Страница 14 из 20
– А если не хватит, то можно просто поглядеть! – отрубила я, видя, как он нетерпеливо потирает не шибко чистые руки, и припечатала: – А то если обложки попачкать ещё дороже выйдет… Так чего почтеннейший желает?
Мужик заволновался и, спрятал грязные руки, заложив большие пальцы за кушак. Пузо ещё сильнее выперлось вперед, но совсем оконфузиться он не успел. Колокольчик звякнул вновь, и в лавку протиснулся ещё один посетитель.
– Почтовый из Канатецки, – представился он, сдвигая на затылок кучерскую шапку. – Груз заберите, и это, доставку, того…
Груз? Вот Врочек, вот гад! Мог бы хоть предупредить, что сегодня привезут новые книги. И где мне теперь, спрашивается, деньги искать? Там же на сотню левков, не меньше!
– Он утром тебе в столе кошель оставил, – прошелестела над ухом Ася, возникая за моим левым плечом подобно духу-губителю.
Несчастный почтальон сдавленно икнул, попятился к двери, оступился на пороге и вывалился на улицу, усевшись на мостовую. Толстый книголюб всё пялился на полки и Анисию не заметил.
– Ася, ну нельзя же так, – укоризненно проговорила я, запуская руки в верхний ящик.
Выудила туго набитый кошель и поспешила наружу. Прямо напротив дверей стояла запряженная парой мохнатых лошадок почтовая карета. Кучер, отряхнув штаны, торопливо снимал с запяток приличных размеров сундук, обтянутый промасленной парусиной.
– И почто пан торговец покойницу эту в лавке держит? – неприязненно произнес он, опуская сундук на землю. – За каждым разом, как к вам заезжаю, седых волос добавляется.
– Пан Врочек не торговец, – сухо одернула я.
Сам Франц всегда жутко обижался, когда его так называли, огрызался, что торгуют коробейники на ярмарке или мошенники в купеческой гильдии. И высокомерно добавлял, что при продаже книг торг неуместен.
– Да по мне, хоть дидько лысый! – раздраженно буркнул кучер, едва не уронив тяжелый сундук себе на ногу.
Я передала кошель. Он сверился со свитком, пересчитал монеты, вскочил на козлы и был таков.
– Эй, а внутрь занести?! – возмущенно закричала я вслед, но ответом был лишь дробный стук копыт по брусчатке, да грохот обитых железом колес.
А мне осталось лишь удрученно глядеть на обтянутый парусиной ящик у ног. Ругаясь сквозь зубы, я уцепилась за одну из веревок, оплетавших злосчастный сундук, и волоком потащила в лавку. Отдуваясь и пыхтя, словно недовольный чмопсель, затолкала поклажу внутрь и с хрустом потянулась. Уф! Ну, Врочек, это тебе ещё икнётся! Премию что ли в конце месяца потребовать, за таскание тяжестей? С такими меркантильными мыслями я полезла в стол за ножом, дабы распаковать книги, и наткнулась глазами на книголюба, бессмысленно слоняющегося по лавке.
– Так, уважаемый, вы на что-нибудь решились? А то дел по горло…
Толстяк резко обернулся, испуганно схватился за шею и с круглыми глазами опрометью кинулся вон, едва не потеряв на ходу смушковую шапку.
М-дя… Похоже «перспективного» клиента мы только что безвозвратно потеряли…
Ася беззвучно покатывалась со смеху.
– Что? – не поняла я.
Дверь за книголюбом уже захлопнулась, а стекла еще продолжали дребезжать.
– Он бы всё равно ничего не купил, – все ещё хихикая выдавила Ася, – но угрожать, что тесаком по горлу…
Тьфу! Я взглянула на зажатый в кулаке нож и тоже расхохоталась, вспомнив, как набросилась на несчастного: злая, растрепанная, с шальными глазами и здоровенным тролльим тесаком в руке. Продолжая давиться смехом, разрезала веревку и, сняв парусину, полезла в сундук, но там меня ждало новое разочарование. Половину ящика занимали книги по теории построения узоров, пентаграмм и печатей в различных видах магического ремесла. А теорию начертательной магии я ненавидела ещё со школы. Обладая врожденным чутьем и абсолютным глазомером, в упор не понимала научную основу.
– «Беда мне с твоими способностями», – ворчал учитель, тщетно пытаясь вдолбить в мою голову формулы построения на плоскости.
