Страница 8 из 13
Заболел папа стремительно и совершенно внезапно. Как-то сразу исчезла его голливудская улыбка, погасли, помутнели глаза. Он в одночасье перестал быть тем человеком, которого я знала. Перестал быть моим папой, который заходил ко мне по вечерам перед сном, который приносил мне сказки и истории о приключениях на суше и на море, покупал бесценные серьги из далёких волшебных стран. Он больше не был человеком, который танцевал со мной в моей спальне и заставлял меня хохотать в самые неподходящие моменты. Папа стал бледной тенью самого себя, и мне было невыносимо и страшно видеть его таким. Доктор сказал, что у папы слабое сердце, и мне стало ещё больнее видеть его вот таким – хрупким, слабым и бледным. Мне хотелось запомнить папу сильным, смеющимся, неистощимым на шутки и розыгрыши.
Когда доктор появился наконец из папиной комнаты, я вздрогнула. Он опустил глаза и сказал:
– Мне очень жаль, Круэлла.
После ухода доктора я целую вечность простояла возле двери папиной спальни. Мой папа умирает? Я не могла понять, не могла смириться с этим. И не могла войти и взглянуть папе в глаза. Не могла позволить ему увидеть написанное у меня на лице горе и отчаяние. Я хотела… Нет, я должна была выглядеть перед ним сильной, но не могла.
И тут, словно ангел, посланный с небес, появилась Анита. Если честно, ангелом она представлялась мне с самого детства, когда была ещё совсем девчонкой с мелкими чертами лица, блестящими волосами и маленьким остреньким носиком. Если не знать правду о её происхождении, Аниту легко можно было принять за леди. Настоящую леди. А для меня она и была настоящей леди, если только не обращать излишнего внимания на начитанность Аниты и на то, как она одевалась. Анита не любила роскоши, но при этом умудрялась выглядеть элегантно и эффектно даже в самой простенькой расклешённой голубой юбочке и розовой блузке. В отсутствие мамы она взяла на себя все заботы по дому и сейчас поднялась ко мне прямо с кухни, где командовала готовившими ужин слугами. Благодаря ей я могла полностью посвящать своё время и внимание папе.
– Что ты здесь стоишь, Круэлла? С тобой всё в порядке? – спросила Анита. Она заботилась обо всём и обо всех, подбадривала не только слуг, но и меня тоже. Не знаю, как ей это удавалось, просто не знаю.
– Только что ушёл доктор, Анита. Он сказал…
Увидев, что я вот-вот расплачусь, Анита мягко накрыла мою руку своей ладонью.
– Я знаю, Круэлла, он сказал мне, – шепнула она, сама с трудом сдерживая слёзы. – Ты ужасно расстроена сейчас, я понимаю. Как сейчас твой папа? Спит или нет?
– Не знаю. Я еще не была у него после ухода доктора. Не могу заставить себя войти в его спальню, Анита. Не могу посмотреть на него.
Я действительно ужасно боялась увидеть своего папу беспомощным. Была бы здесь мама, я, пожалуй, чувствовала бы себя уверенней, но одна… Нет, одна я не могла найти сил, чтобы зайти и попрощаться с ним. Не могла смириться с тем, что он навсегда покидает нас.
– Конечно же, ты можешь, Круэлла. Ты должна, – сказала Анита, сжимая мою руку. – Он так сильно любит тебя, Круэлла. И ты тоже любишь его, я знаю.
– Как мне хочется, чтобы здесь была мама. Джексон пытался ещё раз дозвониться ей? Она будет в отчаянии, если…
Анита слабо улыбнулась мне. Она знала, как сильно будет убита горем моя мама, если не успеет попрощаться с папой.
– Ах, я знаю, знаю, Круэлла. Но даже если Джексон дозвонится ей, она вряд ли успеет вернуться вовремя, я думаю. Во всяком случае, судя по словам доктора. Я так боялась, что именно это он скажет. Но, Круэлла, ты должна набраться смелости. Ты же сильная девушка, я знаю. Ты должна быть сильной – ради своего папы. Твоей мамы здесь нет, и ему нужна ты. – Она легко сжала мою руку, но даже в этом почти нежном прикосновении я почувствовала, насколько сильна сама Анита. Она была самым сильным человеком на свете, которого я знала. За исключением моей мамы, разумеется. И то сказать, как иначе ей удалось бы выжить, оставаясь где-то между двумя мирами – слуг и хозяев? Как иначе ей с такой лёгкостью удалось бы занять место моей отсутствующей мамы и помогать мне во время папиной болезни? Что же касается меня, то я воспринимала Аниту как члена своей – нашей – семьи. – Иди к нему, Круэлла. Поцелуй своего папу, пока не стало слишком поздно. Скажи ему, что любишь его. Скажи ему всё, что он хотел бы от тебя услышать. Позволь ему унести твои слова в то путешествие, из которого нет возврата.
