Страница 17 из 36
«Неприязнь» – не то слово, которым я описала бы взгляд женщины. Неприязнь можно испытывать к шумным едокам или плохому вину. Взгляд, которым одарила Джеро эта женщина, из-под сведенных до напоминающих шрамы морщин бровей, был скорее не о неприязни, а о попытках сдержаться и не наблевать ему на ботинки.
– На твоем месте, – размеренно отозвалась женщина, – я не стала бы меня искушать. – Она смела со ступенек остатки снега. – Или, по крайней мере, дождалась бы, пока я возьму что-нибудь потяжелее и поострее метлы.
– Вы меня раните, мэм. Я надеялся, что мое месячное отсутствие заставит вас по мне соскучиться. – Джеро соскочил с птицы и окинул взглядом площадь. – А еще я вроде как надеялся, что вы таки попросили бордель переехать в соседний дом, как мы говорили.
– Единственная жопа на этой площади, на которую кто-либо станет пялиться – это та, с которой я сейчас разговариваю. – Женщина отставила метлу и крадучись приблизилась. – И если хочешь приветствие потеплее, пора тебе перестать таскать мне на порог всякий мусор.
Я открыла было рот для возмущения.
А потом вспомнила, как, должно быть, пахну.
Она хорошо держалась, я заметила, и ходила с осанкой, какую обычно редко встретишь в столь маленьких городах. Несмотря на седину, волосы безукоризненно уложены в идеальную имперскую прическу, волосок к волоску. Одеяние тоже ухоженное, из тонкого катамского шелка. На первый взгляд, я б сказала, что ей место на скалах, с остальной элитой. Кроме того, как она отпихнула Джеро в сторону одной рукой, а другой выхватила поводья птицы.
– Ну? – подняла она на меня выжидающий взгляд. – Если хочешь, чтобы я увела в стойло эту пернатую дрянь, на которой ты ездишь, давай-ка спрыгивай.
Конгениальность испустила раздраженный вскряк. Я погладила ее шею.
– Мне, наверное, стоит самой. Она бывает малость… трепетная рядом с незнакомцами.
Женщина закатила глаза.
– Я встречала много, мно-ого трепетных, милая, и среди них не было никого, кого бы я не заставила ползать на коленях одним мизинцем. А с этой я намереваюсь использовать руку целиком.
Я моргнула.
– Это… типа угроза или…
– Я бы ее послушал, Сэл, – заметил Джеро. – Мадам Кулак обычно не предлагает дважды.
Я моргнула. Снова.
– Мадам Кулак? Почему ее…
– Потому что будь у меня столько же удачи, сколько таланта, я получила бы отличную должность столичной куртизанки вместо нынешнего блестящего поста переводчицы для дубиноголовых и упертых.
– Погодите… чего?
– Что означает – я слишком много времени трачу на разговоры с мудаками. А теперь вниз, будь добра.
Тебя, как правило, не назовут именем вроде «мадам Кулак», если ты привык к тому, что тебя не слушаются, пришла к выводу я, и потому соскользнула с Конгениальности. Птица успела умоляюще на меня глянуть, прежде чем мадам Кулак коротко дернула ее поводья.
– Теперь я твоя мамочка, золотце, – прошипела она Конгениальности и метнула взгляд в сторону Джеро. – Твое начальство у себя. Ждет.
– Не подумайте, что я не стану уведомлять его о жутких нравах в этом заведении, – отозвался Джеро.
Мадам Кулак замерла на полушаге. Площадь окутало холодом покруче зимнего. И Конгениальность – та, что смотрела свысока на неистовствующих тварей и вырывала кишки бандитским королям, не моргнув глазом – нервно вскрякнула.
– Поймите следующее, «мастер» Джеро, – произнесла мадам ледяным тоном. – Условия, о которых договорились твой наниматель и я, включают в себя комнату, управление этим местом и молчание о ваших здешних делах. Дальнейшая вежливость, на которую я готова пойти ради вас без дополнительной оплаты – это воздержаться и не затолкать вам ногу в зад так глубоко, что зубы на ней браслетом будут. – Она бросила через плечо столь острый прищур, каких я еще не видела. – А если деньги вашего нанимателя однажды иссякнут, смею вас заверить, эта милость исчезнет столь же несомненно и быстро, как мои безупречные ботинки.
