Злодейка в деле

Злодейка в деле

Мстислава Чёрная

Глава 1

— Ты мне не мать! — в запале кричит Даша и сбрасывает вызов.

Я тяжело вздыхаю. Рука тянется набрать повторно, и хочется, если честно, накричать в ответ, но я напоминаю себе, что Даша тяжёлый ребёнок, и прячу телефон в карман, подальше от соблазна. А чтобы отвлечься, ложечкой подцепляю опавшую пенку остывшего каппучино, слизываю. Пузырьки пенки лопаются на языке, а интерьер кофейни расплывается перед глазами. Я смаргиваю пелену слёз. Я взрослая, мне не положено обижаться и плакать, верно? Но я ведь не железная…

Мне очень больно.

Семь лет назад Даша отпраздновала свой четырнадцатый день рождения с друзьями и ехала с родителями домой. На встречку вылетела фура. Лобовое столкновение. Её родители, мои сестра и зять, погибли на месте. Даша, сидевшая, на заднем сиденье выжила. До приезда скорой и спасателей она оставалась в сознании. Мне даже думать страшно, что она пережила, зажатая в смятом автомобиле. Чудо, что она сохранила рассудок.

Естественно, я не могла допустить, чтобы Даша попала в детский дом. Я оформила опеку, и поначалу мне удалось наладить отношения. Мне казалось… Даша вела себя тихо, пришибленно, подолгу таращилась пустым взглядом в стену, послушно занималась с психологами, часто плакала. Когда ближе к восемнадцати она вдруг взбунтовалась, я искренне обрадовалась. Решила, что ребёнок оттаивает, что начался запоздалый переходный период, что со временем всё устаканится, наладится. Наивно… У нас с Дашей шесть лет разница, и воспитателя из меня не получилось. Хах, какой воспитатель? Я тогда сама девчонкой была. Взвалила на себя ношу, с которой не справилась. Даже роль старшей подруги не осилила.

Я звякаю ложечкой о блюдце, поднимаю чашку обеими ладонями и делаю глоток. Остывший кофе горчит.

Определенно, пора что-то менять. Добавить сахару, купить билет на самолёт. Сколько можно? Ради Даши я бросила институт, отказалась от карьеры и долго работала курьером на полставки. Это было моё решение, мой выбор. Но, чёрт побери, дальше так продолжаться не может.

— Боже-боже! — вскрикивает шатенка за соседним столиком.

Я недовольно морщусь на нарушительницу покоя, поворачиваю голову и не верю своим глазам. Сбоку валят густые чернильно-чёрные клубы, дым с поразительной быстротой заполняет зал. По ушам ударяют крики заметивших неладное людей и грохот опрокидываемой мебели.

Крики перекрывает вой сирены, а между завываниями с потолка раздаётся голос администратора:

— Уважаемые посетители торгового центра, это не учебная тревога. Просьба как можно скорее проследовать к аварийным выходам и покинуть здание. Повторяю, это не учебная тре…

Объявление обрывается на полуслове. Теперь сирена воет не переставая. Люди разбегаются.

Лифтом при пожаре пользоваться нельзя. А эскалатором? Люди в панике мечутся во всех направлениях. Огня не видно, но дыма всё больше и больше. Я пригибаюсь к полу, воротом блузки закрываю нижнюю половину лица и со всех ног бегу к нормальной бетонной лестнице, но почему-то упираюсь в тупик с магазином игрушек.

— Помогите, кто-нибудь!

Воет сирена.

Я захожусь в приступе сухого кашля, пытаюсь сообразить, где я ошиблась и почему свернула не туда. Получается, я проскочила аварийный выход? Я слышу крики вдалеке, но рядом никого. Я мешкаю в тщетной попытке схватить побольше воздуха. Выход должен быть рядом… Ноги предательски подкашиваются, голова кружится от недостатка кислорода, я уже не иду, а ползу. В дыму ничего не видно, словно на коридор напала ночь.

Мне не выбраться, да? Где бы ни прятался выход, сейчас я бодаюсь со стеной. Я задыхаюсь от кашля.

Дрожащими пальцами я вытаскиваю телефон:

— Ну же, не сбрасывай. Алло, Даша? Послушай, я не хотела тебя обижать. Мне жаль, что я тебя расстроила. Я хочу, чтобы ты знала, что несмотря ни на что, я люблю тебя. Всегда любила.

— Э-эй, что на тебя нашло?!

Ура, не сбросила!

Я всхлипываю и широко улыбаюсь сквозь слёзы.

