Драмы

Батиста. Но он что чувствует? Опасность видит?Тицианелло. В бреду воображает он, что пишетКартину новую, и жутко видетьКак, задыхаясь, он спешит. ДевицыЕму позируют, а нас он выслал…Антонио. Но как же пишет он, откуда силыБерет?Тицианелло. В загадочном одушевленьи,Как никогда он прежде не писал,Как будто повинуясь приказанью,Мучительно, безумно…

Паж появляется в дверях, за ним следуют слуги. Все пугаются.

Тицианелло.Джанино.Парис.Что? что с ним?Паж. О, успокойтесь. Отдан нам приказКартины из беседки принести.Тицианелло. Зачем?Паж. Он хочет видеть их, сравнить —Он говорит: те жалкие, плохие —С картиной новою. Теперь чудесноПостиг он многие задачи – понял,Что живописцем был плохим… И намВелел картины тотчас принести.Прикажете?Тицианелло. Скорей, скорей! Спешите,Пока вы медлите, томится он.

Слуги между тем проходят через сцену, у лестницы к ним присоединяется паж. Тицианелло идет на цыпочках, осторожно приподнимает занавес, исчезает за дверью. Остальные в беспокойстве ходят взад и вперед.

Антонио (вполголоса). Как страшно! Он, божественный художник,В бреду… и жалок так невыразимо…Тицианелло (возвращаясь). Он успокоился, лицо сияет,Глаза его блестят здоровым блеском,И, бледный, он все пишет, все спешит,Беседуя с девицами, как прежде.Антонио. Так ляжем на ступени, станем вновьНадеяться до будущей тревоги.Батиста (как бы про себя).Тревога… а потом конец… конецТревоге всякой, и существованьеБезжизненное, мертвое, глухое…Еще невероятное сегодняУж совершится завтра…

Пауза.

Джанино. Я устал…Парис. Так жарко веет этот знойный воздух.Тицианелло (улыбаясь). Бедняжка, ты не спал всю ночь!Джанино (приподымаясь, опершись на руку).Да, правда,Я в жизни первый раз не спал всю ночь…Откуда знаешь ты?Тицианелло. Я ощущалВблизи твое дыханье, а потомТы встал и сел поодаль на ступени.Джанино. Казалось мне, как будто странный зовПронесся среди синей томной ночи.И сна в природе не было: онаДышала тихо влажными устами, —Раскинувшись лежала в тьме глубокой,Прислушиваясь к таинству молчанья.Мерцанье звезд струилось непрерывноНа мягкую неспящую траву,И соком наливалися как кровьюПлоды тяжелые при свете яркомЛуны, и серебрились все фонтаныЕе лучам сверкающим навстречу.Проснулись чудных звуков сочетанья,И там, где тень скользила облаков,Я слышал, будто мягко выступалиНагие ноги… Тихо я поднялся —Лежал я прежде около тебя.

Он встает и обращается к Тицианелло.

Тогда во тьме пронесся сладкий звук,Как будто флейта тихо застонала,Которую в раздумье держит фавнВ руке своей из мрамора – вот там,У группы темных лавров, близ цветов.Я видел, как стоял он неподвижно,Блистая белым мрамором, вокругВ мерцанье серебристо-голубомЛетали пчелы, жадно опускалисьНа красные раскрытые плодыГранатов, соком спелым опьяняясьИ ароматом ночи. И когдаС дыханьем тихим тьмы мое лицоБлагоуханья сада обвевали,Мне чудилось, что веяли вблизиКолеблемые складки мягких тканей,Что теплая рука меня касалась.При свете лунном, шелковисто-белом,Кружились мошки роем иступленным,А на пруду лежал смягченный блеск —Дрожал, переливался, серебрился…Не знаю, лебеди белели тамИли наяд купающихся плечи…И несся запах алоэ, как будтоСмешавшись с нежным запахом волосЛюбимой женщины… И все сливалосьВ могучее, роскошное виденье…Бессильна речь, и чувства умолкают.Антонио. Достоин зависти, кто видит этоВо тьме ночной – и так переживает!Джанино. Я в полусне пошел потом туда,Где виден город, как он спит внизуИ кутается в чудные одежды,Которые и месяц и волнаСоткали над его волшебным сном.Приносит ветер ночи его лепетСюда в наш сад, – таинственные звуки,Чуть слышные, манящие тревожноИ странно грудь гнетущие тоской.Я слышал часто их, теперь же понялИ многое внезапно разгадал.В молчанье каменном раскрылась мнеВакхическая пляска красной крови,Таинственного отблеск видел яВ мерцанье крыш под лунными лучами:И понял я внезапно: город спит,Но бодрствуют страданье, опьяненьеИ ненависть. И дух и кровь не спят,Течет волна живой, могучей жизни.Владеем ею мы – и забываем…