Меня глубоко тронули слова Аниты, запали мне в душу. От них мне ещё сильнее захотелось заплакать. Но ради моего бедного папочки я должна была оставаться смелой и сильной, и я вошла к нему в комнату.
Там было темно и душно. Эта спальня явно была не тем местом, где должен был провести свои последние часы такой великий человек, как мой папа. В полумраке я с трудом различала силуэт его головы на подушке. Папа спал. Рядом с кроватью дремала, сидя на стуле, нанятая медсестра, на её белом халате ярко светилось пятнышко пробившегося в щёлочку между плотными шторами солнечного луча. Медсестра вздрогнула и проснулась, когда я раздвинула шторы и яркий свет залил спальню.
– Мисс Круэлла! Что вы делаете? Вы разбудите вашего отца! – заморгала заспанными глазами медсестра. Лицо у неё было кислым, помятым.
– Здесь просто ужасно, – сказала я, окидывая комнату взглядом. – Душно, скучно, тоскливо. Послушайте, почему бы вам не принести сюда из папиного кабинета маленький проигрыватель, а?
Медсестра в ужасе посмотрела на меня. Если честно, то я сама была слегка в шоке от собственных слов. Это как-то само собой вырвалось, однако у меня к этому времени появился план.
– Что, простите? – Это всё, что смогла вымолвить медсестра, продолжая моргать, прикрывая ладонью глаза от ослепительного света.
– Слушайте меня внимательно. Пройдите в кабинет моего отца, найдите там маленький проигрыватель и принесите его сюда. Повторять я больше не буду, – всё это я проговорила медленно и чётко, чтобы мои слова дошли до непроснувшихся мозгов медсестры. Но она, кажется, так ничего и не поняла, продолжала всё так же оторопело смотреть на меня.
– Мне платят за то, чтобы я исполняла обязанности медсестры, мисс Круэлла. А в служанки я не нанималась, – гордо задрала она свой маленький носик.
Ну, тут уж я тоже не сдержалась, сказала ей всё, что думаю:
– Ясно, ясно. Только не думаю, что мы платим вам за то, чтобы вы спали на работе! Так что ступайте и принесите проигрыватель, о котором я сказала, по крайней мере, хоть какой-то прок от вас будет. А если нет, я вас увольняю. Немедленно. Прямо с этой минуты. Поэтому выбирайте – либо вы делаете то, что я вам приказываю, либо убирайтесь прочь. Всё очень просто, не правда ли?
Медсестра бросилась вон из комнаты, а я позвонила в колокольчик, вызывая дворецкого, потому что так и не поняла толком, куда она побежала – то ли за проигрывателем, то ли прочь из нашего дома.
– Круэлла, что ты задумала? Опять бушуешь, как обычно, ураганчик ты мой? – Это был папа. Моя маленькая перепалка с медсестрой разбудила его. Каким маленьким он казался сейчас, когда лежал в этой постели! Каким хрупким, беззащитным. У меня сердце разрывалось, глядя на него.
– Прости, папочка! Я разбудила тебя, – сказала я, и наградой мне стала знакомая озорная папина улыбка. Он всё ещё был здесь, он всё ещё не угас. – Позволь, я помогу тебе.
Я подошла к кровати и стала помогать папе приподняться. В этот момент в спальню вошёл Джексон.
– Разрешите мне, мисс Круэлла, – сказал он, ловко усаживая папу и подкладывая подушки ему под спину и под голову.
– Ну, согласись, что так лучше, правда, папа? – спросила я. – А миссис Бэддли тем временем готовит для тебя на кухне что-то особенное. Вку-усненькое!
– Благодарю тебя, моя дорогая, – ответил папа, сверкнув своей знаменитой улыбкой.
– Мисс Круэлла, – раздался робкий голос. – Вы просили медсестру принести сюда проигрыватель его светлости?
Это была наша горничная Полли, она стояла в дверях с папиным проигрывателем в руках.