Страница 3 из 109
Еще была пара крестьянских парубков из казачьих станиц — Леха Пузякин (худой и длинный парняга с широкими словно лопата ладонями) и шустрый словно капелька ртути Богдан Ерема (если что Ерема — это фамилия). Ну а завершали «чертову дюжину» Борис Ивлеев — рукастый паренек с Путиловского, которого я выделил среди пришедших к нам людей Лапина и Сергей Приштин (в девичестве Соломон Рубинчик) — «дважды угнетенный». Серега получил это прозвище, потому как относился к выкрестам. Папа его, исходя из каких-то внутренних убеждений внезапно решил сменить веру и забив на Тору, перекинулся в православие. Вот и получилось, что их семью сначала гоняли в местечке — за превращение в гоев, а потом, после переезда, их же гоняли в городе, но уже как жидов. В результате чего Сергей вырос крепким, драчливым, но не сломленным. У человека был один минус — к евреям Приштин относился просто пипец с каким предубеждением. Но умел сдерживать порывы души, поэтому прижился.
Что еще сказать за охрану? С ними я дополнительно занимался практически каждый день, и бойцы получились — огонь. А главное — мы все как-то даже мыслили на одной волне, что в общем-то тоже сильно способствовало душевному равновесию. Нет у меня все подчиненные в батальоне просто орлы, только вот за ними, как и за любыми солдатами надо постоянно присматривать, дабы чего не учудили. Но это вполне понятно и привычно. У нас в Афгане с личным составом та же фигня происходила. Нет, не в бою. Там косяков практически не случалось. Зато по возвращении в расположение… Толпа молодых мужиков, пусть даже в умат уставшая после выхода, способна на такие выходки, что уму непостижимо. Не зря говорят — солдаты те же дети, только с большими херами. Вот мы и куролесили, доводя своих офицеров до седых волос. Разумеется, не нарочно, а вследствие отсутствия мозгов и присутствия огромного шила в заднице.
Но с десятком охраны все получалось несколько по-другому. С ними взаимоотношения строились, словно с офицерской группой спецназа. Нет и они учудить могут, но в меньшей степени и с гораздо меньшей частотой. Во всяком случае, окоп для «стрельбы стоя с лошади», рыли всего два раза.
Поэтому сейчас, принимая у хозяйственного Богдана тарелку, я кивнул и усевшись на нары отдал должное каше. Пока ел, состав очередной раз остановился. Выглянувший в дверь Журба оповестил:
— Опять на семафоре встали. — и цыкнув зубом добавил — Когда только доедем? Это же не езда, а ёрзанье. Каждые полчаса останавливаемся!
Тут он прав. Вот эти — дерг (вагон), блям (сцепка) уже достали. С другой стороны, хорошо, что вообще доехали, а то вчера сказали, что с путями что-то случилось и мы из-за этого ушли на другую ветку. Поэтому прибытие будет не на Казанский, а на Брянский вокзал. Но это все мелочи. Главное — едем. С удовольствием потянувшись ответил:
— Да вон, похоже, окраины уже видны, так что скоро на месте будем.
После чего подхватив оставшиеся полбулки хлеба и отпластав кусок от шмата сала, спрыгнул с теплушки на насыпь. Похрустывая редким гравием, прошел вперед до пассажирского вагона и повернувшись к нему спиной ударил каблуком по угольному ящику:
— Эй сова! Открывай — медведь пришел!
В ответ тишина. Но я не успокаивался:
— Мурзилки не тупите. Паровоз скоро поедет, а вы без шамовки останетесь. У меня тут хлеб белый с салом…
Под вагоном зашебуршало и на свет божий появилась перемазанная угольной пылью мордаха пацана лет двенадцати. Он недоверчиво окинул меня взглядом, но заметив продукты в руках прищурил глаз:
— Чегой-то это ты дядька, нас словно голубей подманиваешь? Али еды у тя завались? Али жалостливый такой?
Я мотнул головой:
— Нет. Дело есть. А это — качнув в руке булкой продолжил — задаток.
Мальчишка появился весь и унюхав запах сала, гулко глотнув, деловито спросил:
— Чё надоть? Токмо сразу скажу, что у нас содомитов нема. Но ежели на стреме постоять надоть, то мы завсегда…
Пришлось успокоить:
— «Бугры» * не интересуют. А надо чтобы вы, когда поезд на вокзал приедет, посмотрели кто в наш вагон зайти захочет. Ну и нам рассказали.
*Одно из жаргонных названий гомосексуалистов в начале века.
Мурзилка тряхнул головой:
— Не понЯл. А сами-то че? Глаза закроете, шоб их не видать?
— Нет. Мы раньше выйдем. Ну а вы глянете, кто на вокзале в теплушку ломиться станет. И если получится проследить куда они потом пойдут, то помимо жратвы еще и деньгами накину.
— Скока?
— Десять рублей дам.
Беспризорник шмыгнул, вытерев нос рукавом и показав в улыбке контрастно-белые на черной физиономии зубы, ответил:
— Вот теперича понЯл. А ежели не получится проследить?
Я пожал плечами:
— Тогда только два фунта белого хлеба и фунт сала. Мы вас ждать на площади будем. С той стороны, где башня с часами. Знаешь где это?
Собеседник утвердительно кивнул:
— Знаю. Ну ладноть. Заметано! Токмо ситный с салом вперед!
Сунул ему задаток, но мелкий прохиндей попробовал возмутиться:
— Э-э! Всё договоренное давай! А вот десять рублёв потома.
Я ехидно ухмыльнулся:
— Лохов на рынке поищи. Сладишь дело, тогда и рассчитаемся.
Ничуть не расстроившийся пацан хмыкнул:
— Ну и ладноть… Долго вас ждать-то?
В этот момент паровоз свистнул, и я торопливо ответил:
— Давай грузись обратно. — а когда мелкий нырнул на свое место добавил — Ждать недолго. Всяко разно не больше часа.
После чего, дождавшись, когда мимо начнет проплывать наша теплушка, заскочил внутрь.
Там мужики ждали окончания беседы. Коротко пересказав им содержание переговоров с дефективным элементом, опять присел на нары и задумался. Ну да — сглупил я. Сглупил! В тот момент, когда думал — «десять автоматических стволов! Всех запугаем» — башка соображала не в ту сторону. Запугать автоматом кончено можно. Но лишь того, кто знает, что это такое. А кто не знает? Тут ведь людям, лишь про пулеметы известно. Да и не в этом дело…