Ребенок от отчима

— Катя, — зовёт меня Назар с водительского сиденья, пока Карим обходит машину. — Возьмите это! — протягивает пузырёк. — Успокоительное для босса. Но и для беременных тоже можно.

— Всё так ужасно? — спрашиваю, но ответить мне мужчина не успевает, потому что, обойдя машину, Карим садится с другой стороны от меня.

Быстро засовываю пузырёк в маленькую сумочку, где храню телефон, паспорт и наушники. 

— Куда мы едем? — интересуюсь у Карима, пока он пристёгивает мне ремень безопасности, дополнительно положив на живот небольшую подушку.

— Увидишь, — отвечает отец моей дочери, а затем, подняв руку, кладёт её мне на плечи и притягивает к себе. — Пока расскажи мне, как себя чувствуешь? Врачи не давали никаких рекомендаций, не вошедших в выписку? Может, тебе нужно что-то?

— Ну стандартное, — пожимаю плечами. — Больше гулять на свежем воздухе. Есть фрукты и витамины. Придерживаться диеты. А-а-а, сказали не нервничать, — закатываю глаза. — Будто это от меня зависит, а не от того, что вокруг происходит.

— Ну да! — тянет Карим, коротко рассмеявшись. — Но можно ведь жить в спокойной обстановке. И тогда ты будешь влиять на то, что происходит вокруг.

— Какой ты умный! — восклицаю шутливо. — А я-то не догадывалась! 

— Ну а вдруг, — смеётся в ответ, получив от меня дружеский толчок в плечо.

— Ты пытаешься отвлечься от того, что ждёт нас, когда мы доедем… Куда мы едем? — вопрос вылетает прежде, чем я успеваю подумать. И пожалеть об этом тысячу раз.

— А ты тоже неглупая, — посерьёзнев, отвечает он, пытаясь сохранить прежнее лицо. Но, увы! Изменения произошли и их почувствовал каждый. Даже Назар.

— Прости, — отвожу взгляд и остаток пути мы едем в тишине. Я смотрю в окно, Карим просто меня обнимает, думая о своём, а Назар ведёт машину.

Но даже сквозь молчание отца своего ребёнка я слышу его боль, страх и что-то ещё. Что-то ужаснее всех этих чувств. Что-то, что ломает людей на «До» и «После», оставляя от человека одну оболочку и видимость «жизни».

— Кладбище? — удивлённо спрашиваю, когда мы начинаем парковаться. — Мы приехали на кладбище, Карим?

— Ага.

— Ты… ты хочешь показать мне могилу своего ребёнка? Да? — догадываюсь, и это пугает ещё сильнее.

— Ага, — односложно отвечает и первым выходит из машины, а затем открывает мне дверь. Берёт за руку и ведёт к вратам, по пути купив у местной бабушки букет цветов.

— Карим, мы можем уйти, — повторяю до того, как мы входим на территорию кладбища.

— Не можем, — уверенно отвечает. — Иначе я не смогу тебе это рассказать. Это надо видеть.

— Это так страшно? — спрашиваю, но поддаюсь ему и позволяю себя вести вперёд, вилять среди оград и идти к одной-единственной. Которая изменит моё мнение о нём. — Ты помнишь, что мне нельзя нервничать?

— Да, — ободряюще приобнимает. — Поэтому тебе дали успокоительное в больнице. 

Вспоминаю лишнюю таблетку в таблетнице своих пилюль и вздыхаю. Он всё продумал заранее. Понимал, что рано или поздно ему придётся это сделать. И решил сейчас — до того, как мы съедемся и будем жить вместе, воспитывая нашу девочку.

— Это… это… — хочу что-то спросить, разглядывая два надгробия на небольшой огороженной территории, куда меня привёл Карим. Она на краю… вроде принадлежит кладбищу, а вроде и нет.

Одно надгробие — маленькое, продолговатое, с нарисованным на нём женским лицом. Девушка улыбается, и… она так красива. Словно модель, но не эти плоские и худые, как сейчас. Словами не описать, как прекрасна девушка… тело которой сейчас под землёй, судя по словам на могиле.

А второе надгробие больше первого раза в три — огромный камень с высеченными на нём четырьмя именами. Мужскими. 

У них с девушкой одна фамилия.

Как у Карима.

— Это могилы моей жены и наших детей, — мёртвым голосом произносит он, подтверждая мои мысли.

