М - 4

— Так точно! Разрешите выполнять? — не дожидаясь кивка старлея, мехвод торопливо ссыпался с невысокого крыльца, от греха подальше припустив бегом.

— Подчиненный твой? — без особого интереса осведомился отец, придержав дверь КПП и пропуская Степана вперед.

— Ага, механ мой, тот самый, что бэтэр под волну подставил. Помнишь, я рассказывал?

— Помню, — кивнул Алексеев-старший, переключая внимание на дежурного:

— Сержант, сообщите подполковнику Ткачеву, что прибыли майор и старший лейтенант Алексеевы, он в курсе и ждет. И турникет разблокируйте, тесно тут у вас…

Дослушав рассказ Степана до конца, и задав несколько уточняющих вопросов, комбат в буквальном смысле взялся руками за голову. Причем, сразу обоими, и сопроводив оное действие легендарной фразой из старого кинофильма, особо любимого мужской половиной народонаселения и ненавидимого женской:

— Ну, вы, блин, мужики, и даете! И что ж мне теперь с тобой делать-то, а, старлей?!

— То есть… вы мне верите, товарищ подполковник? — осторожно переспросил Степан.

— Да в том-то и дело, что скорее верю, чем наоборот! — раздраженно отрезал Ткачев. — Такое даже с самого жуткого перепою не придумаешь! Да и бате твоему я никак не доверять не могу, слишком уж много лет его знаю. Хотя и доказательства б тоже не помешали. Но вот делать-то мне что?! Тебя ведь сейчас нужно на медкомиссию отправить, а там и пулевое ранение вскроется, и контузии. И как мне… нам всю эту байду объяснять и разруливать!? Трехдневными маневрами, во время которых ты сначала пропал без вести практически на глазах туевой хучи свидетелей, а через месяц внезапно взял, и вернулся живым и почти здоровым? Да и рапорт ты написать должен — вот только о чем, собственно? Что героически воевал в сорок третьем на Малой земле? Задачка, твою ж мать! Блин, лучше б ты просто от стресса в загул ушел, все проще б было! Герой-попаданец, понимаешь ли…

— В принципе, есть один вариант… — «задумчиво» протянул майор, незаметно подмигнув старлею. — Задумка, если начистоту, так себе, но объяснить, где твой подчиненный этот месяц провел, худо-бедно может. Помнишь, фильм такой был, «человек за бортом»? Сначала амеры сняли, затем и наши ремейком разродились. Ну, а насчет доказательств? Тоже имеются, только не здесь. Захочешь — предоставлю. Доказательства, кстати, железные, местами — в самом прямом смысле.

— Излагай, — буркнул подполковник, не поднимая упертого в столешницу мрачного, словно беременная нехилым ливнем грозовая туча, взгляда.

Алексеев-старший кратко озвучил предложенный контрразведчиком план, о котором Степан рассказал ему еще вчера. Рассказал, откровенно говоря, исключительно в плане шутки, поскольку сам его всерьез даже не рассматривал. Но отец, как неожиданно выяснилось, воспринял все достаточно серьезно, запомнив до мелочей и даже слегка детализировав.

Предложив сигарету старому товарищу, комбат закурил, размышляя. Затем задумчиво хмыкнул:

— А знаешь, Валер, вполне может выгореть. План, понятно, сырой, но за неимением другого… Тут, собственно, вопрос в другом: у меня в Новороссийске и окрестностях знакомых медиков не имеется, а кто-то ведь должен его пребывание в местной больнице подтвердить, в том числе документально. А у тебя?

Бывший командир разведбата самодовольно хмыкнул:

— В том-то и дело, что имеется, иначе и упоминать про эту мыльную оперу не стал. Я еще вчера, как Степа про свои похождения рассказывал, про Володьку вспомнил, он сейчас, насколько знаю, аж цельный главврач. Причем в больничке, куда твоего — ну, и моего, понятно, — старшего лейтенанта вполне могли доставить в бессознательном состоянии после фиктивного утонутия.

— Что еще за Володька? — нахмурился Ткачев.

— Да ты его не знаешь, мой старый знакомец афганских времен. Заведовал хирургическим отделением в нашем центральном госпитале, шестьсот пятидесятом, что в Кабуле располагался. Если б не он, меня еще в конце второго срока подчистую комиссовали по ранению, да в Союз отправили. Но Вовка молодец, вошел в положение, помог, так что я практически до самого вывода войск за речкой проторчал. Созваниваемся периодически, пару раз даже встречались, на февральскую дату. Ну, ты в курсе, о чем я[3].