А я валила контрольную за контрольной, предпочитая чертить на глаз и не заморачиваться теоретическими выкладками. Магистр Никол вздыхал, ставил за рисунки пятерку, а за теорию кол и продолжал заниматься неблагодарным делом вколачивания знаний в нерадивую голову. В итоге к концу обучения мне удалось наскрести на твердый трояк, но учитель из жалости поставил четверку, чтобы не портить диплом.
Подтащив короб к стеллажу, я расставляла книги, напевая под нос что-то про чудесный пень, на котором хорошо сидеть в чудесный день. Полки недовольно поскрипывали, когда на них опускался очередной тяжелый том, а в углу одной из них обнаружилась деревянная труха. Эх, говорила же, что древоточец в лавке завелся, а Врочек не верил!
Скоро мне стало все равно, что отпечаталось на хрустящих страницах – теория начертательной магии или опусы об эльфийской любви. Главное, это были книги! Такие похожие и такие разные одновременно. Каждая со своей историей и со своей судьбой. И вместе с ними у меня тоже получалось творить на стеллаже отдельный мирок.
Закончив, я отступила на шаг, окинула взглядом дело рук своих и звонко чихнула. Передние ножки стеллажа с хрустом подломились, полки хрупнули, и вся гигантская махина резко накренилась, а на меня градом посыпались книги. Если бы верхние крепления не выдержали, то стеллаж стал бы моим надгробием, а так, слава богиням, пронесло. Под охи и ахи Анисии, я села посреди груды книг, словно наседка посреди гнезда. Медный уголок одного из томов уже на излете рассек мне бровь, и по лицу тонкой струйкой стекала кровь. А на голове домиком лежал учебник по той самой ненавистной начертательной магии. Тьфу! И что мне теперь делать, спрашивается?!
Я, постанывая, выбралась из книжного кургана. Ася причитала надо мной, понося нерадивого Врочека на чем свет стоит. Однако с беспорядком нужно было что-то делать. Не бросать же книги посреди лавки. Они ведь и отсыреть могут. Посему я уняла кровь и перенесла пострадавшие тома на стол.
Вот так, туда-сюда – и день прошел. А впереди ещё вечер… Весьма многообещающий, хм…
Ася, услышав о предложении Дельки, буквально воспарила к вершинам, крича из-под потолка, что такой шанс нельзя упускать.
– Душа моя, да в своём ли ты уме – отказываться от контракта из-за этого никчемного пустоболта Вилька! – будто демон искуситель, вынырнула она у меня из-за спины. – Ты должна показать этой, да простят меня Пресветлые, писательнице лучшее из лучшего! Такой шанс выпадает раз в жизни, и никакой разбалтай Вильк не должен тебе помешать. Пообещай мне, что сегодня же вернёшь рисунок. Ты знаешь, что все фибры моей души с тобой?
– Угу, потому что больше ничего нет, – пробормотала я себе под нос.
Если мне удастся пережить этот вечер, то можно смело записывать себя в когорту героев. Место в городских легендах мне уж точно обеспечено. А что? Сказ о доблестной девице Алане и злокозненном болтуне, тьфу, колдуне Бальтазаре – звучит!
Нервно посмеиваясь, я отправилась запирать лавку.
Из личных записок Бальтазара Вилька, мага-припоя ночной стражи
День проскакал мимо, будто дикий жеребец. Меня даже «укачало» от безумной скачки. Чтобы прийти в себя и проветриться, я пошёл домой пешком. Попинал тростью жёлтые листья на набережной, посмотрел на зажигающиеся фонари, вдыхая особый воздух, наполненный неповторимыми запахами поздней осени. И к дому подошёл уже затемно. Скинул в прихожей туфли и плащ.
– Расставь всё по местам, – приказал вечно недовольному Проньке и, поднявшись на кухню, набил трубку.
Притулившись за небольшим столом, я хмуро уставился на полки. Старинные дверцы давно повело от пара и жары. Они рассохлись и дерзко скрипели несмазанными петлями. А печь так заросла копотью, будто её топили по-чёрному. Стулья в углу стояли друг на друге, стыдливо прикрывшись скатертью. Времена, когда я принимал гостей, давно канули в лету, и домовой бессовестно расслабился. Хорошо, хоть посуду мыл. Конечно, у него и тут работы было немного. С моими скромными пристрастиями в еде и единственным видом дозволенного питья на кухне ему задерживаться не приходилось.