Я стояла на расстоянии вытянутого клинка от пустошных бандитов. Я задерживала дыхание, когда твари, у которых скорее сплошные клыки, чем пасть, шли по моему запаху. Я видела чуть ли не все, мать их, ужасы, двуногие и не только, какие встречаются в Шраме.
К слову, я не говорю, что мадам Кулак оказалась самой пугающей из них. Но будь ты там, тебе стало бы понятно, почему люди, птицы и все остальные делали то, что она им говорит.
Женщина с моей вдруг очень послушной птицей на поводу завернула за угол к стойлу и скрылась из виду. Я глянула на Джеро – тот смотрел ей вслед с безучастием, которое не могло меня не впечатлить.
– Тебя, э-э, вообще не волнует? – поинтересовалась я. – Это ж исключительно конкретная угроза твоей жопе.
– О, умоляю, – Джеро пожал плечами, поднимаясь по ступенькам, и толкнул дверь. – Она знает, что у меня на такое денег не хватит.
Я встречала трактиры получше «Отбитой Жабы». Полы, пусть безупречно намытые, были старыми и скрипели под ботинками. С кухни предсказуемо пахло тушеным мясом и хлебом. Подборку алкоголя за стойкой можно было назвать военным преступлением – и это еще снисходительно. Ванная оказалась достаточно неплохой, но слишком уж воняла потом и отчаянием.
Но еда была сытной.
Виски – теплым.
И будь оно все проклято, если пар так приятно не согревал мне шрамы.
Я встречала трактиры получше, это правда. Но в тот момент, закрой я глаза, я как будто могла притвориться, что я просто обычный человек.
Как все прочие в этом городе.
– Нам пора за дело. Надо еще кучу людей убить.
Я знала Джеро всего ничего, но, кажется, у него был талант портить настроение. Он определенно не дал мне долго наслаждаться благами цивилизации – мне едва удалось сунуть голову под воду, как Джеро принялся торопить меня наверх, в комнаты.
– Если это все, чего вы хотели, то могли бы заполучить кого другого куда меньшими усилиями, – ответила я, следуя за ним по устланному коврами коридору с закрытыми дверями по обе стороны от нас. – То есть не то чтобы я не была хороша в убийствах, но…
– Заверяю, если бы мой наниматель мог бы удовлетвориться кучкой мертвых тел, мне не поручили бы выискивать тебя. Он, в конце концов, не стал бы величайшим вольнотворцем в Шраме, ограничивая свое видение простыми трупами. То, что он запланировал, куда масштабнее. – Джеро сверкнул через плечо улыбкой. – И ни о ком, кто столь же хорош в убийствах, нет столько молвы, как о тебе, Сэл Какофония.
Он либо пытался меня похвалить, либо это был такой крайне конченый флирт. В любом случае, мне это самую малость льстило. Не то чтобы напоминание о мертвых телах – лучший способ, но…
Думаю, мне просто давно никто так не улыбался.
– Если, конечно, я решу принять ваше предложение, – напомнила я. – А я ни на что не соглашусь, пока в точности не узнаю, чего он хочет.
– Конечно, – отозвался Джеро. – В случае чего ты будешь вольна забрать сведения, которые мы предложили, не отказать себе в нашем гостеприимстве сколько тебе угодно и покинуть нас с тем количеством виски, какое тебе захочется забрать. – Он помолчал, потом добавил: – Без местонахождения Дарриш.
И вот так все приятные улыбки, теплые чувства, иллюзии, притворство, будто вы нормальные люди, растаяли, словно снег на окне. Шрамы заныли, Какофония обжег бедро, и крошечный лист в кармане палантина вдруг стал тяжелым, словно валун.
Список.
Я на мгновение забыла о нем – и обо всех именах. Я забыла, что пока все и каждый из скитальцев, в него внесенных, не будет мертв, все, что мне остается – это лишь притворяться, что все будет нормально.
Я не могла притворяться. Я устала.
– Ну вот мы и на месте.
Я подняла взгляд и увидела тупик. Над нами возвышалась стена, пустая, за исключением картины с парусником. Я бросила на Джеро взгляд – то ли в замешательстве, то ли в недовольстве, за которым быстро последует удар по зубам, если гад притащил меня сюда просто полюбоваться на живопись.