— Даш, тут в магазине пожар, а я, представляешь, заблудилась, — я продолжаю шарить по стене в поисках аварийного выхода, ползу, но поговорить в последний раз мне кажется важнее, чем преодолеть лишние пару метров. — Глупо, да? Послушай, я правда тебя очень люблю. Между нами было много всякого разного, — я захлёбываюсь словами, торопясь высказаться.

— Прекрати! Это нечестный приём! Я не буду пить и приеду вовремя, только прекрати!

— Даш, знай, что я никогда ни в чём тебя не винила. Больше никаких запретов. Я только прошу тебя, береги себя и проживи счастливую долгую жизнь. Я люблю тебя.

Руки и ноги больше не слушаются. Телефон выскальзывает из пальцев, перед глазами темнеет.

— Эй! Алло!

Даша на том конце паникует. Бедная девочка. Прощай… Всё, что я могу, это представить, как обнимаю её. И вдруг происходит что-то странное. Дымовую штору кто-то сдёргивает, и я оказываюсь на незнакомой дачной веранде. Повсюду бутылки, пустые и ещё полные — это первое, что бросается в глаза. Небритый парень завалил постанывающую девицу в углу прямо на дощатый пол и совершенно не стесняется зрителей. Две крашеные блондинки с одинаковым пирсингом в носу пьют прямо из горлышек. Четверо, матерясь, режутся в карты.

— Алло! Ответь же!

Я бросаюсь к Даше. Она за время разговора спустилась в сад и остановилась у старой яблони с растрескавшейся корой.

— Я здесь! — зову я.

Она не слышит, продолжает кричать в телефон.

— Даха, греби сюда! — одна из блондинок машет недопитой бутылкой.

— С тётей что-то случилось. Алло же!

— Да чтоб она сдохла уже!

Даша вздрагивает, будто её ударили, мотает головой.

И вдруг произносит то, чего я не ожидала:

— Тётя, прости, я тоже люблю тебя.

— Даш, я же здесь, не плачь. Посмотри, я в порядке, — я протягиваю руку, хочу погладить Дашу по плечу, привлечь внимание прикосновением, но пальцы проходят сквозь одежду, будто я не я, а голограмма.

Я испуганно отдёргиваю руку. Что за чёрт? Оказавшись на веранде, я не дала себе труда задуматься, но ведь мгновенное перемещение — это абсурд. И дружки Дашины, ни сама Даша меня не замечают, хотя я стою открыто у всех на виду.

— Даха! — орут с веранды.

Даша вздрагивает на каждый окрик, но стоит.

То, что я вижу дальше, повергает меня в ужас. На шее у Даши дёргается чёрная петля, а конец поводка тянется на веранду. И я ни секунды не сомневаюсь, что петля не возникла прямо сейчас, она существует очень давно, возможно, с того самого дня трагедии.

Откуда я знаю? Это способности привидений? Хотя, учитывая, что меня никто не видит, наверное, правильнее считать себя неупокоенным духом. Да какая разница?! Меня заботит сейчас не собственная смерть и не посмертие, которое я всегда считала утешительной выдумкой.

Если Дашу коснуться я не могу, то петлю подхватываю с необычайной лёгкостью. Чернота ошпаривает пальцы, контуры ладоней с тихим, слышимым мне одной шипением начинают растворяться, но я тяну узел. Я не сразу замечаю охватившее мои пальцы розовое сияние, оно испаряет черноту.

Прекрасно — я могу уничтожить и петлю, и поводок. И я это делаю!

— Даха, говорю!

— Да пошли вы! — рявкает освобождённая Даша. В сторону дружков она теперь смотрит с ужасом и гневом.

Я обнимаю её со спины, целую в щёку и делаю то последнее, что могу. Встряхиваю розовый свет как пуховое одеяло, и окутываю им Дашу. Теперь моя любовь с ней навсегда, как и моя защита.

Я отступаю улыбаясь. На меня накатывает волна слабости. Когда-то я читала фэнтези, и там, привидение, потратившее слишком много энергии, развоплощалось навсегда. Я снова смотрю на свои руки. Ну вот, я таю, как пломбир в июле. Я чувствую, что моё время подходит к концу, но я вполне счастлива.

— Тётя, я люблю тебя! — кричит Даша в телефон. — Живи, пожалуйста!

— Всё будет хорошо, Даш.

Меня ослепляет вспышка. Последнее, что я вижу — как вместе с выкриком от Даши вырывается свет, не моё розовое одеяло, а её собственный, перламутровый, завораживающе-прекрасный, подхватывает меня и сдувает, как летний ветерок пушинку одуванчика, а Даша бросается прочь с дачи.