(Не) брать!

Странно, что он не вышел поглазеть на то, как я разворачиваю эти царские подарки. Это не в его духе, он привык держать все под контролем. Если только он не испугался моей реакции. Я задумалась. Испугался, что мне не понравится? Мало вероятно — тут было бы все просто — замена. Значит, — и мой негромкий смех разнесся по гостиной, — он думает, я рассержусь. Хотя, если честно, первая мысль была среагировать именно так, но не из-за того, что купил, а из-за того, что сделал это вопреки моему решению. Немного подумав, я взяла пару нужных мне пакетов и утащила наверх, в спальню. Считаю необходимым продемонстрировать господину Орлову на что ушли его кровные. С хитрой улыбкой я спустилась вниз, подошла к двери, ведущей в кабинет и без стука толкнула.

Глеб сидел за компьютером, что-то напряженно печатая, поднял голову на звук открывающейся двери и удивленно окинул меня взглядом с головы до ног.

— Мы куда-то идем?

— Нет. Зашла тебе продемонстрировать покупки, милый, — улыбнулась ему.

— Ммм, милый? А мне нравится, — откинулся на спинку кресла, лениво наблюдая за мной.

— Спасибо. Мне понравились вещи.

Он слегка кивнул, но, видно, немного напрягся, пытаясь понять, что я задумала.

— Особенно, это пальто, — я покрутилась, демонстрируя покупку. — Тебе как?

— Мило.

— Мило и все?

— Ну, нормально. Поль, что я должен сказать?

— Ты сам выбирал?

— Честно? Нет. Я не разбираюсь в этом. Костю попросил.

— Он покупал? — удивленно уставилась я.

— Нет, конечно, — засмеялся Глеб, — у него Римма, помощница есть, думаю, ей спустил. Она такими делами занимается у него.

— Аааа, понятно. Тогда я не по адресу пришла.

— В смысле?

— Пойду Костю отблагодарю, — сказала я, повернулась, одновременно скидывая пальто на пол, оставаясь в одном нижнем белье. — Уж, не знаю, кто его выбирал, но вкус у этого человека точно есть. А то некрасиво, как-то получается, человек старался, а результатов не увидит.

— Потапова, стоять на месте, — прорычал Глеб, быстро пересекая кабинет и буквально перед моим носом захлопывая дверь, пресекая пути к бегству. Развернул к себе, медленно провел глазами по моему телу, останавливаясь на груди в шикарном черном бра, чуть отодвинулся, посмотрел ниже. — За такие вещи нужно награждать и приговаривать к смертной казни, — сказал тихо, едва касаясь моего уха губами. — Выбирай — первое или второе. Ммм? — наклонился и прикоснулся губами чуть выше чашечки лифчика. Внезапно кабинет разрезала громкая трель телефона.

— Черт, — выругался Глеб. — Не двигайся.

Я кивнула. Он бросил на меня взгляд и прошел к столу, схватил телефон, посмотрел на дисплей, нахмурился и ответил на звонок.

21

— Да.

Послушал ответ.

— Когда?

Вновь тишина.

— Понял. Буду.

Отключился.

— Поль, отец звонил. Мне надо к нему.

— Конечно. Я сейчас быстро оденусь. Домой поеду. Ты можешь мне такси вызвать?

— Нет, ты здесь останешься. Я не думаю, что надолго задержусь.

— Глеб, я поеду. Мне надо, в конце концов, цветы полить.

— Ну да, цветы, — задумчиво проговорил Глеб. — Тогда я сам тебя довезу.

— Ладно, — развернулась, открыла дверь и направилась в спальню.

— Но сегодня я за тобой заеду, — послышалось в спину. — Позвоню, как освобожусь. Пойдем, поужинаем куда-нибудь?

— Договорились, — не останавливаясь, на ходу бросила я.

Как же не хотелось уезжать самому и ее отпускать. Но отец сказал — дело срочное, а это значит, при любом раскладе нужно явиться.

Глеб довез Полину, поцеловал аккуратно на прощание, все еще беспокоясь о ее губе.

— До вечера, — тихо шепнул ей в губы.

— До вечера, — также тихо ответила она.

