М - 4

— Постараюсь, товарищ Сталин, — скрыл тяжелый вздох контрразведчик. — Но должен сразу сообщить, ни я, ни товарищ старший лейтенант точно и сами ничего не понимаем.

— И все же постарайтесь. Я внимательно слушаю, товарищ капитан…

— Значит, нет никакой, — Иосиф Виссарионович иронично хмыкнул, — «машины времени»? Просто спасательный круг с застрявшей в нем немецкой пулей?

— Так точно, товарищ Сталин. Мы с товарищем старшим лейтенантом предположили, что дело именно в нем. По крайней мере, об этом говорят факты — во время всех перемещений этот круг постоянно находился рядом с нами. А до того — рядом со старшим лейтенантом. — И где он сейчас? — усмехнулся Сталин, глаза которого при этом оставались настороженно-холодными.

— Везти его сюда я посчитал опасным, оставив на борту «Адмирала Григоровича», в сейфе командира корабля. Капитану второго ранга Аксенину я никаких подробностей, разумеется, не раскрывал.

— Разумное решение, — согласился Иосиф Виссарионович, заметно расслабившись и занявшись набиванием трубки: похоже, сама мысль о том, что непонятный артефакт может оказаться в Москве, ему категорически не понравилась. — Хорошо, товарищ Шохин, я вас понял. И считаю, что вы поступили правильно. Возможно, мы еще вернемся к этой теме, но не сейчас. К слову, вы очень доходчиво объяснили мне суть теории этих самых… параллельных миров. Товарищ Сталин, конечно, не физик и, гм, не писатель-фантаст, но мне кажется, нечто подобное вполне может оказаться правдой. Особенно в свете тех доказательств, что вы привели. Оставим это, сейчас речь пойдет о другом.

Вождь замолчал, закуривая. Сделав несколько затяжек, продолжил:

— Сейчас мы поговорим вот про эти документы, касающиеся успешно продолжающейся в настоящий момент Харьковской операции. Поскольку именно вы их и подготовили, интересует ваше мнение, товарищ Шохин. Можете не стесняться, я уже дочитал до конца.

Поколебавшись пару секунд — а чего, собственно, стесняться-то? Он и без того много чего наговорил, а когда Иосиф Виссарионович вскроет четвертую папку, его судьба и вовсе полностью и бесповоротно окажется в его руках (ха, смешно, как будто бы сейчас не так!), — контрразведчик решительно ответил:

— Товарищ Сталин, единственный шанс избежать еще одной сдачи города — немедленно прекратить наступление и встать в глухую оборону! Иначе снова потеряем Харьков. Сейчас девятнадцатое, до начала немецкого контрудара почти неделя, еще можно успеть. Но изменить что-либо сможете только вы.

— Я вас услышал, товарищ Шохин, — глухо сообщил Вождь. — И более того, пришел к такому же выводу. На сегодня разговор закончен, вас проводят. Скорее всего, вскоре вы снова понадобитесь, поэтому вас разместят в этом здании. Полагаю, не стоит напоминать, что о содержании нашего разговора никто не должен знать? Даже ваше непосредственное начальство?

— Но… как же, товарищ Сталин?! — опешил контрразведчик. — Ведь я сотрудник наркомата государственной безопасности и…

Усмехнувшись в прокуренные усы, Иосиф Виссарионович поднял ладонь:

— Ввиду особых обстоятельств, с этого момента вы находитесь в подчинении Ставки Верховного Главнокомандующего и меня лично, с присвоением очередного звания майор государственной безопасности, поскольку официально остаетесь сотрудником своего наркомата. Соответствующие документы будут подготовлены через час. Теперь вы, товарищ Шохин, мой личный представитель и консультант по вопросам… ну, скажем так, контактов с нашими, гм, «гостями». По всем вопросам докладывать лично мне. Вопросы?

— Вопросов не имею, — сдавленно выдохнул Сергей, еще не до конца осознавший произошедшие с ним головокружительные перемены. — Благодарю за присвоение очередного звания, товарищ Сталин! Служу Советскому Союзу!

— Вы свободны, товарищ майор. Ступайте, вас проводят и разместят. До свидания.

