Драмы

Умолкает на мгновение.

Я пережил так много в эту ночь —И утомился.Дезидерио (у ограды, к Джанино).Видишь ли ты город?Окутан в золото, лежит он тамВ лучах вечерних жаркого огняИ в серебристо-розовом тумане,Внизу чернеет теней синева…Он манит чистой, ясной красотою!Но в этой дымке розовой живутУродство, безобразие и пошлость,Там звери и безумные таятся,И то, что мудро, даль от нас скрывает —Противно, отвратительно и мутно…Там люди красоты не признают,И называют нашими словамиСвой жалкий мир, но все же по-другомуМы радуемся, думаем, скорбим!Когда охватит душу крепкий сон —Мы спим не там, и наши сны не схожи:Здесь спят цветы пурпурные, и змеиСпят золотые, спит гора, в которойТитаны молотом тяжелым бьют…Они же прозябают в забытьиКак в раковинах устрицы морские.Антонио (приподнимаясь).И потому решеткою высокойВелел учитель оградить наш сад,И потому сквозь заросли густыеНе изучать – угадывать должноТот внешний мир.Парис (тоже приподнимаясь).В этом состоитУченье о путях сплетенных.Батиста (тоже приподнимаясь).В этомВеликое искусство глубиныИ таинство сомнительного света.Тицианелло (с закрытыми глазами).И потому так много красотыТаят полуразвеянные звуки,И потому так манят нас словаНеясные умершего поэтаИ все, о чем тоскуем, отрекаясь.Парис. И в этом – чары потонувших дней,Прекрасного источник безграничный,Мы гибнем, задыхаемся в привычном.

Все умолкают. Пауза. Тицианелло тихонько плачет.

Джанино (ласкаясь).Не думай неустанно об одном,В печаль не погружайся безутешно.Тицианелло (с грустной улыбкой).Но скорбь и состоит в терзаньи вечномОдною мыслью, наконец онаСтановится бесцветной и пустою.Оставь меня, мне думать не мешай!Давно я сбросил пеструю одеждуНаивных горестей и наслаждений,И просто чувствовать я разучился…

Пауза. Джанино задремал на ступенях, склонив голову на свою руку.

Парис. А где Джокондо?Тицианелло. Рано до рассвета —Вы спали все – прокрался он из сада,Тревог любви на нем дрожала бледностьИ на устах – ревнивые слова.

Пажи проносят через сцену две картины: «Венеру с цветами», «Вакханалию». Ученики поднимаются и стоят опустив голову, с беретами в руках, пока проносят картины.

После паузы. Все еще стоят.

Дезидерио. Где человек, где истинный художник,Достойный быть наследником его,Могучий духом, властелин природыИ, как ребенок, вещий в простоте?Антонио. Из рук его кто примет посвященьеИ радостно уверует в свой дар?Батиста. Кто не подавлен мудростью его?Парис. Кто скажет нам, художники ли мы?Тицианелло. Он оживил недвижный лес, и там,Где в чаще шепчут темные озера,Где плющ обвил высокий ствол дубовИз ничего он вызвал сонм боговС цевницею звучащею сатира,Чья песнь желанье будит в существахИ увлекает пастухов к пастушкам.Батиста. Он душу дал бесплотным облакам,Плывущим мимо: белизну их тканейПротяжных, бледных, тонких, как вуаль,Он одарил желаньем нежным, бледным,И черным тучам с золотой каймойДал мрачный бег, заставил улыбатьсяГряду округлых облачков, и тучкамСеребряным и розовым закатаВнушил воздушность: все он оживил,Все одарил душою и значеньем!Из бледных, скудных, обнаженных скал,Из волн зеленых пенного прибоя,Из грезы неподвижной черных рощ,Из скорби молнией сраженных буковОн создал человечески-живоеИ научил нас видеть духа ночи.Парис. Из полусна он пробудил нам душу,Ее обогатил и озарил,Нас научил он наслаждаться днемКак зрелищем текучим и блестящим,Он научил взирать на нашу жизнь,В ней видеть красоту ее и радость.И женщины, и волны, и цветы,И шелк и золото, игра камней,Высокий мост, и светлый луг весны,И нимфы у хрустальных родников,И все, о чем мы тихо любим грезить,И все, что нас чудесно окружаетВ действительности яркой и роскошной,Через него прониклось красотою,Пройдя чрез душу вещую его.Антонио. Как в хороводе стройность красоты,Как факелов мерцанье в маскараде,Как музыки певучей колыханьеДля спящей сном недвижимым души,Как зеркало для женщины прекрасной,Тепло и свет для луговых цветов —Отражена волшебно красотаВо взоре человеческом впервые…В нем зеркало свое нашла природа.«О, разбуди наш дух! сплети из насВакхическое шествие, художник!»Так все живущее к нему взывалоИ жаждало безмолвно его взора.