Страница 47 из 196
— Лошадей отобрали, чтобы воевать против разбойников, правильно я понял? — Интересно, кто это на крестьянских лошадках решил воевать с теми разбойниками? Да и зачем? Неужели разбойники, поняв, что их надули со мной, решили пойти войной на баронство?
Это даже не смешно.
— Ага. Забрали и увели всех. — Кивнул он на мой вопрос, после чего обернулся на девочку. Видимо, её вид его успокоил, потому что он продолжил. — А у одних намедни корову свели. Бабы выли, хотели не отдать, так одну забрали в замок и того, выпороли. А мужиков, сказали, в ошейники оденут, если кто будет супротивиться.
Охрененно девки пляшут. Корову забрали? Всех лошадей? А народу потом что жрать? Корова или лошадь у многих основа хозяйства. Нет живности — нет и налогов.
— А если нету ничего — девок на выданье забирают. — Продолжал тем временем пацан, не смотря на меня.
Он снова оглянулся, но как-то судорожно, словно ждал преследования. Похоже, не верил, что давешние противники оставили нас в покое.
Девочка тоже начала оглядываться и вся сжалась.
— Куда забирают? — Не понял я последнего.
Я понимаю, живность, корову там, козу. Но с девок-то какой навар? Доить их что ли?
— Не знаю. — Почему-то зло отреагировал Ситочек, косо глянув на меня. — Их сначала замковые пользуют, а потом уводят куда-то. В нашей деревне почти всех уже свели, тока вон, сеструха осталась, да у бабки Тенихи дочка. Но на ту Петик засматривается, сын старосты. Это ты которому бока намял.
— А сестру почему не забрали? — Подначил я его. — Потому что ты на неё засматриваешься?
— Спряталась, кады лабухи пришли на прошлый раз за налогом. — Подначки пацан не принял. — Батя деньги-то пропил, живности у нас уже который год нет. Налог платить нечем, вот и хотели её забрать.
— Сегодня эти четверо тоже за сестрой пришли? — Начал я понимать причину возникшего конфликта. Похоже, лабухи все ещё занимаются своим привычным заработком, несмотря на таверну.
Я не был в баронстве около года, однако и раньше не особо интересовался деревенскими делами. Свои проблемы были.
— Да. — Хмуро ответил пацан и набычился. — Тока это они не по закону, а для себя захотели. Караван давно ушел, им повалять некого. На выданье и в соседних деревнях, почитай, кроме сестры, никого не осталось. А денег им жалко.
Глянул ещё раз на эту «девку на выданье», которой максимум двенадцать лет исполнилось, и снова вспомнил о ранних свадьбах в деревнях.
— А давно караваном последних девок увели? — Начал я собирать в голове кусочки информации.
— Так дней двадцать будет точно. — Подтвердил Ситочек мои умственные выкладки. — Сам сын барона их повёл. Приехал весь в праздничном, забрал замковую охрану, и увёл всех.
Кажется, я даже знаю, куда их увели. И где все они закончили свой путь. Значит, рабский караван собрал мой названный братик из людей
Снова пожалел, что не удалось лично прибить этого урода, портившего мне жизнь всё детство. Оказывается, он ещё и детей увёл, чтобы скормить их демону. Я-то думал, там были, хотя бы в основном, взрослые.
Давно заметил, что для городских десятилетние — это дети. А вот в деревнях — это взрослые. Точнее, это мальчиков касается. Девочки в этом мире всю жизнь товар и голоса не имеют. Разве что, некоторые мужем командовать умудряются, хотя имущество могут иметь только аристократки или благородные леди.
Кстати, слово «леди» и обозначает, что данная особа имеет равные имущественные права с мужчинами, это не просто вежливая форма обращения.
Теперь понятно: никто тут и не ждет, что угнанные девочки хоть когда-нибудь вернутся назад. Все местные, небось, только радовались, что от налога удалось отмазаться. Пусть и всего на один год. Девочка — это вам не корова или коза. Даже не курица.
От нового налога помогла избавиться и ладно, не зря рожали. Эгоисты.
— Говоришь, налог жена барона придумала? — Задумался я всерьёз.
Кажется, есть ещё один претендент на мою месть, про которого я почему-то стал забывать. Очень зря.
— Ага. — Хмуро буркнул пацан в ответ. — И девок вместо живности забирать тоже её придумка.
Любовницу своего отчима я помнил хорошо. Она нагло припёрлась в замок, когда мне было около трех лет, так что это событие из памяти стёрлось. Мама тогда была жива, а я по молодости лет не смог оценить эпохальности этого события.
Зато отлично вспоминается, как эта женщина постоянно жаловалась на меня и науськивала своего сына, моего сводного братца. Думаю, отношение ко мне Ветуди — результат воспитания этой самой крестьянки. Именно с её подачи тот решил, что я отобрал у него «законное место». Сама она меня ни разу не наказывала, кстати.
Нет, это не из-за природного гуманизма, если кто-то мог подумать. И маму она не боялась, к тому времени титул уже был у барона.
Она боялась меня.
Помнится, я открыто заявил о готовности её убить, если она только попробует применить ко мне силу. Было мне тогда лет семь, кажется, но она поверила. Видимо, спинным мозгом почувствовала, что я готов выполнить свою угрозу. В те времена друзей у меня не водилось, так что нового врага я встретил спокойно.
Сначала она действовала только через своего сына, но потом решила начать прямые военные действия.
Наш первый открытый конфликт случился, когда моя мама только-только умерла. Эта дура радовалась почти в открытую, и решила, что настал её звёздный час. Однако, я оставался благородным, а она — деревенщиной, пусть и пробившейся наверх, раздвинув ноги. Случись что, по закону мне бы за её убийство ничего бы не было. Особенно, если бы она меня первая ударила.
Что я ей открыто и заявил.
А вот сынок, пока был несовершеннолетним, мог меня терроризировать в полной мере. Но опять же, без оружия, только на кулаках. Иначе всё равно его бы ждала казнь за нападение на благородного, на возраст в этом случае всем наплевать.