Остров Колдунов

— Вот пусть он постарается снова, — сказал гость. — Знаешь, почему?

Кианейт вопросительно подняла брови.

— Слышала про Пришествие Феоллона?

— Вы имеете в виду катастрофу? — уточнила она.

— Вижу, что слышала. Так вот, если сейчас в Эргалоне, в такой близости от Колодца прольется кровь, все живые до сих пор хэльды умрут и Риаллар уподобится остальному миру.

— Отец считает, что нет прямой зависимости между эмоциями жителей и качеством наполнения колодцев, — сказала она.

— Да? — рассмеялся гость. — А перед твоей свадьбой он убеждал нас в обратном. Врал, конечно же. Нет, девочка, связь эта, к сожалению, существует. Кстати, передай ему, что Колодец он не найдет. Это очень хитрое место… Хватит уже губить людей в лабиринте.

— Откуда вы знаете про Колодец? — Кианейт в волнении вскочила на ноги.

— А он тебе не рассказывал? — хмыкнул гость. — Я же его хранитель. Думаешь, за меня просто так объявили награду? Так вот, резня в Риан Ал Джаре резко приблизит нас к развязке. Могут даже Круги вспыхнуть… И все, пойдет обратный отсчет. А у Кимра, я так понимаю, камней-защитников как не было, так и нет, ни для того, чтобы укрыть Остров, ни для заявлений о благородной миссии.

Кианейт молчала. Потом выдавила еле слышно.

— Не думаю, что он меня послушает.

— Но ты все равно попробуй, — настойчиво повторил гость. — И кстати, я, когда доберусь до Холгойна, со своей стороны сделаю все, чтобы удержать его от безумных поступков. Если успею, конечно. А ты… Я знаю Джерхейна с детских лет, мне очень не хочется, чтобы мальчик осквернил себя убийством собственной жены и нерожденного младенца. Тебе следует, пока не поздно, вернуться домой. Или хотя бы спрятаться у отца твоего ребенка.

Кианейт вздрогнула.

— Вы… знаете.

— Знаю. Он может тебе помочь, если что?

— Я… — та прерывисто вздохнула. — Не хочу возвращаться на Остров. Меня там никто не ждет. Мама… у нее двое младших, и масса светских забот, которые она всегда любила больше детей. А связаться с… — тут она положила руку на живот, — тоже не могу. Он телларианин. Я не могу воспользоваться Окном, а он, с тех пор как в замке правит отец, не может сюда пробраться, — кусая губы, Кианейт явно пыталась удержаться от слез.

— Тогда тебе остается только молить богов, чтобы остаться в живых, — сочувственно проговорил гость. — Попробуй убедить отца. Если Кимр сдастся сам, у меня будет больше шансов уговорить Джерхейна сохранить вам жизнь.

Кианейт закрыла глаза.

— Уходите, Даллан. Я сделаю все, что смогу, но… папаша такой же упрямый, как и мой несостоявшийся муж. Он не любит Наземный мир. Поверьте, ему все равно, что будет с хэльдами. Остров ведь все равно уцелеет.

Гость по имени Даллан поднялся.

— Что ж, тогда — удачи тебе. Прощай, — и он ушел также быстро и бесшумно, как и появился.

Островитянка повернула к Лейт мокрое от слез лицо.

— Лейт… не бросай меня. Пожалуйста. Я здесь совсем никому не нужна.

— Может быть… — шепотом заговорила потрясенная Лейт, — я смогла бы отнести весточку вашему другу?

Та отрицательно покачала головой.

— Он далеко. Я даже толком не знаю, где он на самом деле находится.

44. Лахлайд

(Сезон Холода, Тонхайр, Лахлайд.)

Каньон казался бесконечным. Черепа, весело постукивая клювами и клыками, роем кружились над ним, мешая двигаться, раскаленный воздух обжигал кожу и легкие, пламенные завесы хватали за руки, пытаясь остановить, и небо, черное и холодное, шептало ему сверху — стой, глупец! Куда несет тебя? Зачем? Что ты думаешь найти в конце Каньона? Спасение? Да они давно уже ждут тебя, разъяренные неудачей преследователи, распаленные жаждой мести, предвкушением победы, почестей, милостей их учителя… Они-то знают, куда он ведет. А ты? Что ты вообще знаешь об этом мире? Мало, очень мало…

