М - 4

— Передам, — улыбнулся Алексеев, крепко пожимая протянутую руку. — За Серегой присматривай, главное, на улицу без крайней нужды не выпускай. Если влипнет в неприятности, будут проблемы, причем у всех нас. И еще, помоги ему со сбором информации, ты слышал, про какую я говорил. Это и на самом деле важно. Коль уж удалось что-то всерьез изменить, нужно использовать эту возможность по-максимуму. Все, что посчитает нужным, распечатывай, только шрифт помельче делай, он там много чего насохранял, наверняка, половину можно выбросить. Короче, разберешься. Только следи, чтобы он на какой «шедевр» нашего кинематографа не наткнулся, а то посмотрит на ночь глядя про героических зэков, кровавую гэбню и прочие черенки от лопат, и комп твой от избытка чувств об пол расколотит. На крайняк, «Брестскую крепость» ему поставь, в полной режиссерской версии, однозначно впечатлится, в его времени так снимать еще не умели.

— Да уж присмотрю, куда денусь, — понимающе ухмыльнулся старший прапорщик. — С остальным тоже разберусь, не переживай. Все, потопал я, пока за стоянку в неположенном месте не штрафанули…

* * *

— Вот такая история… — закончил Степан растянувшийся почти на час рассказ. — Веришь? Или доказательства нужны? Только с этим у меня голяк, один свежий шрам от немецкой пули на ребрах. А все остальное у Егорыча осталось, на сохранении, так сказать. Ну, и главный свидетель там же, понятно.

— Да какие доказательства, сынок, издеваешься? — невесело усмехнулся Валерий Сергеевич. — Как я могу собственному сыну не поверить? Да и не шутят, Степа, такими вещами! Война — она всегда дело серьезное, как бы ни называлась, и в каких краях ни происходила. Так что верю, конечно. Да и сон тот, про который я тебе рассказал, тоже своего рода подтверждение. Совпало ведь все, так? И бушлат у тебя был, и автомат трофейный. А руины те — это я так, понимаю, пригороды Новороссийска, которые вы у фрицев раньше времени отбили. Ладно, давай еще по чуть-чуть, и про другое поговорим. Хочешь, не хочешь, а к Ткачеву ехать нужно. Комбат — нормальный мужик, адекватный, лет двадцать его знаю. Должен понять и подсказать, как из всей этой непростой ситуёвины выкручиваться…

Разговаривали отец с сыном, разумеется, не в квартире.

Недолгий семейный обед, со всеми положенными обнимашками-поцелуями и прочими ахами-охами по поводу «вернувшегося с курсов» сына уже закончился. Мама, отказавшись от помощи («идите уж, знаю я вас, небось, хочется по-мужски пошушукаться о том, о сем, а тут я уж и сама справлюсь»), занялась мытьем посуды. Младшая сестра, смущенно чмокнув ставшего каким-то слишком уж взрослым брата в колючую щеку, торопливо упорхнула по своим девичьим делам. Ну, а сильная половина семьи, прихватив едва ополовиненную поллитровку и нехитрую закуску, перебазировалась в отцовский гараж, где и продолжила — а, точнее, начала — весьма непростой разговор.

— Да, вот кстати, — покопавшись в кармане, отец протянул Степану его собственные часы. Те самые, купленные на выпуск из училища и, казалось, с концами потерянные, когда тонул вместе с бэтэром. Только ремешок другой. — Сюрприз, так сказать.

— Бать, но как?! Откуда?!

— Макс… ну, в смысле, подполковник Ткачев передал. На память о пропавшем без вести сыне, блин. Водолазы на дне обнаружили, когда твое, гм, тело разыскивали. Видел бы ты его глаза, когда он мне их отдавал, — хмыкнул Алексеев-старший. — Кстати, автомат твой вместе с разгрузкой и полевой сумкой тоже нашли, так что отписываться за утерю личного оружия и боеприпасов не придется, считай, повезло. Я только ремешок заменил, прежний порвался. Как знал, что еще понадобятся.

— Спасибо, батя… — неожиданно шмыгнул носом морпех — не то, от избытка чувств, не то от ощутимо ударившего в голову алкоголя. Здесь, на гражданке, алкоголь отчего-то действовал совершенно не так, как там, на войне, где и от половины кружки чистого спирта так не вставляло, как от нескольких рюмок самой обыкновенной магазинной водки. — Вот уж точно всем сюрпризам сюрприз! Будешь смеяться, но часов у меня не имелось с тех самых пор, как в Абрау-Дюрсо в плен попал. Помнишь, я рассказывал?