— До свидания, товарищ Сталин! — на непослушных ногах дойдя до дверей кабинета, особист вышагнул-выпал в приемную.

Сидящий за своим рабочим столом Поскребышев равнодушно поднял бритую голову:

— Все нормально, товарищ капитан государственной безопасности? Хорошо. В коридоре вас ожидают, проходите.

— Благодарю, Александр Николаевич, — вовремя припомнив, как зовут бессменного сталинского секретаря, кивнул Сергей, чуть пошатываясь, выходя из приемной…

Отложив в сторону докуренную трубку, Иосиф Виссарионович в который раз просмотрел лежащие перед ним листы с текстом и черно-белые карты, распечатанные каким-то неведомым способом — Шохин назвал его «лазерным принтером». Про лазеры Иосиф Виссарионович слышал, да и книгу писателя Алексея Толстого читал, а вот второе слово оказалось незнакомым. Вероятно, очередной англицизм, которых у предков, как он успел заметить, встречалось великое множество.

Что ж, новоиспеченный майор госбезопасности прав: сейчас, девятнадцатого февраля, шансы изменить ход событий еще имеются, и шансы эти достаточно серьезные. В первую очередь нужно связаться с Ватутиным, чтобы он притормозил продвижение своих танковых корпусов. Затем отдать приказание Павлову за день-два перебросить 25-й ТК из-под Запорожья в Синельниково, до которого всего-то три десятка километров, и которое попадет в окружение только 22 февраля, и Павлоград, захваченный фашистами днем позже. Заодно и в плен не попадет. Вряд ли они продержатся достаточно долго против второй танковой дивизии СС «Рейх», бомбардировочной авиации и еще двух подходящих с востока ТД, но упорная оборона Синельниково и Павлограда в течение нескольких следующих дней позволит выдернуть из кольца будущего окружения как минимум две стрелковые и две гвардейские дивизии. Дальше нужно отвести эти четыре дивизии к Лозовой, подготовив оборону и опираясь при этом на оставшиеся на складах еще с сорок первого года солидные запасы 122- и 152-мм боеприпасов. Если документы не врут, и эти снаряды там и на самом деле имеются, нужно будет подбросить еще и артиллерии. Одновременно передать Третью танковую армию генерал-лейтенанта Рыбалко в состав Юго-Западного фронта — согласно информации из будущего, это произошло только 28 февраля, когда было уже поздно. Но если сделать это в течение ближайших дней, удастся сосредоточить достаточно мощный танковый кулак под единым командованием. В конечном итоге имеется весьма серьезная вероятность отсрочить немецкое контрнаступление минимум на неделю и удержать Харьков, встретив гитлеровцев мощной обороной, особенно, если усилить ее переброшенными из резерва частями.

Реально?

Судя по лежащим перед ним документам — называть их по примеру Шохина «распечатками» Иосифу Виссарионовичу категорически не нравилось, уж больно слово какое-то несерьезное, — вполне. Собственно, документы — документами, но ведь никто не запрещает разработать на основе полученных сведений новые планы? Времени, правда, совсем в обрез, но и упускать подобный шанс никак нельзя, категорически невозможно. Зато в случае успеха и расклад и диспозиция сил на момент летнего наступления может всерьез измениться, ведь именно из-за потери Харькова и возник южный фас Курской дуги, о которой писал старший лейтенант Алексеев в прошлый раз…

Поколебавшись еще мгновение, товарищ Сталин убрал со стола все ненужное, оставив лишь документы, касающиеся Харьковской наступательной операции. Скользнув взглядом по верхнему ящику стола, раздраженно дернул головой: нет, ЭТО может и подождать! У него еще будет время ознакомиться с содержимым этой папки. Но — позже.

Подняв трубку внутреннего телефона, вызвал секретаря:

— Александр Николаевич, вызовите ко мне товарища Шапошникова, немедленно. Что, Берия звонил? Хорошо, пусть тоже приезжает …

* * *

Положив трубку и откинувшись на спинку кресла, Иосиф Виссарионович усмехнулся. Лаврентия понять можно, в конце концов, это его человек обнаружил «гостя из будущего». Вот только первым поговорить с Шохиным он должен был САМ, без свидетелей, и наркомвнуделу придется с этим смириться.