Попасть не пропасть.

Филимонов оказался пожилым усатым крепышом с хитрыми глазами и пудовыми кулаками. Доложившись, он спросил, буду ли я чего в кабинете менять, и сходу предложил мне в денщики молодого пензяка с лукавым выражением конопатого лица, которого все Гришкой толстопятым звали. Оглядев это чудо природы, я не мог не поинтересоваться, почему толстопятый.

«Дык, Его светлость генералиссимус Александр Васильевич Суворов говорил „пензяк толстопят“. Когда русские войска переходили через Альпы, у многих солдат были натерты ноги. Только у моих земляков в полку не случилось этой беды. На вопрос Суворова пензенские солдаты показали ему свои носки с двойной пяткой, которые вязались только в Сурском крае. Тут Александр Васильевич и воскликнул: „Ну и молодцы, пензяки толстопятые!“. Вот меня все толстопятым и зовут», — просветил меня Гришка.

-Читать, писать умеешь? — отсмеявшись, спросил я.

— Могем помаленьку. Как-никак два класса церковно-приходской школы кончил, — степенно ответил Григорий.

— А скажи мне, Гриша, мечта у тебя есть?

-На юнкерские курсы при нашем батальоне поступить хочу. По окончании сразу прапорщика дают, а это и жалованье выше, и в отставку через двадцать лет офицером выйти можно, Ваше благородие, — сразу посерьезнел и перестал нарочито простонародно говорить толстопятый.

— Будешь изрядно служить — быть тебе прапорщиком, — пообещал я Григорию. — А пока сбегай и закажи в офицерское собрание к шести вечера, пять дюжин шампанского, — я отправил денщика запасаться вином к празднику.

В половине шестого на пролетке подъехал Бенкендорф, и я со смехом познакомил двух Александров Христофоровичей. Оба невысокие, крепкие, круглолицые, со светлыми волосами, они были даже чем-то похожи: внук величайшего мага-големостроителяЛеонарда Эйлера, вошедшего в историю своими трудами по математике и количеством уничтоженных его големами крепостей, чьи предки бежали из баварского Линдау в швейцарский Базель отинквизиции римско-католической церкви, и потомок рыцарей Тевтонского ордена, предки которого были бургграфами Риги по праву силы магии холода, а после воссоединения Лифляндии с Российской империей — губернаторами Ревеля.

Граф Аракчеев присутствовал только на официальной части, где представил меня личному составу и сказал несколько лестных слов в мой адрес, после чего удалился. Господа офицеры впечатлились от того, какой я борзый, дерзкий, как пуля резкий,и ударились в загул. За шампанским пришлось гонять денщиков еще два раза.

— Уйди, злыдень, — не отдавал я Гришке свою подушку и одеяло.

— Ваша светлость, ну вы же сами сказали поднять вас в восемь и грозились в жаба превратить, если просплю, а мне в жаба не хочется, пупырчатые они, — ныл мой верный Санчо Панса, не оставляя попытки стащить с меня одеяло.

Ладно, пора действительно вставать, а то к десяти обещались быть люди из академии. Я уже заканчивал завтракать, когда появился Бенкендорф и начал меня подгонять со словами, что будет сам великий Эпинус и опаздывать нельзя. А мой прямой начальник граф Аракчеев опозданий на службу вообще не понимает.

По дороге я выяснил у Саши интереснейшие вещи.

