Страница 8 из 25
– Какой ужас, – с сарказмом бросает брат. – Ещё встретил старого знакомого. Думаю, он оценил.
– Оценил?
– Прикрыл меня.
– И кто это?
Челюсть Мэйса сжимается. На шее вздуваются вены и играют жевалки.
– Ди. Ты как-то виделась с ним.
– Виделась с ним, – эхом отзываюсь. Не знаю, видит ли Мэйс, что я всего лишь делаю вид, что вспоминаю, но это не требуется. Я всё помню. И, вероятно, помню не только я.
Мэйс смотрит на меня. Его лицо стало мрачным. Я отчетливо вижу, что медленно к нему подступает ярость.
– Если бы я мог вернуться назад, помог ему, – цедит он.
– В чём?
– Разбить голову Сида об каждый угол ринга.
Проглатываю ком, что застрял поперёк горла и киваю.
– Не будем об этом.
– Клянусь, если когда-нибудь увижу его, просто убью.
– Хватит, – прошу я.
Мэйс награждает меня ядовитым взглядом. Даже в тусклом свете вижу, как расширились его зрачки и участилось дыхание. Знаю, сейчас он не слышит меня, или слышит, но слишком смутно и не разборчиво, в любом случае, говорю, что должна:
– Я тоже виновата.
Несколько секунд, и Мэйс вытягивает руку из-под моей спины, отодвигаясь в сторону. Конечно, он не считает меня виноватой. Он думает, что я тот самый ангел с нимбом над головой. И это хорошо. Он не слышит того, что слышу я. В моём сознании эхом звучат слова Сида. Все слова. Я помню каждое, но заостряю внимание только на вопросе, что он повторял несколько раз:
– Что у тебя было с ним?
Я не понимаю, как он мог узнать, догадаться или почувствовать, что что-то было, но он был уверен. Он орал что-то про поцелуй, именно про поцелуй, который был. С этого дня начался ад. Бесконечный и жестокий.
Мэйс поднимается на ноги и направляется к двери. Спустя несколько минут, за ним иду я. Он не желает слушать, что я говорю, как смехотворно, ведь сейчас, когда стараюсь донести до него правду, он не желает слышать и принимать. Отчасти, вина на мне, но Мэйс свято верит в мою невиновность. Хотелось бы в это верить тоже.
Постельное уже ждёт меня на диване, когда захожу в квартиру, не найдя взглядом брата. Следом слышу, как начинает шуметь вода в ванной комнате. Включаю камин и расстилаю спальное место. На несколько минут включаю телевизор, но так и не найдя ничего, что рассеет грусть, выключаю его, погружаясь в тишину и темноту. Только камин отбрасывает на плитку тёплый свет, во многих окнах напротив здания, свет погас.
Тяжело лежать и ничего не чувствовать. В прямом смысле. Я могла бы сказать, что у Мэйса слишком холодный диван, но тогда совру, ведь рядом камин, огоньки которого игриво переплетаются между собой и тлеют, поднимаясь выше. Это всего лишь иллюзия, ведь он электрический, но, когда закрываешь глаза и слушаешь треск полыхающей древесины, вполне получается обмануть себя. Время давно перевалило за два, а сон так и не приходит. Я то и дело возвращаюсь на несколько лет назад и прокручиваю то, что сделала: отказалась от чего-то лучше. Если бы не та глупость с возвращением, возможно, ничего бы не случилось. Но всё случилось.
Подтягиваю мягкое одеяло к лицу и втягиваю аромат ополаскивателя. Может быть, мой брат засранец, но засранец, который любит чистое и вкуснопахнущее. И когда я снова пытаюсь расслабиться под приятные звуки, вновь возвращаюсь к прошлому. В конечном счёте, с раздражением подскакиваю с дивана и вместе с одеялом щеголяю в спальню Мэйса. Мне нужно несколько секунд, чтобы ловко проскользнуть на порог и улечься в его кровать. Конечно, держа расстояние. Это всё-таки мой брат, но рядом с ним спокойнее. Хотя, это спорно, ведь он подлетает и смотрит на меня широко распахнутыми глазами, словно я – вор, пробравшийся в квартиру.
Замешательство и непонимание моментально отражается на его лице.
– Это что за нахрен!?
– Я не могу спать одна, – признаюсь я.
Мэйс устало вздыхает и сонно трёт глаза, продолжая оставаться в сидячем положении.
