Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 65 из 105

Прикрыв на секунду глаза, Иван Яковлевич помолился Будде, Христу и Мухаммеду, чтобы все в Маньчжурии оглохли, и еле живой, от схлынувшего адреналина, на карачках подполз к штабелю ремонтных шпал и выглянул из-за них. Толпы китайцев с мечами наперевес неслись к нему. Или это японцы с мечами? А китайцы с чем? С алебардами? Это наше. Вот, на стенке же у начальника «Департамента Общественной Безопасности» висит. Шангу. Нет. Точно! Шуангоу — это крючковатые мечи с серпообразным лезвием у рукоятки. Красивые. Брехт, каждый раз, бывая в этом кабинете, на них засматривался. Нужно себе такие заказать. Будет, что внукам показать.

На Ивана Яковлевича, размахивая во все стороны шуангоутам этими, летело бесчисленное множество китайцев.

Нет. Ни кого. Словно вымерла Маньчжурия. Может Будда услышал? Или Христос? Подождал пару минут. Нету китайцев. И, слава богу. Брехт оглянулся. На солнышке лежали в живописных позах трое патрульных. Найдут вскоре, по дороге довольно часто ходит патруль, хотя это они и есть патруль. Тем более, не вернутся и хватятся. Что бы такое придумать, чтобы на него точно подозрение не пало. Как там, в «Бриллиантовой руке». «А вот это попробуйте». Крамольная мысль сейчас Ивана Яковлевича посетила. Просто за гранью. Зато, каков будет эффект!

Мысль такая. Хотя, сначала про китайцев. Вот русские люди они верят в приметы и кучу их всяких напридумывали. Баба с пустыми вёдрами. Кот чёрный. Соль просыпанная. Да, много. Целую книгу можно написать. Только это все с комариную струю по сравнению с причудами китайцев. Тут столько примет и всяких страшилок понавыдумывали, что просто просыпаться страшно. И если русские как-то всё же это с юмором воспринимают или на авось надеются, то в Китае с этим не забалуешь. Одна только примета про лапшу чего стоит. Чем длиннее лапша в вашем супе, тем дольше вы проживёте. И главное, когда будете есть лапшу, то нужно её всасывать до конца, а не кусать. Иначе сами себе жизнь сократите.

Чёрт с ней с лапшой. На днях Бич рассказал Брехту про китайских демонов, которые называются — Цзянши, что по-китайски значит «окоченевший труп». В Корее и Японии они тоже есть и почти так же называются. Интернациональные демоны. Считается, что тела цзянши настолько одеревенели, что они не могут сгибать свои конечности, а потому должны передвигаться прыжками с вытянутыми для равновесия руками. Посмотрел Брехт на трупы солдат и решил из них цзянши понаделать. Понятно, что пока не одеревенеет, то стоять и тем более прыгать не будет, но сидеть тут и ждать нельзя, в любую минуту могут люди появиться.

Придумал следующее. Взял рядом со штабелем шпал и в щебёнке вырыл две небольшие ямки. Поднял двух солдат, облокотил их на шпалы и ногами поставил в ямки. После этого засыпал им ноги по щиколотки назад камнями. Получились два полулежащих трупа. Или полустоячих, точнее. Расстегнул им кителя и сунул под мышки им приклады винтовок. Потом приподнял сержанта и попытался нанизать его на штыки. Рухнула вся эта конструкция. Другой бы бросил, да сбежал, но Брехта идея равновесия захватила, и он чуть изменил параметры. Выкопал ямку для сержанта и заделал туда его ноги, потом воткнул в него две винтовки и приподнял. Стоять, один чёрт, товарищ отказывался, пока пробовал запихнуть приклады солдатикам, проклятый сержант соскальзывал. Придумал выход. Продел ему винтовку через китель в штаны и после этого поднял. Теперь закрепил сначала у одного солдата под мышкой приклад и застегнул китель, потом у второго.

Ну, не самая устойчивая конструкция получилась и эффект не тот получился, на который рассчитывал, но один чёрт выглядело это жутко. Стоят два мёртвых солдата с винтовками, а у них на штыках чуть обвис, склонив голову набок, сержант. Сержант прямо весь в крови. Пока его штыками тыкал, порядочно натекло. Сам, между прочим, китель тоже извозил по самое "небалуйся".

Сил наслаждать натюрмортом не было. Глотнув водки добрых два глотка из фляги, и сняв китель, изгвазданный кровью, Иван Яковлевич спокойным (наверное) шагом поплёлся к железнодорожной станции.



Событие сороковое

Бухают три алкаша. Вдруг один из них отключается и падает мордой в грязь. Другой говорит третьему:

- Вот, за что я люблю Леху, так это за то, что он всегда знает, когда остановиться!

Эти метры до станции, как дорога на Голгофу. Иван Яковлевич шёл, чуть покачиваясь, изображая пьяного. Китель свернул так, чтобы не было видно крови, и нёс в руке. Сто метров. Тишина и спокойствие. Жаворонок в небе заливается, ветер трепещет серпастым-молоткастым красным знаменем на крыше железнодорожной станции.

Двести метров. Ни чего не изменилось, разве, стал виден, скрытый раньше мезонином на станции флаг Маньчжоу-го. Ага, вон на лавочке у станции сидит «сидоров кассир». Семечки лузгает. Специально привозят ему время от времени машинисты из Читы. Здесь подсолнухи никто не выращивает. Есть несколько только в палисаднике огромного домины, что достался Брехту от самоубийцы несостоявшегося. Зелёные ещё, маленькие.

Триста метров. На крыльцо станции, не на парадный выход, а сбоку для персонала вышли его родственники и с ними ещё пяток рабочих, но не его встречать вышли. Стоят лицом к железной дороге, а значит к нему почти спиной. На что-то руками показывают. Голосов пока не слышно.