Глава 20

— Детей?.. — растерянно повторяю последнюю фразу Карима, тяжело дыша. Потому что не хочу верить в эти слова. Не хочу знать, что это правда! И что… он похоронил столько сыновей! 

Прохожусь по именам на втором надгробии, вчитываясь в каждое. Мысленно надеясь, что это не так… Но, как?!

Давид. Фарид. Александр. Виктор.

— Садись, — Карим указывает мне на скамью перед могилами. Сам проходит и опускает на могилу жены букет цветов. — Я начну с самого начала.

— Ага, — киваю и сажусь. Но в этот раз Карим ко мне даже не прикасается, словно не хочет этого делать перед своей женой.

И это больно.

Хоть и понимаю его.

— Мы познакомились с женой ещё в молодости, — сглотнув, заговаривает и садится рядом. — Я был старше неё совсем на немного, но рядом с ней я всегда чувствовал себя взрослее. Лет на десять. Она была словно ребёнком. А мне приходилось нести всю ответственность за нашу семью и наш союз. Маша вечно дурачилась. Веселилась. Была очень наивной. И мне это нравилось. Она была само воплощение жизни и любви к ней.

Перевожу взгляд на могилу Марии и разглядываю женщину, слушая рассказ её мужа.

— Мы поженились очень рано, несмотря на протесты её матери. Маше всего восемнадцать только-только стукнуло, а я её уже под венец повёл, — рассказывает с улыбкой. — Та не хотела, чтобы дочь выходила за нерусского. Но в конце смирилась и приняла меня, потому что другого выбора у неё и не было. Главное ведь не как ты выглядишь, а какой ты человек. Так ведь, Катя?

— Да, — киваю.

— Правильно, — вновь отводит взгляд, вернув его своей жене и воспоминаниям об их счастье. — Хоть мы и рано поженились, но сразу договорились, что пока не хотим детей. Она училась, а у меня только-только начинался бизнес. Я был весь в нём. Хотел, чтобы у нас с Машей всё было! И квартира своя, не съёмная! И холодильник всегда полный. Решили детей завести, когда хоть немного встанем на ноги.

— Но она забеременела? — догадываюсь. 

— Да. У неё как раз был последний курс. Маша очень переживала, что учёбу и ребёнка не потянет, поэтому со мной тогда согласилась. А тут последний курс и по подсчётам родила бы она точно после защиты диплома.

— А ты?

— А что я? — пожимает плечами. — Я был счастлив тому, что она беременна. Я любил её и хотел детей от собственной жены. Мы и квартиру к тому времени взяли. Двухкомнатную, но нам тогда и это казалось прекрасно. 

— А как же…

— Решили, раз случилось, то случилось. Ну, если раньше, то так уж суждено. В общем, я был рад, несмотря ни на что! Ты даже не представляешь, как счастлив я был, когда до меня дошло, что я стану отцом! Плевать было на работу, бизнес, жизнь и всё вокруг! Лишь Маша и малыши! 

— Понимаю, — шепчу. 

— На УЗИ нам сказали, что у нас будет двойня, — суровеет Карим, продолжая свою историю. Тоном намекает, что дальше и начнётся его тёмная история. — Два пацана! Я так напился, когда узнал об этом… Маша со мной потом неделю не разговаривала, но со смехом припоминала все мои причуды в этот период.

— Двойня… — шёпотом повторяю, вычислив из четверых ту самую парочку: Давид и Фарид.

— Маша рожала в срок, — голос Карима становится мрачным и безжизненным. — Кесарево, как-никак. Вот, — делает остановку, а дальше продолжает говорить, словно каждое слово даётся с трудом. — Родила. Красивые. Одинаковые. Маленькие. Крохотные. Мои. Сыновья, — сглатывает и закрывает глаз. — До сих пор помню их лица, ручки и… глаза. Машины. Такие же озорные и… — запинается, не в силах продолжить.

— Карим, — аккуратно дотрагиваюсь до него, заметив на его щеке слезу, которую он тут же стирает.

Я видела, как плачут мужчины всего однажды. Дедушка плакал. Из-за меня. Когда решил, что он меня потерял. И тогда мне казалась его боль настолько сильной, что сердце сжималось.

Но сейчас боль Карима перекрывает мне кислород, не давая выйти из состояния полного шока от того, что он скажет дальше.

— Но сразу же после рождения их забрали враги, — хрипло продолжает он. — Патология. Досталась от меня. Мне, млять, повезло! Я только переносчик. А вот мои сыновья… не могут быть переносчиками. Только болеющими. Все! Поголовно!