Я Распутин

А мы не гордые… Я вышел из Зимнего, вздохнул морской воздух полной грудью. Рядом Нева несла свои свинцовые воды, дул холодный ветер. Но октябрьское солнышко постепенно нагревало город и уже успело расплавить снег. Дворники сгребали конские яблоки, по брусчатке мимо проехала богатая карета, запряженная четверкой лошадей.

Ко мне подошел усатый городовой с шашкой-селедкой на боку, строго спросил:

— Почто колобродишь у дворца? Кто таков?

— Тобольский крестьянин, Распутин. Вызывали к Столыпину.

— К самому первому министру? — поразился городовой

— К нему.

— И зачем же ты ему нужон?

— То дело секретное, касаемо его детей.

Городовой снял фуражку, в сомнении почесал затылок.

— Ладно, иди.

И я пошел по Невскому. Он практически не изменился за сто лет — все также по нему фланировала разодетая публика, сияли начищенные витрины магазинов и рестораций. По проспекту шла самая настоящая конка и я не удержался — проехал пару остановок. Это было… необычно!

У дома Гейденрейха я вышел, заглянул на почту. Дал две телеграммы в Покровское. В одной коротко сообщал жене, что со мной все в порядке, я молюсь за нее и детей, высылаю переводом денег. Во второй, адресованной шурину Николаю Распопову спрашивал не хочет ли он, вместе с моим покровским со молитвенником Ильей Ароновым приехать в столицу. Имена односельчан я узнал из писем — судя по дружескому тону в переписке это были люди, на которых можно положиться. А мне такие в Питере ой как нужны!

Пятьдесят рублей разделил так. Двадцать послал жене, тридцать Распопову на дорогу. Третьим классом как-нибудь доедут. Обратным адресом указал собственный дом Лохтиных. Я точно собрался из него съезжать — от увядших прелестей Ольги надо бежать, но куда?

Остро стоял вопрос с деньгами. В кармане звенела мелочь, все свои капиталы я выслал в Покровское. Срочно нужен был источник пополнения финансов. Царь? Деньгами в семье заведовала скупая Алекс и министр царского двора. С этих поди получи хоть что-то.

Можно было бы взять патенты на разные изобретения, которые появятся в будущем. Но когда от них пойдет отдача? А деньги нужны прямо сейчас.

В мрачном расположении духа я вернулся к дому Лохтиных и обнаружил перед ним толпу народа.

Народ гудел, переругивался. Многие щелкали семечками, сплевывая на мостовую. Я увидел пару журналистов с камерами на треногах.

Была чистая публика — стояла даже чья-то коляска-двуколка. Но в основном клубился простой люд — крестьяне, мастеровые.

Я встал за углом, прислушался. Одна женщина в платке рассказывала соседке:

— …ожег меня своими глазищами, я вся замерла аж… А внутри так тепло стало

Другой старичок, на клюке интересовался — Как же старец то излечивает? Силой молитвы, али какие заклинания знает?

Ему отвечали:

— Да православный он. Заклинания то читать грех большой!

Ясно. Мне предстоит целое представление.

Быстрым шагом я вышел из-за угла и сразу стал крестить народ:

— Господи помилуй! Поздорову ли православные?

— Григорий, он!

— Распутин, Распутин!

Толпа подобралась, стала напирать. Ослепляюще щелкнули вспышки магния в фотоаппаратах.

— Почто стоите тут, кого ждете? — я взобрался на крыльцо, скинул армяк на перила. А прохладненько так! Солнышко зашло за тучки — переменчивая питерская погода показало свой обычный норов.

— Благослови нас, отец родной!

— Помоги деньгой

— Исцели, исцели!

Просьб о лечении было больше всего.

— Не я врачую, лишь Бог. Через молитву святую! Ежели и правда хотите оздоровиться, помните! Исцеления телесного без духовного не бывает! Молитесь, причащайтесь, да исповедуйтесь. И не грешите.

— Благослови нас, святой человек!

Толпа еще что-то кричала, но я затянул «Царю Небесный» — третью из тех молитв, которые знал более-менее:

— Царь Небесный, Утешитель, Дух истины, везде сущий и всё наполняющий…

Народ дружно подхватил.

Молились мы в унисон и на последних словах выглянуло солнце. Луч света появился сначала на крыше дома, спустился на крыльцо и наконец, попал в толпу. Никаким чудом, это, разумеется, не было, но люди решили иначе.

— Свят, свят! — раздались возгласы.

Я перекрестил всех, зашел в дом. Можно сказать, даже сбежал.

Внутри уже ждала бледная Лохтина. Пока меня не было Ольга переоделась в темное платье, накрылась платком. Женщина схватила мою ладонь, стала целовать.

— Ольга Владимировна! — я попытался отнять руку, но какое там…

— Прости отче! — шептала она — Согрешила я утром, не удержалась! Бес в меня вселился. Грех это святого соблазнять!

— Я не святой! — почти выкрикнул я

В прихожую заглянул широкоплечий, бородатый мужик в хорошем шерстяном костюме. Его глаза на выкате смотрели на нас с испугом.

— Слышу шум, а драки нет — пробасил гость, потирая рваный шрам на щеке

— Кто ты? — невежливо ответил я, наконец, выдергивая руку у Лохтиной

— Это сосед наш, по даче. Капитан Стольников — представила мне мужика хозяйка — Дело у него до вас, Григорий Ефимович. Важное

— Не до дел мне сейчас — общения с толпой хватило с лихвой. Хотелось покоя.

— Не откажи, отче! — губы капитана задрожали — Умираю я!

Я оглядел здоровенную фигуру Стольникова. Не похоже, что он умирал. Разве что рак какой внутри. Так тут я не помощник.

— Духовно погибаю — добавил капитан — Сил нет, хоть в петлю лезь

— Ну пойдем в гостиную — тяжело вздохнул я, повернулся к Лохтиной — Ольга Владимировна, нам бы чайку.

— Сейчас все будет, прислуга уже вернулась.

Как только мы расположились в гостинной, кукушка в часах прокуковала дважды. Время обеда, а в желудке пусто.

— Измучило меня мое горе, отче.

— Не священник я, не рукоположен

— Так даже лучше — покивал Стольников — Был я у попов в Лавре и вообще… Обошел все главные монастыри. Нигде мне не захотели помочь, везде гнали бородатые вороны.

— Какой же грех на тебе? — удивился я