— Помню, — закаменел лицом бывший десантник. — Надевай, чего тормозишь? Ротному без часов никак. Давай за павших товарищей накатим, тебе ведь, как я понимаю, теперь тоже есть за кого пить?

— Есть, — кивнул Степан, вспомнив младшего сержанта Мелевича, главстаршину Прохорова — и еще многих, так и оставшихся для него навеки безымянными.

Выпили не чокаясь. Помолчали. Закурив, отец первым нарушил молчание:

— Так вот, насчет твоего комбата. Завтра с утречка в Темрюк рванем, доложишься. Ну, а я, так сказать, поприсутствую на правах старого товарища и вообще заинтересованного лица.

— Про Шохина что говорить? — угрюмо буркнул захмелевший старлей.

— Пока напрямую не спросит — ничего, — пожал плечами Алексеев-старший. — А там — по обстоятельствам.

— И ты туда же… — тяжело вздохнул Алексеев. — Вон, даже Шохин уже в курсе, как я к этой формулировке отношусь. Да и вообще, я уже две недели именно так и действую, исключительно по обстоятельствам. Иногда нормально получается, иногда — так себе. Ладно, а конкретно?

— Да просто расскажешь ему все, как есть. Чего этот твой контрик, собственно говоря, боится? Кому он тут интересен-то? Да и чем? Это за тебя там, в сорок третьем, вцепились бы со всей силой, поскольку носитель уникальной информации. Собственно, судя по твоему рассказу, и вцепились, как раз этот самый капитан и вцепился. А тут? Как по мне, его главная проблема сейчас — отсутствие документов.

— Ну, документы-то у него как раз имеются, причем, очень даже серьезные, — фыркнул Степан. — Просто они немножечко того, просрочены. Лет на семьдесят с гаком. Добро, я понял тебя. Слушай, бать, развезло меня что-то немного, пошли спать?

— Пошли, сынок, — кивнул десантник. — Выспаться нужно, тут ты прав. Да и подниму рано, сразу предупреждаю, поскольку нам почти четыреста кэмэ нужно будет отмахать. Хорошо, что запасной комплект формы дома имеется, не в гражданке ж тебе пред светлы очи товарища подполковника являться…

Темрюк, расположение 382-го ОБМП 810-й отдельной бригады МП ЧФ России

Возвращение в родную часть началось с неожиданной встречи. В дверях КПП Степан буквально лоб в лоб столкнулся с сержантом Никифоровым, его бывшим механиком-водителем, так или иначе виновным в утоплении командирского бронетранспортера. Да и во всех последующих событиях тоже, поскольку именно он и приволок со старого сейнера пробитый немецкой пулей спасательный круг, с которого все и началось.

Узнав ротного, Санька переменился в лице и едва не врезался в дверной косяк:

— Тарщ старший лейтенант, так вы живы?! Это как же, ведь ваше тело водолазы искали, да не нашли?! А я ваш автомат вытянул, но вас не видал, хоть и нырял несколько раз! Так вы чего, не потонули, что ли?!

Быстро переглянувшись с ухмыльнувшимся отцом, ради встречи со старым товарищем, надевшим вылинявшую афганскую «песочку» со всеми положенными регалиями и наградами, старлей пожал плечами:

— Товарищ сержант, я вот тут чего-то недопонял. Вы что, не рады, что ваш непосредственный командир живым остался? И вообще, доложитесь по форме! Вон, товарищ майор уже осуждающе смотрит! А он, между прочим, участник боевых действий и дважды кавалер ордена Красной звезды!

— В…виноват… — стушевался морской пехотинец, испуганно взглянув на нахмурившегося согласно моменту немолодого майора со знаками различия воздушно-десантных войск. — Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Сержант Никифоров отбывает в увольнение в город. Сейчас предъявлю увольнительное…

— Сань, да я шучу! — одернул подчиненного Алексеев. — И не гляди ты так, живой я, живой! Уж точно не зомби какой, если не веришь, можешь потрогать, разрешаю. Только про нашу встречу пока молчи, я еще даже комбату не доложился. Все, свободен, дуй в город. И чтобы нормально там все! Вернусь обратно на роту, все косяки проверю!