Оказывается, ко мне в гости собирается Светлейший князь от магии воздуха, Президент Академии Техномагии Франц Ульрих Эпинус. Сей мощный старец во времена Екатерины Великой был наставником нынешнего государя по естественным наукам. Будучи простым академиком, еще Императорской академии наук и художеств в Санкт-Петербурге состоял в переписке с виднейшими техномагами современности и с увлечением начал развивать направление на стыке естествознания и магии, которое во Франции получило название техномагия. А так как князь сумел пережить многих из своих французских коллег по причине наличия огромных магических сил и умения выживать в непростых ситуациях, то и достиг много большего, чем тот же Вольта* или Дидро*. Он успел поучаствовать в обучении самого действующего государя, детей государя, трудился начальником центра дешифровки при канцелярии иностранных дел, вводил государственную систему образования в империи и параллельно не оставлял своих экспериментов в академии. После прихода к власти Павла I, который видел в техномагических практиках огромный потенциал, академик Эпинус был поставлен во главе новообразованной Академии Техномагии. Задачи перед академией стояли колоссальные: за какие-то пять лет догнать и перегнать французов в конструировании и использовании техномагических устройств. За техномагией будущее — так считал император. И его престарелый учитель встал во фрунт не хуже гренадера Фридриха Великого и рявкнул: «Будет сделано, Ваше Величество». После чего только успевал раздавать живительные пендали всей своей научной братии, для ускорения мыслительного процесса и направления его в нужное русло.

Ровно в 10 утра открылась дверь моего кабинета, и дежурный офицер доложил: Светлейший князь от магии воздуха, академик Российской Академии Техномагии Франц Ульрих Эпинус, и барон от магии воздуха, адъюнкт Российской Академии Техномагии Василий Владимирович Петров. Первым зашел могучий старик, монументальный, как медный всадник, от него веяло здоровьем и жаждой боя. Следом за ним появился худощавый молодой человек с темными зачесанными назад волосами и носом с горбинкой, который с опаской посматривал на своего старшего товарища. Поздоровавшись и приняв приглашение присесть, господа академики перешли к цели своего визита.

— Итак, молодой человек, Его Величество повелел мне помочь вам с восстановлением энергетики и дал позволение привлечь к работе над изобретением моего молодого коллеги. Открытие сие обладает высшей степенью секретности. Категорически воспрещено разглашение подробностей ваших трудов не допущенным лицам. Все бумаги, касаемые данного приспособления, не должны покидать расположения артиллерийского батальона.

Академик Эпинус наклонил лобастую голову вперед, как бык перед броском на тореадора, и внимательно оглядел меня, будто оценивая — не ошибся ли император, когда решил доверить мне такую тайну.

— Да, меня уведомили о необходимости совместных работ, но в подробности не посвящали, — вежливо склонил голову я.

«Ага, еще гриф забыли поставить: „совершенно секретно, перед прочтением сжечь“», — вспомнилось мне бессмертное творение Стругацких.

— Вот посвящением в подробности и займется сейчас мой юный спутник, — академик с видом царственного величия и гордости откинулся на спинку кресла, махнув рукой своему товарищу.

И тут адъюнкт Петров вывалил такое, что челюсть у меня попыталась ударить по крышке стола. Два года назад, проводя опыты с вольтовой дугой, Василий Владимирович обратил внимание на поведение железа, находящегося внутри спирали из проводов. Будучи магом воздуха, Петров владел слабым заклинанием электрических искр и, случайно подав электричество на медный провод, привел железный шарик в движение. Год экспериментов привел к тому, что, находясь в дуле бронзового метателя, обвитого медным проводом, железное ядро вылетало оттуда и уносилосьна целых пять саженей. С этим результатом наш изобретатель пришел к своему учителю академику Эпинусу. Могутный старикан заклинание искр усилил, и ядро пролетело полверсты, но впоследствии они уперлись в недостаток электрической энергии для увеличения дальности полета ядра — все-таки оба были магами-воздушниками. В момент мятежа Эпинус с Петровым поспешили на помощь к императору и увидели на площади Коннетабля истребление молниями расчета английского подавителя магии.

В результате этих событий, пока моя недожаренная тушка благополучно отдыхала в Михайловском замке, за нее шла яростная торговля между армейцами, которым очень пригодились бы грозди шаровых молний, летающие на полях сражений по указанию генералов, и учеными, увидевшими возможность прорыва в заглохших экспериментах. В результате высокие договаривающиеся стороны в лице академика Эпинуса и генералиссимуса Суворова в присутствии императора согласовали совместное использование моих талантов.