Страница 12 из 27
– А что за предположения? – спросила Эбби.
– Лучше пока промолчу. Чтобы вы не подумали, что я совсем сбрендил.
– Навряд ли, – ухмыльнулась Эбби.
Док ответил ухмылкой:
– По крайней мере, пока не сверюсь кое с какими книгами.
– Папа, а мы с Преподобным обсуждаем поездку на пикник – верно, Преподобный?
Опять его застали врасплох. Он ничего не обсуждал – Эбби сама завела разговор, и, когда появился Док, толком ничего не сложилось. Отделаться от нее, похоже, будет непросто. Господь, знать, не церемонился, ниспослав ему эту напасть. И нечего ждать спасения. К тому же последнее время он слишком замкнулся. Компания Дэвида и Эбби могла помочь развеяться.
– Да, – подтвердил он. – Решили, что это неплохая мысль.
– По мне, просто отличная, – сказал Док.
– Возможно, после Преподобный заглянет к нам на чашку кофе, – сказала Эбби, – и ты сможешь поделиться, что удалось отыскать в твоих книгах.
Док вновь не удержался от улыбки.
– Возможно, поделиться будет нечем, но, – повернувшись к Преподобному, – я был бы рад вашей компании. Так что отчего вам не заглянуть? Мне выпал бы шанс поболтать с кем-то не из городка. Все мы тут заболтали друг друга, а в это время года и обсуждать особо нечего, кроме погоды. Про которую все сказано одним словом – жара. А вдруг нам удастся найти новую тему?
– Как знать, – сказал Преподобный. – Я поразмыслю над вашим приглашением. Пока точно не знаю, когда мы вернемся. Для меня этот пикник сопряжен с работой, если Эбби не возражает.
– Вовсе нет, если мне не придется трудиться, – сказала она.
– Не придется.
– Отлично, – подмигнула она Доку. – Мой старик меня совсем заездил.
– Меня ждет кто-то помоложе, – сказал Преподобный, после чего изложил Доку историю про Дэвида и колья.
– Всегда говорю, что молодежь нельзя заставлять ждать, – сказала Эбби. – Я соберу вещи для пикника, но сначала позвольте проводить вас.
На улице она обратилась к Преподобному:
– Я очень надеюсь, что вы зайдете к нам после.
– Может статься, что сегодня я успею вам надоесть.
– Сомневаюсь.
Общаясь с Эбби, он понемногу оттаивал и увлекался ею все сильнее. Он даже поймал себя на том, что часто улыбается. В последние годы он почти утратил эту привычку, так что лицо побаливало. Они огляделись. Через улицу, напротив входа в отель, стояла повозка. Дэвид сидел на козлах и смотрел на них с таким видом, точно проглотил жука.
– Я соберу нам поесть, – сказала Эбби и, прежде чем отвернуться и направиться в переулок рядом с приемной, коснулась его руки.
Преподобный подошел к повозке и посмотрел на сидящего Дэвида снизу вверх.
– Она, что ли, с нами? – спросил Дэвид.
– Если ты не против.
– А если я против – то как?
Преподобный немного помедлил:
– Я подумал, если что, она сгодится вместо мишени для стрельбы.
Дэвид расплылся в улыбке, хоть изо всех сил старался сдержаться.
Когда сборы остались позади и они погрузились, Дэвид расслабился. В компании Эбби было трудно оставаться напряженным. Обезоруживали простота общения и ее неизменно хорошее настроение – то, чего недоставало Преподобному с Дэвидом. Для их угрюмых душ такое соседство было как нельзя кстати. Управляя повозкой, Преподобный не мог избавиться от ощущения отца семейства с женой и сыном на загородной прогулке. Ощущение одновременно приятное и тревожное.
Отъехав мили три-четыре по дороге для дилижанса, они остановились на обочине. Преподобный оглядел лес вокруг.
– Захватил острый топор? – спросил он.
– Целых два. Один мне, другой – вам, – ответил Дэвид.
– Хорошо. Сейчас покажу тебе, как с ним обращаются.
– Вот уж поучусь, – сказал Дэвид.
– Мальчишки, мальчишки, – сказала Эбби.