Подождал, пока она скроется в подъезде. Обвел глазами ее дом — обычная неновая многоэтажка. Орлов не был ханжой, но ему не хотелось, чтобы Поля жила в этом убогом доме. Да тут, наверное, о камерах видеонаблюдения и консьержах ничего не знают. И, в принципе, ушел недалеко от истины. Безопасность — не про это место.

Отъехал от подъезда и набрал Костю.

— Кость, приставь к Поле снова человечков, как всегда, бесшумно.

— И тебе добрый день, Глеб Аркадьевич! — усмехнулся тот. — Надолго?

— Когда надо снять — скажу.

— Понял. Будет сделано.

— Привет, сын!

— Приветствую! — поприветствовал отца, заходя в его кабинет. — Что за срочность?

— Я тебя отвлек от чего-то важного? — иронично поднял бровь отец.

— Нет. Слушаю.

— Ладно, — выдохнул батя, — к делу, так к делу. Я сегодня лечу в Нью-Йорк на встречу с Хасаном. Пока ты занят, без сомнения, важными делами, — делая на последней фразе язвительное ударение, продолжил отец, — я, кажется, нащупал, чего хочет господин Мурад Беджиков.

— Так. И что?

— Этому молодому засранцу стало наркоты мало. Он уже несколько лет занимался поставкой оружия небольшими партиями мелким бандитским группировкам в южной Африке. Решил позариться на больший кусок. Договор с Гарсиа заключил, хотят наши каналы отдавить. Передел хотят немаленький устроить, людей важных подключили. Надо убрать Мурада с пути, как можно скорее, он так просто без внимания не оставит январский товар. Тебе, надеюсь, не надо рассказывать, что произойдет, если партия не дойдет до адресата?

Глеб утвердительно кивнул.

— Что от меня требуется?

— Я лечу с Хасаном встречаться, чтобы тыл прикрыл на южном направлении, а ты, мой друг, летишь в Швейцарию, встречаешься с Кано. Я договорился. Пусть за Гарсией вдалеке присмотрит.

— Пап, Кано безбашенный. Ты уверен?

— Зато Гарсию люто ненавидит, тот как три года назад заложил его сомалийцам, так и воюют. И если есть хоть мизерный шанс убрать с пути Гарсию, Кано это сделает, уж поверь мне.

— Но он захочет что-то взамен.

— Наркота — категорически нет. А вот, думаю, некий вид товара мы у него готовы будем на переправку взять. Плюс не забывай, сын, если он Гарсию уберет, многие пути для Кано открываются.

— Понял. Вылетать когда?

— Я в четверг вернусь, а ты в пятницу туда к ужину должен прибыть. Так что после обеда отчаливаешь.

— И надолго? — спросил напряженно.

Отец задумчиво смотрел на сына, потом встал со своего кресла и подошел к окну, окинул взглядом печальную серую картину за стеклом: моросящий дождь со снегом, ветки деревьев, лишенные листвы, свинцовые облака. И не поворачиваясь к Глебу, несколько безразлично спросил:

— Ты так и не расстался со своей цветочницей?

— Тебя это не касается.

— Ошибаешься, милый мой, — сказал резко, отворачиваясь от окна. — Если мой сын в разгар назревающей войны задает такие вопросы, значит, очень даже касается! Слушай, а она знает, чем ты занимаешься? Знает, сколько на твоих руках крови? Знает, что ты не просто папочкин наследник, что ты по уши в этом во всем и никогда вылезти не сможешь? Она готова к этому?

Глеб, не мигая, смотрел, вдруг вспомнились ее слова «Отпусти меня. Ты не имеешь права меня втягивать в это».

— Глеб, оставь ее. У нее своя жизнь, у нее дочь. Ты простишь себе, если что-то с ней случится?

— Нет, пап, не прощу! Но… — он остановился, подбирая слова, — черт, — провел пятерней по волосам, — а если я не могу ее отпустить? Пытался, но не могу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Глеб, — сказал жестко. — По-моему, с детства я тебя учил, что не бывает «не могу», есть «надо».

Глеб вспылил.

— А, может, я сам разберусь со своей личной жизнью?

— Но ты этого не делаешь!

— Отец, я тебе уже говорил, не смей лезть в это!

Зная сына, Аркадий Иванович понимал, что лучше не доводить — таким путем ничего не добьешься. Тяжело вздохнув, сел в кресло.

— Как знаешь. Но давай договоримся, она не должна мешать делу. Хорошо?