— В курсе, — согласился Ткачев, судя по выражению лица, принявший какое-то решение. — Значит так, товарищи офицеры. Товарищ старший лейтенант, вот бумага и ручка, пиши подробный рапорт, как ты едва не утонул, зацепившись за проволоку на спасательном круге… нет, стоп, этот момент опусти, Никифорова нам сюда приплетать не нужно. Короче, разберешься, что именно писать, а что — нет. Допустим, затянуло обратно в люк, а затем отнесло в сторону отбойным течением, начал тонуть, но успел сбросить одежду и снарягу, от нехватки воздуха потерял сознание — ну, и так далее. Про пребывание в больнице — никаких особых подробностей, мол, очнулся спустя почти месяц, вспомнил, кто таков, сразу же позвонил отцу, который тебя оттуда и забрал. Короче, максимально обтекаемо, общими фразами. Заодно черкани заявление на очередной отпуск, он тебе как раз в конце августа положен. А за этот месяц мы с товарищем майором постараемся все нестыковки утрясти. Задание понятно? Все, выполняй, а мы с товарищем майором пока поговорим о том, о сем. Да, кстати — нам нового особиста прислали. Въедливый товарищ, до любой мелочи пытается докопаться. Твое личное дело тоже вдумчиво изучал, поскольку пропавший во время маневров офицер, сам понимаешь, ЧП. Так что будь готов, он с тобой в любом случае побеседовать захочет. Сегодня я его в расположении не видел, возможно, уехал куда-то, так что пиши быстрее.

— Понял, тарщ подполковник, приготовлюсь, — кивнул Степан, усмехнувшись про себя: видать, судьба у него такая, от особистов бегать. Там, на плацдарме, кап-три Кузьмин примерно эти же слова говорил, насчет занятого особиста, со встречей с которым ему стоит повременить. А потом появился Шохин, и все пошло, как пошло…

В этот момент дверь, после короткого стука, распахнулась, и в кабинет шагнул незнакомый офицер:

— Разрешите, товарищ подполковник?

— Входите, товарищ майор, — ответил Ткачев, слегка растерянно взглянув на Алексеева. Точнее, сразу на обоих Алексеевых. — Знакомьтесь, товарищи офицеры, майор Королев, с позапрошлой недели — начальник особого отдела батальона.

Быстро оглядев присутствующих, особист задержал взгляд на Степане, вполне ожидаемо расширив глаза и практически слово в слово повторив сказанное сержантом Никифоровым:

— Старший лейтенант, вы?! Живой?!

— Так точно, я. Живой, — старлей не нашел ничего лучшего, чтобы ответить именно так. Ну, не молчать же, в самом деле? А откуда новый «контрик» его знает? Так понятно: фотографию в личном деле, про которое комбат буквально минуту назад говорил, видел. А уж опознавать человека по фото, причем, неважно, какого качества и срока давности, этих ребят учат туго. Приехали, блин. Не повезло.

Несколько секунд похлопав глазами, контрразведчик пришел в себя, обратившись уже к Ткачеву:

— Товарищ подполковник, разрешите присутствовать при разговоре?

— Разрешаю, — буркнул тот. — Только разговор уже закончился, и товарищ старший лейтенант сейчас станет писать рапорт, с которым вы, разумеется, немедленно ознакомитесь. Предлагаю перейти в соседний кабинет, чтобы не мешать.

— Согласен, — кивнул особист. — Надеюсь, товарищ старший лейтенант справится достаточно быстро. Сами понимаете, мне бы хотелось с ним переговорить наедине, вопросов имеется много, поскольку ситуация весьма неоднозначная. Так что, пойдемте, товарищи офицеры?

— Прошу, — комбат распахнул дверь. — Кстати, знакомьтесь, майор воздушно-десантных войск Алексеев, мой старый товарищ. Полагаю, вы уже догадались, какое отношение он имеет к нашему взводному.

— Догадался, разумеется. Да и сходство имеется. Рад знакомству, товарищ майор! — десантник пожал протянутую ладонь. Рукопожатие оказалось по-мужски крепким, что Валерию Сергеевичу однозначно понравилось.