До самого полудня Преподобный и Дэвид рубили деревья, обтесывали и складывали в повозку. Эбби устроилась в тени и погрузилась в чтение бульварного романа, время от времени громко хмыкая.
Когда пришло время обеда, на земле расстелили клетчатое одеяло, и Эбби достала свою корзинку. Они закусывали жареными цыплятами с домашним хлебом и пили из кувшина чай со льдом, который почти растворился. Угощение получилось на славу.
Преподобный был изумлен, как гладко все обернулось. У них с Эбби нашлось что обсудить. Во-первых, книги. Оба много читали, хотя ее пристрастие к бульварным романам не встретило одобрения с его стороны. Дэвид тоже пришелся к месту в общей беседе. Понятно, не как читатель. Однако он все схватывал на лету и знал подноготную большинства городских жителей, так что Эбби не поленилась выудить из него как можно больше.
Вполне довольный, Преподобный поймал себя на мысли, что хотел бы сохранить их компанию. Не стоило, однако, слишком усердствовать. Почти все, чего ему прежде случалось пожелать, в его руках обращалось в прах. Подобно Ионе, он разрушал все, к чему прикасался, лишь озлобляя окружающих. Дьявольское проклятие для человека, призванного нести другим мир и благодать. Сам он не стремился испить из источника, откуда черпал для других. А не поспеши он затем удалиться, источник неизменно оказывался осквернен. Тут он не знал промашки.
– Как, не пора пострелять? – спросил Дэвид.
– Что за спешка? – поинтересовался Преподобный.
– Уж больно хочется пальнуть из чертового пистолета.
– Раз так – понятно, – сказал Преподобный. – Последний стакан чая – и приступим.
– Вы это уже говорили, – заметила Эбби.
– Верно, – сказал Преподобный, наливая чай. – Но придется повторить снова, поскольку это действительно последний стакан в кувшине.
В то время как Преподобный, Эбби и Дэвид были заняты общением, один из поваров у Молли Макгуайр – Сесил – вышел выбросить утренние отходы и обнаружил ноги в лаковых штиблетах, торчащие прямо из большого деревянного мусорного бака.
Поставив ведро с отходами на землю, он заглянул в бак. Мусор был раскидан вокруг, а внутри были только человек и здоровенный желтый пес – тот самый, что больше года доставлял городу столько хлопот. При росте в шесть футов Сесил весил добрых двести фунтов. Засучив рукава на мускулистых руках, со времен морской службы татуированных якорями, он потянул. Тело не поддавалось – видно, запекшаяся на дне кровь приклеилась к волосам. Да и втиснутый тут же пес перекрывал проход. Сесил взялся поудобнее, крякнул и дернул.
На сей раз тело вылезло, оставив скальп с волосами на дне бака. Сесил свалил его на землю. За исключением шеи, которая болталась тряпкой, тело закоченело как доска. Изо рта едва не на фут свисал язык, почерневший, словно ремень для правки бритв.
– Ты как раз тот, о ком я думал, – сказал Сесил, разглядывая труп. – Здорово, банкир, ты мертв – и ничего личного.
Почти те же слова произнес Нат, когда год назад отказал Сесилу в выкупе заложенной фермы. Точнее: «Ты разорен – и ничего личного. Я лишь выполняю свой долг».
– Выглядишь, как всегда, шикарно, – продолжал Сесил. – Даже лучше, чем когда-либо, старый мудозвон.
Не без характерной для него деликатности Сесил почесал яйца и снова заглянул в бак. Пес теперь предстал во всех подробностях. Его будто смяли в комок. Морда была гармошкой вдавлена в череп, а глаза вылезли и болтались на сухожилиях, как невиданные жуки. И пес, и Нат воняли дерьмом.
Сесил достал из кармана своей белой рубашки сигару – сигарный пепел посетители кафе нередко обнаруживали в соусах – и раскурил ее. Обычно купленную днем сигару он откладывал на вечер, но сейчас было, черт возьми, что отпраздновать. Проклятая дворняга посягнула на его мусорный бак, а старина Нат Фостер – местный банкир, выпивоха и мудозвон – забрал у него последнюю ферму. Сесил вернулся в кафе, принял стаканчик предназначенного для готовки шерри и после направился к шерифу (который обедал с Калебом) рассказать о бедном старине Нате.