– Нам не пять, чтобы ты бегала в мою кровать. Под диваном нет бабайки.
– Теперь она в моей голове.
– Ладно, – повержено тянет брат. – Хочешь об этом поговорить?
– Нет.
Что-то непонятное пробурчав под нос, он плюхается на подушку и протягивает под неё руки. Кроме того, он разваливается в позе звезды, из-за чего пространства становится меньше.
– Ты не мог бы сдвинуться? – прошу я, толкая ногу на его сторону кровати.
– Нет, – с улыбкой, заявляет он. – Это моя кровать.
– Ты самый большой засранец в мире, Картер.
– А ты самая большая заноза в мире, Картер.
Буркаю и укладываюсь поудобней. Как ни странно, но в следующую секунду понимаю, что улавливаю тот самый желанный покой для сна.
Глава 3
Ди
Открываю тяжелую деревянную дверь с золотистой ручкой, краска которой в большинстве своём отвалилась или стерлась, и захожу в здание, отданное братству. В нос сразу ударяет терпкий запах алкоголя и кучи грязных вещей, причём запах настолько едкий, что глаза начинают слезиться. Смотрю по сторонам холла и не вижу ни одной живой души, по этой причине решаю провести себе экскурсию, с каждым шагом желая не наткнуться на тело, захлебнувшееся в своей рвоте. Сейчас почти вечер, и что-то подсказывает мне, парни не были сегодня на ознакомительных лекциях.
Груды жестяных бутылок, стеклянные практически все разбиты, пустые пачки чипсов, белые дорожки и наконец-то живой человек, хотя по его виду не скажешь. На диване лежит худощавый парень и из-за высокого роста ему пришлось перекинуть половину ног за диван, положив их на подлокотник. Его лицо выглядит неестественно бледным, чёрные волосы мокрые и спутанные, но на лице блаженная улыбка.
Подхожу к нему и хлопаю ладонью по щеке, которая, к моему сожалению, оказалась мокрой – скорее всего слюни. Сжав губы, вытираю руку о штаны и пихаю парня коленом в бок, но он все так же спит. Вдруг он начинает облизываться и кряхтит:
– Пошёл на хрен, Бобби.
Секунду медлю, прежде чем ответить:
– Похоже, он уже там, – если его нет на первом этаже, то он может быть на втором, но это я не собирался говорить только что очнувшемуся парню с жутким запахом изо рта и скорее всего больной головой.
Глаза парня резко открываются и в шоке смотрят на меня. Он оглядывает меня с ног до головы и визжит.
– Мы все вернём, мужик, только скажи, где Бобби? Просто вчера совсем загулялись и забыли про это, не обессудь, – хриплым голосом с примесью испуга, говорит он.
Нервно дёргаю плечом. Тупые стереотипы. Не все испанцы должны быть торговцами.
– Понятия не имею, где Бобби. Может, умер где-нибудь здесь от передоза, – резко отвечаю ему. – Что более вероятно.
Его глаза округляются ещё больше.
– Нет-нет, не забирайте его.
Я заметил застывшие слёзы в его глазах. Больше мучать доходягу не видел смысла.
– Расслабься. Тебе в следующий раз стоит запоминать барыг в лицо, чтобы избежать таких ситуаций. Перед тобой мог быть кто-то менее благородный, и заставил бы вывернуть штаны, оставив без цента.
Но тело парня действует обратно моим словам. Он дёргается, садится на диване, повернув голову в мою сторону, и тяжело дышит.
– Какого хрена ты тогда здесь делаешь? – уже более грубо спрашивает он. Наконец-то правильные вопросы.
– Теперь я также состою в братстве.
– Вместо Бобби? – парень вздыхает.
Закатываю глаза от этого придурка.
– Понятия не имею.
Что-то или скорее кто-то смеётся за диваном, издавая хныкающий звук:
– Чувак, не кипишуй, я здесь.
Парень тотчас подпрыгивает на диване, быстро встаёт и заглядывает за его спинку.
– Слава яйцам, Бобби, я думал тебя забрали и продали на чёрном рынке, – на его лице расцветает облегчение.
– Ага, я слышал. Ты так переживал, что даже не чувствовал, как я толкаю спинку дивана от смеха.
Парень тянет руку вниз и слышится характерный хлопок.
– Зачем по животу, идиот!? – кряхтит тот, что за диваном.