Время от времени перед ним всплывало белое, неподвижное лицо Река. Иногда оно оживало, скаля зубы, смеясь, лицо оплывало, превращаясь в гниющую оторванную голову, летевшую вдоль Каньона, затем в желтый веселый черепок, призывно клацающий зубами. Лигур и Линара исполняли в объятиях огня какой-то извращенный мистический танец жадности и страсти, протягивая руки, превращающиеся в крохотные язычки пламени. Он вяло отбивался от них, переходя от отвращения к безразличию, и прекрасное лицо, обрамленное серебряными локонами, прорывалось в крохотный мир его личного ада все реже и реже, пока не исчезло совсем. Онощутил себя бесконечно одиноким и потерянным, и огненная стена перед глазами стала медленно распадаться на отдельные обрывки. Кельхандар, странно измененный временем, склонялся над ним с выражением бесконечной озабоченности, столь не свойственной его веселому открытому лицу, тонкие зеленоватые руки подземных обитателей обхватывали его тело, производя какие-то странные манипуляции. Призраки Река, Лигура и Линары бродили рядом, рыча и выплевывая ярость, не в силах дотянуться до него, а на бесконечно дорогом прекрасном лице застыло выражение отчаяния и надежды. Черное бесстрастное небо Каньона все никак не хотело светлеть, время превратилось в одну бесконечную ночь, огненные завесы вспыхивали все реже и реже. Он продирался сквозь них, отчаявшись призвать кэн-ли на помощь, потому что дух древнего искусства умер, выгорел в нем, словно гнилое полено, и лишь старый мастер-Творец, тот самый, что создал Остров, сочувственно шептал слова утешения.

Когда Стихиям Круговорота надоело, наконец, бесноваться вокруг одного единственного беспомощного человека, они ушли, то ли успокоившись, то ли выбрав для себе другую, более подходящую жертву, а он остался наедине с собой, в темноте и одиночестве, окутанный безмятежным и безвременным спокойствием. Призраки больше не тревожили его, ночное небо, так и не улыбнувшееся рассветом, укрыло тяжелым и мягким одеялом, окончательно остановив поток бессвязных мыслей и бредовых образов.

Очнувшись, Тэйн с удивлением обнаружил, что находится не в Каньоне. Он лежал на жестком ложе у стены, в какой-то затемненной комнате. Голова была пустая и легкая, и слегка кружилась. Через силу он огляделся. Комната оказалась вовсе не комнатой, а маленькой пещеркой с низким неровным потолком, неуклюже пристроенной дверью и отсутствием каких-либо окон. Впрочем, тюрьму она не напоминала. Ложе, несмотря на жесткость, оказалось широким и удобным, с полноценным теплым одеялом и жесткой маленькой подушкой; пол был застелен шкурами лаоша. Сводпотолка и стены казались выточенным из камня чудаковатым строителем — их выступы, углубления и ниши были гладкими и плавными. В одной из ниш помещалось большое деревянное кресло, укрытое шкурами неопознанных зверей. Овальная форма низкого столика, пять гнутых ножек и витиеватый резной узор вдоль края напомнили Ройгу Риаллар. В другой нише на стене он заметил полусферу, мерцающую тусклым оранжевым светом, с эманациями хэльда Тепло и Свеча одновременно. Любопытство оказалось сильнее всех остальных чувств, и он зашевелился, наконец-то сообразив, что у него все еще есть тело, и оно почему-то способно двигаться после всех прошлых передряг.

Тэйн с опасением откинул одеяло и обнаружил, что кроме длинных лент сахгара, толстым слоем облепивших грудь, руки, живот и даже виски, на нем больше ничего нет. Он медленно сел, ожидая приступов боли, но ничего не произошло — почти ничего, только широкий браслет клейма неприятно саднило, словно он только что оцарапал кожу. Несколько полосок сахгара отлетело, он подобрал их и принялся разглядывать. Высохшая ткань говорила ему, что наложен лечебный пластырь был по меньшей мере пару дней назад.

Он осторожно поднялся на ноги, все еще ожидая подвоха. Сделал несколько шагов. Осмотрел поджившие синяки и ссадины по всему телу, имевшие сочный красно-синий оттенок. Убедился, что слабость и головокружение все-таки присутствуют, и решил не делать резких движений.

На всякий случай он проверил дверь и обнаружил, что замок на ней и вовсе отсутствует. За выступом стены рядом с дверью нашелся туалет: бадья с водой и жестяное ведро с крышкой. Тщательно обыскав пещерку в поисках одежды, он не обнаружил ничего подходящего…