешь приходить в гости вместе со своими докучливыми переживаниями. Я ясно выражаюсь?

– Ты считаешь докучливым то, что у меня в принципе есть переживания? Или мне нужно определить, что конкретно является докучливыми переживаниями, и оставлять за порогом только их?

Ангербода на мгновение задумалась.

– Второе.

– И кому же решать, что докучливо, а что – нет?

– Полагаю, тебе.

Локи высунул язык и попытался лизнуть её палец. Она отдернула его и сердито посмотрела на мужчину, но тот только улыбнулся в ответ.

– Ты услышал хоть слово из того, что я только что сказала?

– Да.

– И что же я сказала?

– Оставлять переживания за порогом. Я согласен, но при одном условии: внутрь я могу проносить только докучливейшие из них.

– Никаких условий, – сердито произнесла Ангербода, не на шутку обидевшись. – Ты меня и правда не слушал, да?

– Разумеется, слушал, – легкомысленно ответил Локи, стряхивая невидимую пылинку с брюк. Он сделал паузу и обдумал свои следующие слова, чего она никогда не замечала за ним прежде. – Я просто подумал, что ты, возможно, захочешь сделать исключение для этих особых переживаний, какими бы докучливыми они ни были… потому что они о тебе.

Колдунья воззрилась на него, а он на неё, и на этот раз он, казалось, был абсолютно серьёзен.

– Чему ты удивляешься? Ты тоже мне небезразлична, – пояснил, наконец, Локи. – Как бы мне ни было неприятно это признавать. Забота усложняет жизнь, не находишь? На мой взгляд, было бы лучше вообще ни о чём не заботиться – но тут появляешься ты. Так что я нахожу все эти переживания довольно докучливыми.

Ангербоду поразил его ответ: она-то ожидала, что он попытается сменить тему. Внезапно оказалось, что это именно она была не готова к подобному разговору, но деваться было некуда – ведьма сама завела об этом речь.

– Небезразлична? – спросила колдунья, стараясь, чтобы её голос звучал ровно. – Ты думаешь, что это такая игра, Локи? Ты нашёл меня, являлся снова и снова, донимал меня и дерзил в ответ на моё гостеприимство, насмехался над тем, что я скучная…

Локи начал было что-то говорить, но она оборвала его.

– …и всё же я тебе почему-то верю, – закончила она. – Может, колкостей и остроумия тебе и не занимать, Локи Лаувейярсон, но всё за ними не скроешь.

Например, то, как ты смотришь на меня.

– То есть все переживания, – вздохнул он. – Полагаю, мне нужно научиться поглубже их прятать. Но сейчас…

Ангербода осознала, что не может спокойно сидеть под его пристальным взглядом, и встала, чтобы подбросить в очаг ещё хвороста. Когда она забралась обратно под одеяло, мужчина придвинулся к ней ближе, а она развернулась и посмотрела на него.

– Если я такая скучная, почему ты всё ещё здесь? – медленно спросила она.

– Ты не скучная. Это всё мои колкости, помнишь?

– И всё же. Ты приходишь сюда снова и снова, а это что-то да значит.

Она подняла руку и положила ему на плечо, не глядя в глаза, так как боялась, что самообладание подведёт её.

– Что ещё тебе нужно от меня? – спросила она. Слишком поздно пытаться запереть все свои неуместные чувства в глубине этого несносного сердца.

– Мне нужна вся ты, – тихо произнес он, касаясь её носа своим. – Без остатка.

Упомянутое несносное сердце, казалось, подпрыгнуло и теперь билось где-то у горла, но Ангербода сердито посмотрела на мужчину и отвернулась.

– Продолжая свои дела с асами, ты разобьёшь мне сердце, – хрипло сказала она.

– Разобью тебе сердце? Ни за что на свете! – оскорблённо ответил ей Локи. – Это же я тебе его вернул, помнишь?

– Да, вернул, – начала Ангербода, – но…

Он прервал её поцелуем, на который она ответила даже не задумываясь – как будто она ждала этого миллионы лет. И колдунья знала, что он тоже это почувствовал, потому что, как только их губы соприкоснулись, внутри неё словно рухнула какая-то плотина. Чувства волнами захлестнули её, и она не могла сдержать их, как ни старалась. Хотя, надо признать, не очень-то и старалась.

Она никак не могла разобрать, что это за чувства вырвались наружу, но, несмотря на затаённое страстное желание, которое росло в её груди, ей казалось, что радостное возбуждение было пронизано трепетом.

Что я делаю?

Отчего-то Ангербоду это ничуть не заботило – она вместо этого крепко зажмурилась и обвила его шею, чувствуя, как мужские руки притягивают её бедра всё ближе, а затем опрокидывают – мягко, но настойчиво – вниз на спину. Её пальцы как будто двигались сами по себе, стягивая с него зелёную тунику и отбрасывая её в сторону. Одна из его ладоней скользнула вверх по её бедру, собирая ткань платья, поднимая его к талии, пока он целовал её, сжимая в объятьях столь крепко, что она не могла даже шевельнуться.

И то, как всё происходило, каким-то образом неприятно задело её. Возможно, она боялась вновь быть использованной, но внезапно Ангербода почувствовала, как её кольнуло сожаление: о том, что она позволила всему этому случиться.

Ведьма отстранилась, и Локи в замешательстве отпрянул.

– Что не так?

Она приподнялась на локтях и, вместо того чтобы попытаться разобраться в своих сиюминутных тревогах, выпалила первое, что пришло ей в голову:

– Я говорила вполне серьёзно – ты разобьешь мне сердце.

– Конечно же, нет, – недовольно отозвался мужчина, привставая на коленях – сейчас он был в одних только брюках. – Если это подсказывает тебе твоё провидение, то ты плохо разбираешься в людях.